Семья Тибо, том 2

Антуан не мог удержаться от улыбки. Он давно уже знал это выражение патрона: "Чисто умозрительная выкладка" в его устах означало: "идиотство".

– Все, что я здесь высказал, – уверенным тоном продолжал Рюмель, подтверждается всеми экспертами. Даже немецкие экономисты признают, что сырьевая проблема в военное время для их страны неразрешима.

Руа с живостью вмешался в разговор:

– Поэтому германский генеральный штаб и полагает, что единственный шанс Германии – это молниеносная и полная победа: если победа запоздает хоть на несколько недель, Германия – это всем известно – вынуждена будет капитулировать.

– Если бы еще она была уверена в своих союзниках! – прокартавил, лукаво усмехаясь в бороду, доктор Теривье. – Но Италия!..

– По-видимому, Италия действительно приняла твердое решение сохранять нейтралитет, – подтвердил Рюмель.

– А что касается австрийской армии… – добавил Руа с презрительной гримасой, сделав иронический жест рукой, словно перебрасывая что-то через плечо.

– Нет, нет, господа, – продолжал Рюмель, довольный, что нашел поддержку. – Повторяю вам: не следует преувеличивать опасность… Послушайте: не раскрывая государственной тайны, я могу вам сообщить следующее. Как раз в настоящий момент в Петербурге происходит свидание министра иностранных дел его высокопревосходительства господина Сазонова с австрийским послом, и от этого свидания ожидают многого. Так вот, разве один тот факт, что на такой разговор без всяких посредников согласились обе стороны, не указывает на обоюдное желание избежать каких бы то ни было военных демонстраций?.. С другой стороны, нам известно, что предстоят новые попытки посредничества… Со стороны Соединенных Штатов… Со стороны папы…

– Папы? – переспросил Филип с самым серьезным видом.

– Ну да, папы, – подтвердил юный Руа; сидя верхом на стуле и скрестив руки под подбородком, он Старался не упустить ни единого слова из того, что говорил Рюмель.

Филип не решался улыбнуться, но его зоркие глазки так и светились насмешкой.

– Вмешательство папы? – повторил он. И затем с кротким видом добавил: Боюсь, что это тоже умозрительная выкладка.

– Вы ошибаетесь, господин профессор. Вопрос этот стоит в порядке дня. Категорического вето святого отца было бы достаточно, чтобы решительным образом остановить старого императора Франца-Иосифа и вернуть австрийские войска в пределы Австрии. Все министерства иностранных дел это отлично знают. И в настоящее время в Ватикане происходит отчаяннейшая борьба различных влияний. Кто одолеет? Добьются ли немногие сторонники войны, чтобы папа воздержался от каких бы то ни было увещеваний? Сумеют ли многочисленные друзья мира побудить его к вмешательству?

Штудлер саркастически хихикнул:

– Жаль, что у нас нет посла в Ватикане! Он бы посоветовал его святейшеству раскрыть Евангелие…

На этот раз Филип улыбнулся.

– Господин профессор скептически относится к папскому влиянию, констатировал Рюмель с оттенком неудовольствия и иронии.

– Патрон всегда скептик, – пошутил Антуан, бросив своему учителю взгляд сообщника, полный уважения и симпатии.

Филип обернулся к нему и лукаво сощурил глаза.

– Друг мой, – сказал он, – признаюсь и это, наверное, тяжелый симптом старческого слабоумия, – что мне становится все труднее и труднее составить себе какое-то определенное мнение… Кажется, еще никто никогда не доказывал мне чего-либо так, чтобы кто-нибудь другой не мог доказать совершенно обратного с тою же силой и очевидностью. Вероятно, это вы и называете моим скептицизмом? Впрочем, в данном случае вы совершенно ошибаетесь. Я склоняюсь перед компетентностью господина Рюмеля и так же, как любой другой, чувствую всю силу его аргументации…

– Однако… – со смехом начал Антуан.

Филип улыбнулся.

– Однако, – подхватил он, с силою потирая руки, – в моем возрасте трудно рассчитывать на торжество разума… Если мир не зависит больше от здравого смысла людей, значит, он очень болен!.. Впрочем, – тотчас же добавил он, – это вовсе не основание для того, чтобы сидеть сложа руки. Я целиком одобряю усилия дипломатов, которые из кожи вон лезут. Всегда нужно из кожи вон лезть, как будто действительно можно что-то сделать. Таков наш принцип в медицине, не правда ли, Тибо?

