Блестящая будущность

— Умеръ онъ? — спросилъ я.

— Кто умеръ, милый мальчикъ?

— Комнейсонъ?

— Онъ надѣется, что я умеръ, если онъ только живъ; будьте въ этомъ увѣрены, — отвѣчалъ онъ съ гнѣвнымъ взглядомъ. — Я больше никогда о немъ не слышалъ.

Гербертъ писалъ карандашомъ на обложкѣ книги. Онъ тихонько подвинулъ книжку ко мнѣ, въ то время, какъ Провисъ закуривалъ трубку и стоялъ, глядя въ огонь. Я прочиталъ:

«Молодого Гавишама звали Артуръ. Компейсонъ — человѣкъ, разыгравшій роль возлюбленнаго миссъ Гавишамъ».

Я закрылъ книгу, слегка кивнулъ Герберту и отложилъ книгу въ сторону; но никто изъ насъ не сказалъ ни слова, и мы оба глядѣли на Провиса, который стоялъ и курилъ у огня.

ГЛАВА IX

Я промолчалъ и рѣшилъ, что никогда ни слова не скажу Провису про Эстеллу. Но я сказалъ Герберту, что прежде, чѣмъ уѣхать за границу, я долженъ повидаться и съ Эстеллой, и съ миссъ Гавишамъ. Я сказалъ ему это вечеромъ того дня, когда Провисъ разсказалъ намъ свою исторію. Я рѣшилъ отправиться на другой день въ Гичмондъ — и такъ и сдѣлалъ.

Когда я явился въ домъ м-съ Брандли, горничная Эстеллы пришла сказать мнѣ, что Эстелла уѣхала въ провинцію.

— Куда?

— Къ миссъ Гавишамъ, по обыкновенію.

— Не совсѣмъ по обыкновенію, — замѣтилъ я, — потому что до сихъ поръ она никогда не ѣздила туда безъ меня. А когда же она вернется?

Отвѣтъ былъ такой сдержанный, что только усилилъ мое смущеніе, такъ какъ горничная объявила, что барышня вернется сюда не на долго.

Я рѣшилъ ѣхать вслѣдъ за нею, но, подъѣзжая къ «Синему Вепрю», кого я увидѣлъ: Бентли Друмля!

Такъ какъ онъ сдѣлалъ видъ, что не узнаетъ меня, я тоже притворился, что не вижу его. Это было тѣмъ нелѣпѣе съ нашей стороны, что оба мы были въ кофейнѣ: онъ только что окончилъ завтракъ, а я заказалъ себѣ кушанье. Мнѣ было горько видѣть его здѣсь, потому что я зналъ, зачѣмъ онъ сюда пріѣхалъ.

Притворяясь, что читаю старую газету, въ которой ничего не было интереснаго, кромѣ пятенъ отъ кофе, пикулей, рыбныхъ подливокъ, масла и вина, которыми она вся была усѣяна, точно сыпью, я сидѣлъ за столомъ, между тѣмъ какъ онъ стоялъ у огня. Мало-по-малу меня стало сердить то, что онъ стоитъ у огня, и я рѣшилъ выжить его оттуда. Я всталъ и изъ-подъ самыхъ его ногъ вытащилъ кочергу, чтобы помѣшать огонь.

— Вы истопникъ, что ли? — спросилъ м-ръ Друмль.

— О! — отвѣчалъ я, съ кочергой въ рукахъ, — это вы? Какъ поживаете? То-то я дивился, кто это заслоняетъ огонь.

Съ этими словами я началъ изо всѣхъ силъ мѣшать огонь, а затѣмъ сталъ рядомъ плечо къ плечу съ м-ромъ Друмлемъ, спиной къ огню.

— Вы только что пріѣхали? — спросилъ м-ръ Друмль, отпихивая меня плечомъ.

— Да, — отвѣчалъ я, въ свою очередь отпихивая его своимъ плечомъ.

— Поганое мѣсто, — сказалъ Друмль, — ваша родина, кажется?

— Да, — согласился я. — И, говорятъ, очень похожа на вашу родину.

— Ничуть не похожа, — объявилъ Друмль.

Тутъ м-ръ Друмль поглядѣлъ на свои саноги, а я поглядѣлъ на свои, а затѣмъ м-ръ Друмль поглядѣлъ на мои саноги, а я на его сапоги.

— Вы давно уже здѣсь? — спросилъ я, рѣшивъ не уступать ни вершка у огня.

— Достаточно, чтобы это мѣсто успѣло мнѣ опротивѣть, — отвѣчалъ Друмль, притворяясь, что зѣваетъ, но не уступая мнѣ ни вершка мѣста у огня.

— И вы долго пробудете?

— Не знаю. А вы?

— Не знаю.

М-ръ Друмль засвисталъ, и я тоже.

— Тутъ очень большія болота, кажется? — спросилъ м-ръ Друмль.

— Да. Что жъ изъ этого? — сказалъ я.

М-ръ Друмль поглядѣлъ на меня, потомъ на мои сапоги, сказалъ:

— О! — и засмѣялся.

— Вамъ весело, м-ръ Друмль?

— Нѣтъ, неособенно. Я хочу проѣхаться верхомъ. Намѣренъ изслѣдовать эти болота, ради забавы. Тутъ есть деревеньки, говорятъ мнѣ. Курьезные трактирщики… и кузнецы… Эй, слуга!

— Я здѣсь сэръ.

— Лошадь моя осѣдлана?

— Только что подвели къ крыльцу, сэръ.

