Сказители

– Бьют японцев!

– Разбили?

– Нет. Как раз сейчас бьют их!

– Правильно говоришь. Если еще не разбили, зачем же тогда их бить?

– Если не бить, то страна погибнет.

– Совершенно верно. Раз ты это понимаешь, очень хорошо. Гляди, наша страна такая бедная, такая слабая, а уже три года воюет. Наш народ, чтобы выжить, ведет героическую борьбу. Государство – это тот же человек. Потому что государство состоит из отдельных людей. Все, что пережил человек, в том числе и в своей борьбе за существование, пережила и вся страна. Чем больше ты стремишься сделать страну сильной и процветающей, тем больше встречаешь трудностей на пути. Ты должен твердо решить преодолеть все эти трудности, иначе не добьешься успеха. Вы, женщины, – жертвы старой социальной системы. Вредное влияние этой системы еще велико и имеет множество всяких проявлений. Возьмем, к примеру, меня. Я драматург, у меня свои проблемы. Ты женщина, у тебя свои проблемы. В такой древней стране, как наша, женщину всегда обижали и презирали. Если ты хочешь чего-то достичь, за это нужно бороться. Мне кажется, что современная женщина со своими маленьким! бинтованными ножками как бы соревнуется с кем-то в беге. Конечно, твои ноги вовсе не маленькие и идеологически ты не так уж ограниченна. Твоя задача – быть прилежной и усердной. Твою сестру побили. А почему? Потому что она никогда не пыталась чего-нибудь достичь. Она только и знала, что всем подчинялась и всех слушалась. Ей не понять, что женщины должны сами подняться на борьбу, лишь тогда можно будет уничтожить старые феодальные порядки, порабощающие женщин. Если бы мы не вели войну сопротивления, наша страна давно бы уже не существовала. Так же и старые, отжившие порядки. Не будешь с ними бороться, они тебя раздавят.

Сюлянь долго думала и наконец сказала:

– Мне все же кажется, что учиться дальше нет никакого смысла. Кто знает, может, мне придется выйти замуж и меня тоже будет бить какой-нибудь вонючка.

Мэн Лян засмеялся, его охватывало нетерпение.

– Такого быть не может, с тобой – нет. – Он взял карандаш и быстро написал что-то на листке бумаги. – Сюлянь, я предлагаю тебе начать новую жизнь. Давай-ка иди в школу и хорошенько занимайся, как и другие девочки. Ты ведь выступаешь только по вечерам, а днем тебе делать нечего. Иди в' школу. Только так

ты

сможешь встать на ноги, будешь хорошо учиться, станешь школьницей, и тебе не нужно будет исполнять сказы. Если же не получится с учением, продолжишь Исполнение сказов, все же будешь знать немного больше, чем другие. Ну как? Днем в школу, а вечером выступления. Понимаешь, я хочу, чтобы ты могла сама встать на ноги, чтобы в нужный момент ты могла сама зарабатывать себе на жизнь. Подумай-ка, если бы Дафэн знала какое-нибудь ремесло, ее положение было бы намного лучше. Она могла бы уйти от этого типа и сама зарабатывать на хлеб. Если бы так, то ей вообще не нужно было бы выходить за него замуж.

– Это значит, что если я буду учиться, то не стану такой, как Циньчжу?

– Конечно.

– А отец и мать позволят мне пойти в школу?

– Я с ними поговорю, попросим помочь и твоего дядю.

– А как же сестра?

– Это другой вопрос. Так или иначе нужно искать выход. Если постараться, наверняка можно что-нибудь придумать. Однако нельзя решать сгоряча. Сейчас мы с тобой уже кое-чего добились. Мы приняли твердое решение, что тебе нельзя быть такой, как Дафэн, тем более подражать Циньчжу. Ты должна стать женщиной нового Китая, стать женщиной новой эпохи. Ты должна быть независимой и самостоятельной. Понимаешь, как это здорово!

Сюлянь вся ушла в занятия. Каждый день к тому времени, когда солнце заходило за гору, она выучивала несколько десятков иероглифов. Ей казалось, что они похожи на скачущих красных коней, которые могут привезти ее в новое общество. Там нет ни потаскушек, ни опиума и не разрешается дочерей просто так выдавать замуж, чтобы потом над ними издевались. В том новом обществе всюду такие же образованные люди, как учитель Мэн. Ей казалось, что и она стала частицей нового Китая, перестала быть мелким, незначительным человеком, освободилась от старой смердящей жизни и вступила в новую лучезарную эпоху.

