Знак обнаженного меча

— Рад, что тебе понравилось, — ответил Рой по обыкновению спокойно. — Надеюсь, не в последний раз… Сдается мне, — переменил он тон, — сдается мне, ты ведь служил — в войну, я имею в виду?

Рейнард согласно кивнул.

— В армии?

— В армии, а то как же. Я был в Н-ском полку. Понимаешь, я… я был солдатом. Не в офицерском составе.

Рой кивнул.

— Да, понимаю, — негромко проговорил он. — Я хочу сказать, — он располагающе улыбнулся, — ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. От офицерства, вообще-то, одна морока.

Снова озадачившись реакцией Роя и осмелев от выпитого пива, Рейнард решился отважиться и спросить кое-что напрямую.

— Хотелось бы мне знать, — сказал он, — что ты тогда имел в виду — перед тем как мы вышли из дома?

— Да? А что я сказал? — Рой улыбался так простодушно, что выглядел чуть ли не дурачком. — Надеюсь, ничего обидного?

— Нет, ты что-то такое сказал — о командире — о том, что ты и я…

— Да? Ну, по крайней мере, никакого криминала. Но что именно я сказал? Хоть убей, не припомню.

— Что-то о командире, который говорил, что ты и я… — Рейнард в замешательстве умолк: странное замечание Роя не давало ему покоя весь вечер — уже не раз он пытался собраться с мужеством, чтобы спросить, что тот имел в виду, а теперь, в нужный момент, память начисто ему отказала. Бесполезно было ломать голову: загадочные слова Роя от него ускользали. Может быть, в конечном итоге, тот и вовсе их не произносил; возможно, он сказал что-нибудь вполне обычное, а Рейнард его совсем не так понял…

Сознавая, что Рой может счесть его поведение глупым, он помотал головой и вдруг рассмеялся.

— Черт побери, и я не помню, — сказал он.

Рой фыркнул.

— Ну тогда не особо важно и было. — По-прежнему улыбаясь, он, однако, смотрел на Рейнарда необычайно внимательно. Чуть погодя он перевел взгляд, и, глянув в ту же сторону, Рейнард увидел, что Рой разглядывает мужчину, только что подошедшего к стойке. Тот был без пиджака, и руки его покрывала замысловатая татуировка.

— Никогда не пробовал? — внезапно спросил вполголоса Рой.

Рейнард вздрогнул.

— Что не пробовал? — переспросил он. Рой кивнул на мужчину у стойки.

— Татуировку — вон как у того парня, — пояснил он.

— Вот еще. Зачем это мне? — Произнеся эти слова, Рейнард вдруг с особой ясностью вспомнил знак на руке боксера Спайка Мандевилла, замеченный им в конце схватки: змею, обвившую меч.

— Ну, не знаю — у многих ребят она есть. — Рой на миг умолк, затем небрежно обронил: — Снова записаться не думал?

— В армию? Вот уж точно не думал. — Рейнард сознавал, что голос его звучит слишком громко: пиво, без сомнения, ударило ему в голову — следовало быть осмотрительней.

— Ну знаешь, бывают вещи и похуже, — сказал Рой.

— Но меня тогда комиссовали, — пояснил Рейнард. — У меня был ревматизм.

— Да, я знаю… то есть понимаю; могу себе представить — но теперь-то ты снова в форме, так ведь?

— Э, ну, наверно, да — вообще-то, скорее в форме. Рой заказал еще по пинте.

— Я так напьюсь! — воскликнул Рейнард, с неловкостью сознавая, что говорит громче, чем следует.

— Иногда можно, это не смертельно, — Рой заплатил за пиво и протянул Рейнарду стакан. — Но придется, знаешь ли, заняться твоей физподготовкой, если ты к нам вернешься, — сказал он вдруг серьезно.

Рейнард уставился на него в изумлении.

— Да не собираюсь я возвращаться! — воскликнул он почти сердито, во власти внезапного раздражения.

Рой рассмеялся.

— Ладно, старина — не злись. Я только хотел сказать — ну, в общем, ты знаешь, — и его худое хищное лицо снова расцвело любезной улыбкой.

— Не знаю — понятия не имею, к чему ты клонишь, — отрезал Рейнард. Озадаченный и раздраженный поведением Роя, он рассеянно гадал, в чем тут дело: говорил ли тот всего лишь бессвязную чушь, или же его слова имели какой-то скрытый смысл?

