Превосходный случай (старая орфография)

— Почти никакой, исключая только ревматической, болѣзненнымъ голосомъ произнесъ Бовель.

— Ревматической! но скажите, умиралъ ли кто нибудь отъ ревматизма? и если только это все….

— О нѣтъ, это не все, прервалъ старикъ съ величайшей раздражительностію:- напримѣръ, что ты скажешь о подагрѣ, которая съ каждымъ днемъ поднимается выше и выше.

— Конечно, подагра — дѣло не совсѣмъ пріятное; но если больше нѣтъ ничего….

— Почтя больше ничего! рѣзко прервалъ Бовель:- развѣ только одышка, которая иногда едва даетъ мнѣ возможность дышать, и страшная боль въ головѣ, которая ни на минуту не даетъ мнѣ покоя. Но если ты, Раменъ думаешь, что я умираю, то ты сильно ошибаешься.

— Безъ всякаго сомнѣнія, мой добрый другъ, безъ всякаго сомнѣнія. Но не лучше ли оставить это и поговорить о пожизненной арендѣ. Положимъ, что я предлагаю вамъ тысячу франковъ въ годъ.

— Сколько? спросилъ Бовель, устремивъ свои взгляды на Рамена.

— Извините, извините меня, я ошибся: я хотѣлъ сказать двѣ тысячи франковъ въ годъ, поспѣшно возразилъ Раменъ.

Бовель закрылъ глаза и, по видимому, впалъ въ тихій сонъ. Лавочникъ кашлянулъ; больной не шевелился.

— Господинъ Бовель!

Отвѣта нѣтъ.

— Прекрасный другъ мой!

Глубокое безмолвіе.

— Вы спите?

Продолжительное молчаніе.

— Что же вы скажете о трехъ тысячахъ франковъ?

Бовель открылъ глаза.

— Раменъ, сказалъ онъ голосомъ наставника: — ты совершенный глупецъ: развѣ ты не знаешь, что этотъ домъ приноситъ мнѣ четыре тысячи?

Въ этихъ словахъ заключалась чистѣйшая ложь, и лавочникъ зналъ это, но онъ имѣлъ свои причины принять ихъ за сущую правду.

— Праведное небо! воскликнулъ онъ съ видомъ совершенной невинности: — кто могъ подумать это, въ то время, какъ жильцы постоянно бѣгутъ отсюда! Ну такъ что же, четыре тысячи, что ли? — Согласитесь на этомъ: вѣдь, право, четыре тысячи весьма довольно.

Бовель еще разъ закрылъ глаза, пробормоталъ: «нѣтъ! это обыкновенный годовой доходъ — совершенные пустяки!», сложилъ на грудь руки и, повидимому, располагалъ спокойно заснуть.

— Вотъ никакъ не полагалъ встрѣтить въ немъ такого дальновиднаго дѣлового человѣка! сказалъ Раменъ, съ видомъ изумленія; но, къ несчастію, всемогущая лесть не помогла ему и на этотъ разъ. — Такого проницательнаго человѣка! продолжалъ онъ, украдкой бросая взглядъ на старика, который оставался въ неподвижномъ положеніи. — По всему видно, что онъ хочетъ вытянуть изъ меня еще полъ-тысячи франковъ!

Раменъ сказалъ это такимъ голосомъ, какъ будто пять съ половиною тысячъ франковъ уже были предложены и какъ будто они составляли верхъ желаній Бовеля. Но и эта хитрость не имѣла надлежащаго дѣйствія: больной не шевелился.

— Но послушайте, мой добрый другъ, говорилъ Раменъ убѣдительнымъ тономъ: — иногда люди при всей ихъ проницательности, при всей ихъ дальновидности попадаются въ просакъ. Какъ же вы хотите, чтобы я назначилъ вамъ уплату гораздо больше этой, въ то время, какъ здоровье ваше находится въ цвѣтущемъ состояніи, и вы надѣетесь прожить очень долго?

— Почему знать, быть можетъ, выпадетъ такой денекъ, что я и умру, спокойно замѣтилъ старикъ, очевидно желая примѣнить къ дѣлу вѣроятность своей собственной смерти.

— Надобно надѣяться, что это правда, проворчалъ лавочникъ, начинавшій выходить изъ терпѣнія.

— Согласись со мной, Раменъ, ласковымъ тономъ продолжалъ Бовель: — ты вѣдь черезчуръ смышленый человѣкъ и въ самое короткое время можешь удвоить дѣйствительную цѣнность дома. Я спокойный, сговорчивый и не жадный до денегъ человѣкъ; въ противномъ случаѣ этотъ домъ принесъ бы мнѣ по крайней мѣрѣ восемь тысячь франковъ въ годъ.

— Восемь тысячь?! съ негодованіемъ воскликнулъ лавочникъ. — Да у васъ нѣтъ совѣсти! Полно какъ упрямиться! Шесть тысячь франковъ въ годъ (но только замѣтьте, я не назначаю шести тысячь) весьма значительный доходъ для человѣка съ вашими привычками. Полно упрямиться, мой другъ!

Но Бовель оставался глухъ къ убѣжденіямъ Рамена и снова закрылъ глаза. Это положеніе его съ закрытыми глазами, длившееся цѣлыхъ четверть часа, принудило Рамена предложить ему семь тысячь франковъ.

— Такъ и быть, Раменъ, — согласенъ, хладнокровно сказалъ старикъ: — увѣряю тебя, что ты съ чудеснымъ барышомъ.

И вслѣдъ за тѣмъ приступилъ къ больному сильный кашель.

