Собрание сочинений в 14 томах. Том I

«Снарк», гордо неся красный вымпел, бороздил южные моря и особенно надолго задерживался в тихоокеанских архипелагах, которые так полюбились Лондону. Из книги «Путешествие на «Снарке» (1911) видно, что оно было предпринято отнюдь не для увеселения и что его хозяин делил свое время между писательским трудом и трудом моряка, с которым он был знаком с отрочества.

Годы, проведенные на «Снарке», были временем расцвета творческого дарования Лондона. Он отправился в путешествие полный сил, полный презрения и ненависти к американскому буржуазному обществу, в несправедливости которого он был убежден. Заряд живых впечатлений от американской жизни, от русско-японской войны, от русской революции, от митингов в американских университетах, где он говорил о близости и неизбежности революции в США, действовал долго: на «Снарке» была закончена «Железная пята», на «Снарке» был написан «Мартин Иден» и многие великолепные рассказы о жизни на островах Тихого океана. Здесь, под южным небом, над бездонными океанскими глубинами, в бухтах прекрасных островов, среди которых встречались и такие, где еще не бывал белый человек, обдумал и обобщил Лондон самое важное и ценное из того, что было им собрано и прочувствовано за прежние годы. Но и судьба Мартина Идена обрисовалась для Лондона во всей своей непоправимости именно на «Снарке», на котором Лондон уплыл далеко не только от клеветников и газетных дельцов, поносивших его имя, но и от острых социальных противоречий американского общества. Прервалась и уже не возобновилась в прежних масштабах деятельность Лондона-лектора, рвались его живые связи с демократической аудиторией, которая так высоко оценила его; да и взгляд Лондона на политическую современность менялся.

Русская революция потерпела временное поражение. Американское рабочее движение переживало период застоя, Социалистическая партия не выходила на то лидирующее место в общественной жизни США, о котором мечтал для нее Лондон — член этой партии. Кстати, не дремали и те американские круги, которые хотели вернуть Лондона под свое влияние, оторвать его от социалистического движения. Утихла травля Лондона; к 1910 году определилось мировое признание писателя. Его уже было просто невыгодно травить: на нем можно было заработать, приручив его, доведя его до примирения с миром американских мещан, так беспощадно осужденных и высмеянных им в «Мартине Идене».

Вернувшись из плавания на «Снарке» (1909), Лондон увидел себя знаменитым писателем, которому льстили, с которым заигрывали. Незаметно и ловко пытался-прибрать его к рукам газетный король Уильям Рэндолф Херст.

«Устричный пират», мальчик с джутовой фабрики вырос и стал известным писателем, самым модным американским прозаиком в Европе... Было от чего закружиться кудрявой го-лове Джека из Окленда!

Жизнь Лондона изменилась. Теперь он решил обосноваться на родной калифорнийской земле, выстроить ранчо — надежный приют для писателя, где он мог бы работать вдали от напряженной жизни большого города, и вместе с тем дом для всякого, кто захотел бы найти кров и помощь. Как часто во время своих голодных блужданий по Америке мечтал юный Лондон о таком открытом, радушном доме! Теперь он хотел быть его хозяином.

Впрочем, из этой благородной затеи получилось примерно то, что описано в «Маленькой хозяйке большого дома». В поселке, который вырос вокруг строившегося по планам Лондона главного здания усадьбы, вечно толпился всякий заезжий люд. Одних манила возможность повидать знаменитого писателя, других — перспектива пожить на даровщинку среди холмов и рощ Калифорнии в такой импозантной близости модного автора, третьих — пламенное гостеприимство Лондона.

Лондон продолжал писать много, но в его произведениях все чаще прорывались фальшивые ноты, появлялись мелкие и недостойные его темы. Это видно по романам «Лунная долина» (1913) и «Маленькая хозяйка большого дома» (1915).