Наступила осень. Семья Фан собрала вещи и готовилась возвращаться в Чунцин. Они долго возились с узлами и не успели вовремя уехать. Однажды после полудня без всякой воздушной тревоги появились вражеские самолеты и сбросили на городок целую серию бомб. Никто так и не понял, что бомбил противник. Обычно сюда, в район теплых источников, приезжали туристы. Здесь же располагались дачи богатых людей. Ходили слухи, что несколько богатеев накопили в этих местах огромное количество нефти, намереваясь продать ее на черном рынке. Японские лазутчики, возможно, приняли эти баки с нефтью за военные склады и донесли об этом.

Грохот взрывов, снова гибель многих людей, а нефтехранилища так и остались невредимыми.

Семья Фан жила на берегу небольшой речушки. Когда началась воздушная тревога, никто из них не успел укрыться в бомбоубежище. Все побежали в поле и залегли за большим камнем на берегу.

Все лежали вместе, кроме Тюфяка. Ему надоели тучи комаров, которые вились около камня, и он неторопливо побрел вдоль реки. Услыхав в небе гул, он безразлично задрал голову, подумав про себя, что это, наверно, летят на Чунцин и здесь сбрасывать бомбы не будут. Зрелище было красивым. В чистом синем небе летело несколько серебряных самолетов. Стали стрелять зенитки, в воздухе появились маленькие белоснежные облачка. Однако ни один снаряд не попал в цель. Лопухи! Тут тоже надобно, чтобы кто-нибудь вмешался!

Самолеты знай летели себе вперед. Тюфяк сел под свое любимое дерево.

– Летят дальше, – бормотал он себе под нос, – бабахнут разок, сколько же разрушится домов, сколько погибнет людей! Это тебе не игрушки! Когда же мы сможем рассчитаться с ними за все?

Самолеты развернулись обратно. Тюфяка это удивило. Может, они летят бомбить Наньвэньцюань? Все же лучше спрятаться. Он встал, глядя на выстроившиеся углом серебряные самолеты, которые с гулом летели в его сторону. Это было красивое и жутковатое зрелище. Зенитки в них не попадали. Надо быстро бежать, а то еще ненароком сбросят бомбу. Бежать к камню, не стоять под деревом, вдруг бабахнет.

Тюфяк побежал. Он слышал свист бомбы. Взрыв – земля словно перевернулась. Еще одна бомба со свистом полетела вниз. Его барабанные перепонки готовы были лопнуть. Он бежал без оглядки. Огромный булыжник, поднятый взрывом, просвистев в воздухе, попал ему в голову...

Баоцин нашел его недалеко от большого дерева, под которым он так любил отдыхать. Он лежал ничком, распластавшись на земле. Баоцин стал расталкивать его.

– Брат, брат, очнись!

Тюфяк не отвечал.

Он перевернул Тюфяка на спину. Крови не было, не было и раны – заснул. Он наверняка заснул, а то, может, напился пьяным. Баоцин приподнял его, прислонил к себе. Голова Тюфяка повисла, как куль.

Баоцин не верил, что брат умер. Он приблизил лицо к ею рту. Тюфяк уже не дышал. Губы стали холодными и застывшими, руки ледяными. Он был мертв.

Подбежала Сюлянь и зарыдала. Баоцин осторожно положил брата на траву и стал отгонять веером мух, ползавших по безжизненному лицу.

– Брат, брат, почему именно ты...

Сюлянь побежала сказать матери. Та тоже заголосила. Пришли соседи, плакали, выражали соболезнования. Они окружили Баоцина, а он стоял как истукан возле тела брата, молчал и не мог двинуться с места. Его глаза горели гневом и скорбью, они были сухи, без единой слезинки.

Почему именно Тюфяк, его старший брат? Многие годы он находился иа иждивении Баоцина, но каждый раз и трудную минуту всегда его выручал. Он был талантлив, добр, разве что немного брюзглив; мог аккомпанировать, петь, владел техникой исполнения. Бедный Тюфяк! Он более- всего боялся умереть на чужбине, и вот теперь именно он убит в горах, вдали от родных мест...