Манюэль Руа с досадой разглаживал пальцами свои усики. Ничто так не раздражало его, как обветшалые парадоксы старого учителя.

Рюмель, которому тоже не нравился этот академический скептицизм, упорно глядел в сторону Антуана; и как только их взгляды встретились, сделал ему знак, напоминая об истинной цели своего визита: о впрыскивании.

Но в этот момент Манюэль Руа, обратившись к Рюмелю, заявил без всяких обиняков:

– Плохо то, что, если дело обернется худо, Франция окажется неподготовленной. Ах, если бы мы располагали сейчас могучей военной силой… подавляющей…

– Неподготовленной? А кто вам это сказал? – возразил дипломат, выпрямляясь с решительным видом.

– Ну, мне кажется, что разоблачения Юмбера [3] в сенате недели три тому назад довольно четко обрисовали положение.

– Ах, оставьте! – воскликнул Рюмель, чуть-чуть пожав плечами. – Факты, которые "разоблачил", как вы выразились, сенатор Юмбер, ни для кого не были тайной и вовсе не имеют того значения, которое пыталась им придать известного рода пресса… Наивно было бы думать, что французский пиупиу [4] обречен идти на войну босоногим, как солдат Второго года Республики… [5]

– Но я имею в виду не только сапоги… Тяжелая артиллерия, например…

– А знаете ли вы, что многие специалисты, притом из наиболее авторитетных, совершенно отрицают полезность этих дальнобойных орудий, которыми увлекаются в германской армии? Так же обстоит и с пулеметами, которыми у них отягощена пехота…

– А как они устроены, пулеметы? – прервал Антуан.

Рюмель рассмеялся.

– Это нечто среднее между ружьем и адской машиной, которую устроил Фиески [6], помните, тот самый, что совершил неудачное покушение на Луи-Филиппа… В теории, когда речь идет об учениях на полигоне, – это ужасные орудия. Но на практике! Говорят, они портятся от малейшей песчинки…

Затем он продолжал более серьезным тоном, обернувшись к Руа:

– По мнению специалистов, самое важное – это полевая артиллерия. Так вот, наша значительно превосходит немецкую. У нас больше семидесятипятимиллиметровых орудий, чем у немцев семидесятисемимиллиметровых, и к тому же их семьдесят семь миллиметров не выдерживают сравнения с нашими семьюдесятью пятью… Не тревожьтесь, молодой человек… Факт тот, что за последние три года Франция сделала значительные успехи. Все проблемы концентрации войск, использования железных дорог, снабжения армии сейчас разрешены. Если бы пришлось воевать, поверьте, Франция была бы в отличном положении. И нашим союзникам это хорошо известно!

– Вот это и опасно! – пробормотал Штудлер.

Рюмель надменно поднял брови, словно мысль Халифа представлялась ему совершенно непонятной. Но Жак поддержал Штудлера:

– Это правда. Для нас, может быть, было бы лучше, если бы Россия в данный момент не могла слишком уж рассчитывать на французскую армию!

Верный принятому решению, он до сего времени слушал молча, но буквально грыз удила. Вопрос, с его точки зрения, самый важный – сопротивление масс, не был даже затронут. Он мысленно проверил себя, убедился, что достаточно владеет собой для того чтобы, в свою очередь, взять тот небрежный и чисто отвлеченный тон, который здесь, видимо, был принят, и затем обратился к дипломату.

– Вы перечислили сейчас все основания для того, чтобы верить в мирный исход конфликта, – начал он размеренным голосом. – Не кажется ли вам, что среди главных шансов на мир надо учитывать сопротивление пацифистски настроенных партий? – Взгляд его скользнул по лицу Антуана, заметил на нем легкое выражение беспокойства и снова остановился на Рюмеле. – Все-таки сейчас в Европе имеется десять или двенадцать миллионов убежденных интернационалистов, твердо решивших в случае усиления военной угрозы воспрепятствовать своим правительствам ввязаться в войну…