Порою действительность, далекая от забав и развлечений, которым предавались посетители ранчо, напоминала о себе — и довольно резко. Лондона в семье в шутку звали «Волком»: он умел искусно подражать волчьему вою и делал это иногда для того, чтобы показать, что он сердится. Лондону нравилось это шутливое прозвище. Главный дом своей усадьбы он хотел назвать «Домом Волка» — своим логовом, где ему будет сладко провести жизнь, ставшую, наконец, оседлой. «Дом Волка» был задуман как дворец, на него шли дорогие сорта дерева, выписывались редкие строительные материалы, глыбы цветного гранита... И вот, когда «Дом Волка» был почти закончен и Лондон собирался отпраздновать свой въезд в него, кто-то ночью поджег здание, которое было как бы воплощенной мечтой писателя. Расследования ни к чему не привели; видимо, и сам писатель не очень настаивал на них. Он был прямо потрясен случившимся: кто и за что мог так отомстить ему? А может быть, он давно перестал быть своим человеком для тех, кто строил его дом и трудился для него? Так он и остался жить около сгоревшего «Дома Волка» в скромном небольшом домике.

Последние годы Лондона, внешне благополучные, приносившие ему все большую славу и деньги, были омрачены многими печальными событиями. Иначе и не назовешь, например, тот факт, что Джек Лондон, так резко высказывавшийся против империалистических войн и заявлявший в печати о своей солидарности с мексиканскими революционерами, в 1914 году принял предложение Херстовского газетного концерна о поездке в качестве военного корреспондента в Мексику, где американские империалисты, стремясь задушить революцию, ввязались в открытую интервенцию. Конечно, они прикрывали это очередное вмешательство в дела Мексики благородными разговорами о защите демократии. И Лондон — автор «Мексиканца»! — унизился до того, что описывал не без сочувствия пребывание американских интервентов в Мексике! Социалист Джек Лондон оправдывал преступления американского империализма в Мексике! Вполне понятно, что социалистическая пресса в США откликнулась на этот поступок Лондона оправданно резким осуждением позиции писателя. Статьи о Мексике — подлинное падение Лондона. А ведь в те же годы другой американец, Джон Рид, писал свои великолепные очерки о борьбе мексиканского народа против диктатуры помещиков и монополий!

В 1916 году связи Лондона с Социалистической партией, слабевшие с каждым годом, окончательно порвались. Лондон выступил с письмом, в котором объявил о своем выходе из партии и объяснил его причины. Причины эти были серьезными: Лондон с полным правом упрекал лидеров партии в оппортунизме, в сдаче пролетарских позиций партии. «Дорогие товарищи, — писал Лондон, — я ухожу из социалистической партии потому, что в ней отсутствует огонь и борьба. Потому что ее напряжение в классовой борьбе ослабло...

...Так как за последние годы все социалистическое движение в Соединенных Штатах стало миролюбивым и компромиссным, мое сознание отказывается санкционировать дальнейшее мое пребывание в партии. Отсюда мой выход». Конечно, это честные и верные слова. Но и сам Лондон, считавший себя писателем американского рабочего класса, к тому времени пошел на компромисс с теми, против кого боролись американские рабочие, с теми, кто теперь эксплуатировал их еще безжалостнее, чем это было в те годы, когда мальчик Джек Лондон простаивал по пятнадцати часов у станка, вышибая свои жалкие центы! В письме Лондона много правды, но еще больше отчуждения, которое росло и усиливалось в это время в писателе, хотя и доставляло ему самому немало страданий. Вероятно, в тяжком кризисе партии, к которой он причислял себя в течение многих лет, Лондон видел и свое собственное поражение, но боялся признаться себе в этом.

Лондона мучила тяжелая и трудноизлечимая болезнь, которую он привез из своих странствий по тропикам; мучили его и приступы алкоголизма, о власти которого он написал страшную книгу «Джон Ячменное зерно» (1913), во многом отображающую последние тяжкие годы жизни писателя. Усиливалась болезнь печени, доставлявшая ему постоянные физические мученая. Правда, даже на поздних портретах Джека Лондона мы видим все ту же немного застенчивую улыбку, все тот же открытый веселый взгляд, что и на его ранних фотографиях. Но нельзя не верить впечатлениям, которые сохранил о стареющем Джеке Лондоне такой наблюдательный писатель, как Синклер Льюис. В те годы он был совсем молод и познакомился с Лондоном, служа секретарем писательниц Макгоуэн, живших в поселке Кармел, где их навещал Лондон.