Выходя изъ комнаты, Раменъ встрѣтился съ старой Маргаритой, которая все время подслушивала у дверей и готова была при этой встрѣчѣ растерзать его, за то, что онъ «вовлекъ въ обманъ ея бѣднаго, добросердечнаго господина», — но ограничилась тѣмъ, что шопотомъ разбранила его. Лавочникъ перенесъ это весьма терпѣливо: почему же при подобномъ случаѣ не сдѣлать снисхожденія раздраженнымъ чувствамъ старой служанки? Раменъ потеръ себѣ ладони и въ самомъ пріятномъ расположеніи духа пожелалъ Маргаритѣ пріятнаго вечера.

На другое же утро контрактъ былъ подписанъ, къ крайнему негодованію Маргариты и къ величайшему удовольствію договаривающихся сторонъ.

Всѣ сосѣди восхищались счастіемъ и дальновидностью Рамена, потому что старику, судя по слухамъ, съ каждымъ даемъ становилось хуже а хуже; и ясно было для всѣхъ, что Рамену не прядется заплатить по контракту даже и за первую четверть перваго года. Маргарита, побуждаемая гнѣвомъ, старалась разглашать исторію всѣмъ вмѣстѣ и каждому порознь. Сосѣди слушали, кивали головами и съ полнымъ убѣжденіемъ твердили, что Раменъ умнѣйшій человѣкъ.

Прошелъ мѣсяцъ. Въ одно прекрасное утро Раменъ, спускаясь съ верхняго яруса, гдѣ дѣлалъ нагоняй бѣдной вдовѣ, не доставившей въ срокъ квартирныхъ денегъ, услышалъ на лѣстницѣ легкіе шаги. Когда онъ переступилъ еще нѣсколько ступенекъ, передъ нимъ явился статный, цвѣтущій здоровьемъ, веселый мужчина, въ образѣ господина Бовеля. Раменъ остолбенѣлъ.

— Ну что, Раменъ, весело сказалъ старикъ: — какъ поживаешь, дружище? Ты вѣрно мучилъ наверху бѣдную вдову? Напрасно, напрасно! Не забудь, что если намъ хочется жить, то не должно отнимать и у другихъ возможности….

— Господинъ Бовель, сказалъ Раменъ глухимъ голосомъ: — позвольте спросить, куда же дѣвался вашъ ревматизмъ?

— Представь себѣ, мой другъ, прошелъ, — совершенно прошелъ.

— А подагра, которая поднималась съ каждымъ днемъ все выше и выше? спросилъ Раменъ голосомъ, въ которомъ отражалось мучительное безпокойство.

— Стала опускаться всѣ ниже и ниже и потомъ совсѣмъ исчезла, спокойно отвѣчалъ Бовель.

— А одышка….

— Одышка немного безпокоитъ меня; но это ничего. Говорятъ, что люди съ этимъ недугомъ обыкновенно бываютъ долговѣчны: примѣровъ тому бездна.

И вмѣстѣ съ этимъ Бовель отперъ свою дверь, затворилъ ее за собою и исчезъ.

Раменъ былъ пораженъ. Подъ вліяніемъ обманутыхъ надеждъ и полнаго убѣжденія, что попался въ вросакъ, онъ стоялъ окаменѣлый; на лицѣ его отражалась безсмысленность, а изъ словъ его можно было заключить, что онъ желалъ «превосходнаго случая отмстить».

Удивительное излеченіе было предметомъ разговора цѣлаго квартала, — особливо, когда Бовель показывался на улицѣ, весело размахивая тростью. Въ первые припадки отчаянія, Раменъ отказался отъ уплаты; онъ обвинялъ рѣшительно всѣхъ въ заговорѣ противъ него; прогналъ Катарину и смѣнилъ привратницу; публично обвинилъ въ заговорѣ адвоката и пастора; подалъ жалобу на доктора — и остался не при чемъ. Подалъ другую жалобу на Маргариту — и по суду понесъ сильные убытки. Бовель не тревожилъ себя безполезными требованіями по контракту, но при каждомъ отказѣ въ уплатѣ обращался къ такимъ законнымъ понужденіямъ, которымъ доведенныя до отчаянія Раменъ не имѣлъ возможности сопротивляться.

Прошло десять лѣтъ, а Бовель и Раменъ все еще живутъ. За домъ, который стоилъ не болѣе пятидесяти тысячь франковъ, несчастный лавочникъ выплатилъ одной аренды болѣе семидесяти тысячь.

Краснолицый, веселый Раменъ обратился теперь въ блѣднаго, унылаго, несноснаго ворчуна. Въ дополненіе къ величавшей горести его и досадѣ, онъ видитъ, что старикъ съ каждымъ годомъ богатѣетъ, благодаря деньгамъ, при выдачѣ которыхъ сердце Рамена каждый разъ разрывается. Старушка Маргарита находитъ большое удовольствіе доставлять въ лавку нижняго этажа свѣдѣнія о своемъ цвѣтущемъ положеніи и увѣрять хозяина этой лавки, что господинъ Бовель съ каждымъ днемъ становится здоровѣе и бодрѣе. Отъ одного изъ этихъ мученій Раменъ могъ бы отдѣлаться: ему стоило только отказать въ квартирѣ прежнему хозяину дома. Но ему нельзя было сдѣлать это; его тревожило тайное опасеніе: ну что, если Бовель воспользуется превосходнымъ случаемъ, умретъ безъ вѣдома Рамена, и передастъ кому нибудь другому «превосходный случай» выдавать себя за него и получать за себя деньги.