— Ну, такъ слушайте. Дама сегодня не поѣдетъ кататься; погода не хороша.

— Очень хорошо, сэръ.

— А я не буду обѣдать, потому что обѣдаю въ гостяхъ.

— Очень хорошо, сэръ.

Тутъ Друмль поглядѣлъ на меня съ дерзкимъ торжествомъ на лицѣ, съ выдающеюся нижней челюстью. Одно было для насъ ясно, что, если постороннее обстоятельство насъ не выручитъ, ни одинъ не уступитъ другому мѣста у огня. Мы стояли плечомъ къ плечу, нога къ ногѣ, заложивъ руки за спину, и но двигались. Въ скважину дверей я видѣлъ осѣдланную лошадь, завтракъ мой стоялъ на столѣ, завтракъ Друмля былъ убранъ со стола; слуга приглашалъ меня сѣсть за столъ, я кивнулъ головой, и оба мы не трогались съ мѣста.

— Вы были въ Рощѣ съ тѣхъ поръ? — спросилъ Друмль.

— Нѣтъ, — отвѣчалъ я, — съ меня довольно и того послѣдняго раза, когда я тамъ былъ.

— Это тотъ разъ, когда мы поспорили?

— Да, — отвѣчалъ я коротко.

— Полноте, полноте, вы легко тогда отдѣлались, — подсмѣивался Друмль. — Вамъ бы не слѣдовало горячиться.

— М-ръ Друмль, — сказалъ я, — вы не понимаете дѣла. Когда я горячусь (хотя я не согласенъ, что въ тотъ разъ я погорячился), я не швыряюсь стаканами.

— А я швыряюсь, — отвѣчалъ Друмль.

Взглянувъ на него разъ, другой съ усиленной свирѣпостью, я сказалъ:

— М-ръ Друмль, я не искалъ этого разговора и не нахожу его пріятнымъ.

— Убѣжденъ въ этомъ, — отвѣчалъ онъ, оглядываясь черезъ плечо, — но мнѣ это рѣшительно все равно.

— А потому, — продолжалъ я, — съ вашего позволенія, я предложу, чтобы на будущее время мы избѣгали встрѣчи.

— И я того же мнѣнія, — сказалъ Друмль, — я самъ рѣшилъ не видѣть васъ больше. Но не теряйте хладнокровія. Вѣдь вы и безъ того уже много потеряли.

— Что вы хотите сказать, сэръ?

— Человѣкъ! — закричалъ Друмль, вмѣсто отвѣта.

Слуга появился.

— Послушайте. Вы вполнѣ поняли, что молодая дама сегодня не поѣдетъ кататься верхомъ, и что я обѣдаю у молодой дамы.

— Понялъ, сэръ.

Когда слуга ощупалъ ладонью мой быстро охлаждавшійся чайникъ и съ мольбой взглянулъ на меня и ушелъ, Друмль, не отодвигая своего плеча отъ моего, вынулъ изъ кармана сигару, откусилъ ея кончикъ, но не двинулся съ мѣста. Какъ долго простояли бы мы такъ, неизвѣстно, если бы не вторженіе троихъ фермеровъ, — подстроенное вѣроятно нарочно слугой, — которые пришли въ кофейню, разстегивая пальто и потирая руки, и передъ которыми, такъ какъ они бросились къ огню, намъ пришлось отступить…

ГЛАВА X

Въ комнатѣ, гдѣ стоялъ туалетъ, и горѣли на стѣнѣ восковыя свѣчи, я нашелъ миссъ Гавишамъ и Эстеллу. Миссъ Гавишамъ сидѣла на табуретѣ у окна, а Эстелла на подушкѣ у ея ногъ. Эстелла вязала, а миссъ Гавишамъ глядѣла на нее. Обѣ взглянули на меня, когда я вошелъ, и обѣ замѣтили во мнѣ перемѣну. Я понялъ это по взгляду, которымъ онѣ обмѣнялись.

— Какимъ вѣтромъ васъ занесло сюда, Пипъ? — спросила миссъ Гавишамъ.

Хотя она твердо глядѣла на меня, но я видѣлъ, что она немного оробѣла. Эстелла перестала на минуту вязать и взглянула на меня, а потомъ снова принялась за работу, и мнѣ показалось по движенію ея пальцевъ, что она знаетъ, что я теперь открылъ имя моего благодѣтеля.

— Миссъ Гавишамъ, я ѣздилъ вчера въ Ричмондъ, — началъ я, — чтобы поговорить съ Эсгеллой, но найдя, что какой-то вѣтеръ занесъ ее сюда, послѣдовалъ за нею.

Миссъ Гавишамъ въ третій или четвертый разъ пригласила меня сѣсть, и я сѣлъ на кресло, въ которомъ она часто сиживала. Это кресло казалось мнѣ сегодня самымъ подходящимъ мѣстомъ.

— То, что я хотѣлъ сказать Эстеллѣ, миссъ Гавишамъ, я скажу при васъ… сію минуту. Васъ это не удивитъ и не огорчитъ. У меня большое горе, а вы вѣдь желали видѣть меня несчастнымъ.

Миссъ Гавишамъ продолжала пристально глядѣть на меня. Я могъ видѣть по движенію пальцевъ Эстеллы, что она слышала то, что я говорю, хотя не поднимала глазъ.

— Я открылъ, кто мой благодѣтель. Это открытіе несчастливое и не можетъ принести мнѣ ни чести, ни славы, ни денегъ, — ровно ничего. Есть причины, по которымъ я не могу сказать ничего больше. Это не моя тайна, а чужая.