— Я хочу сказать, — продолжал ходить вокруг да около Рой, — мне просто в голову пришло, что служба тебе ведь, наверное, по душе, и — в общем, дело в том…

— Но я не…. — снова начал Рейнард и замолчал: в бар вошел молодой мужчина и громко приветствовал Роя. Их с Рейнардом наскоро представили друг другу — слишком уж наскоро для Рейнарда, не расслышавшего, как того зовут, но он решил — как оказалось, правильно — что молодой мужчина — младший офицер из полка Роя. Тот тоже был на турнире по боксу, и на несколько минут разговор стал узкоспециальным. Рейнард, которого пиво привело в состояние мирной терпимости, молча слушал. Молодой офицер был низким коренастым мужчиной с твердыми, довольно суровыми чертами лица и черными усиками. Рейнард заметил, что его темные волосы были, как и у Арчера, разделены прямым пробором: необычное совпадение для нынешних времен, когда такая прическа в общем-то вышла из моды. Вскоре разговор переключился на армейские дела: Рейнард, слушавший без особого интереса, уловил упоминания о какой-то учебной операции и заметил, что Рой (уже второй раз за вечер) сослался на «Пса» в Клэмберкрауне — давно заброшенный паб в сельской глуши за Прайорсхолтом. Какой-то отряд, похоже, разместили там на время интенсивных учений… Необычное название пробудило у Рейнарда смутное воспоминание детства: он припомнил, как неоднократно пытался найти это место, всякий раз дни напролет бродя по пустынным, поросшим лесом холмам, — увы, безуспешно. Уже в то время постоялым двором, именуемым «Пес», давно никто не заправлял, а название Клэмберкраун было, пожалуй, самым неясным из возможных указаний, обозначая не что-либо определенное, вроде деревни или села, а всего лишь некий участок лесистой местности, без установленных границ, не отмеченный на подробной карте. Рейнарду показалось странным, что «Пес» в Клэмберкрауне служит теперь ориентиром для армейских маневров.

В пабе было накурено и душно, и Рейнард почувствовал, что явно напился; до него дошло, что оба офицера к нему обращаются, однако он потерял нить разговора и отвечал «да» и «нет» с видом напускного понимания, который, как ему казалось, вряд ли кого — либо мог обмануть.

Однако Роя и его приятеля эти ответы, похоже, вполне устроили.

— Ну и прекрасно, — воскликнул темноволосый молодой офицер. — Значит, скоро увидимся.

Предполагая, что, должно быть, принял какое-то приглашение, не уяснив, в чем дело, Рейнард сильно покраснел и, чтобы скрыть смущение, ретировался в уборную. Когда он вернулся, темноволосый уже ушел, и вскоре Рой сказал, что пора собираться обратно. К тому времени пиво нагнало на Рейнарда сонливость, и по дороге домой, в машине, он впал в полудрему. Тогда он этого не осознавал, но на следующий день только так смог объяснить навязчивое странное воспоминание — замечание, сделанное Роем в тот самый момент, когда машина остановилась у ворот материнского дома: «Надо будет решить насчет начала твоих тренировок». Он предположил, что, должно быть, задремал перед тем, как машина затормозила, и абсурдные слова были частью какого-то короткого, увечного сна.

— До скорого, — сказал на прощание Рой. По тону его было понятно, что это не просто светская вежливость: он и правда говорил искренне. — Я зайду в банк — может быть, завтра, — добавил он, отъезжая.

Рейнард послушал, как затихает шум мотора, пока его приятель ехал вверх по холму и затем прочь, к Глэмберу. В тишине, последовавшей за последним слабым отзвуком, он вдруг услышал еще кое-что: отдаленную пульсацию самолетного мотора, далеко к юго-востоку — там, где за лесистыми холмами лежала загадочная местность под названием Клэмберкраун.

4. Как листья на ветру

На следующее утро Рейнард проснулся в отличном настроении. Объяснить это ощущение было трудно: случайный знакомый взял его на турнир по боксу — едва ли такое событие могло изменить ход его жизни; и все же, если бы он влюбился или унаследовал состояние, настроение его вряд ли могло быть намного лучше.

После ночного дождя утро было чудесным; поездка на автобусе в Глэмбер, через высокое холмистое плоскогорье, на сей раз доставила Рейнарду вполне осознанное удовольствие. В банке он работал усердно и необычайно эффективно. По натуре он был не в ладах с цифрами, и в обычный день работа стоила ему гораздо больших усилий, чем большинству коллег; он был напрочь лишен той умственной гладкости, что составляет главное достоинство клерка, и ему приходилось проверять и перепроверять каждую операцию с тяжкой медлительностью, за что его нередко удостаивали презрения. Однако этим утром работа у него, что называется, спорилась. К тому же он почувствовал необычный прилив расположения к своим сотрудникам, с которыми, в целом, отношения у него были довольно прохладные: он имел с ними мало общего вне работы и не выносил того замысловатого снобизма, что отличал их отношения друг с другом. В особенности Рейнард невзлюбил одного из них — претенциозного юнца по фамилии Гарнетт: во время войны тот дослужился до офицера в военно-воздушных силах и имел склонность подражать манерам «джентльмена» (или, скорее, бессознательно их пародировать). Сегодня, впрочем, даже молодой Гарнетт казался ему сносным напарником, и Рейнард удивил его (как, впрочем, и себя), предложив пообедать вместе в «Чайной Шэмрок» — дешевом ресторанчике, облюбованном персоналом банка.