Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

Было бы несправедливо утверждать, что мистер Бантинг был огорчен этим открытием, но оно его слегка удивило. Не раз замечал он с некоторой гордостью, что в самых важных житейских вопросах он обычно оказывался прав. Уже много лет подряд он твердил, что находится на краю банкротства. Вначале он говорил так из педагогических соображений, но затем столько раз это повторял, что и сам тому поверил. Непривычная мысль о том, что он является, в скромном масштабе, человеком обеспеченным и может делать, что ему угодно, — если не считать его обязанностей перед сыновьями, — первое время никак не укладывалась у него в голове. Но ведь вот цифры. Он позвал миссис Бантинг, и она подтвердила их правильность. Она и сама пришла к сходным выводам, произведя такие же вычисления в уме. Они проживут.

— Да, но только-только, — сказал он, вспомнив про неотвратимую утечку капитала.

— Теперь дело за мальчиками. Неужто они не могут хоть немного встряхнуться? Что, у них совсем нет самолюбия, что ли?

— Я уверена, что они постараются, милый.

— Посмотрим, — заметил мистер Бантинг не слишком оптимистическим тоном.

Так-то вот, подводя время от времени итог домашних приходов и расходов, мистер Бантинг понемногу воспрянул духом, и, пока дни текли за днями, в его духовном облике произошла перемена — из уволенного служащего он превратился в удалившегося на покой бизнесмена. Пастор был прав — он долго нес тяготы и бремя жизни и заслужил отдых и покой. Осенью его частенько можно было видеть в саду — загорелого толстенького человечка в одной жилетке и продырявленной садовой панаме, ничем особенным не занятого. Необходимости превращать газон в картофельное поле так и не возникло; у газона урвали только весьма скромную полоску земли как опытное поле для выращивания грибов. На самодельной скамейке, придавленный сверху камнем, обычно лежал очередной номер «Любителя-садовода», а фигура мистера Бантинга, вооруженного садовыми ножницами (не фирмы Брокли, но тем не менее превосходного качества), виднелась около розовых кустов, которые аккуратно подрезались согласно указаниям вышеупомянутого авторитетного периодического издания. Мысли о налоге и домашних расходах, правда, порой проносились в его мозгу, как скворцы, случайно залетевшие в амбар, чтобы тотчас оттуда выпорхнуть, но больше всего его одолевала забота, как побить Оски в разведении гибридов. От вопроса о том, как свести концы с концами, он мало-помалу отстранился, решив, что это касается прежде всего его сыновей и в особенности Эрнеста. С течением времени он усвоил роль иронически настроенного зрителя, который наблюдает, как хлопочут его дети, воображающие, что они лучше сумеют устроить свои дела, чем он когда-то сумел это сделать для них. Ну, что же, на здоровье, пусть продолжают в том же духе.

Итак, вообразите себе мистера Бантинга, когда он, решив, что оставшиеся розовые кусты могут и подождать, и удобно развалившись на садовой скамейке нож недавно сооруженным самодельным навесом, вытирает выступившие на лбу капельки пота. Он выкурит трубочку, приятно вздремнет, а там, глядишь, подоспеет четырехчасовый чай — весьма приятное нововведение последних дней. Но вот сверху, из окна джулиной спальни, нарушая его дремоту, доносится металлическое «клик-клик», перемежаясь с глубокомысленными паузами и прерывистым треском звоночка: Джули упражняется на пишущей машинке, которую Крис раздобыл для нее из ролловского гаража. Время от времени мистер Бантинг слышит, как каретка с треском проскакивает до конца строки и там безнадежно застревает. Этот дефект проистекал от того, что машинка в свое время была оборудована специальным глушителем системы Ролло-Бантинг, за счет удаления некоторых существенных частей механизма. Мистер Бантинг беспокойно ерзает на скамейке. Немыслимо ни спать, ни думать, ни даже покурить с приятностью, когда у тебя над головой устраивают такой содом. А сейчас еще Джули крикнет ему, чтобы он поднялся наверх, прихватив с собой отвертку.

— Слушай, — воззвал он к миссис Бантинг, появляясь у кухонного окна, — не можешь ли ты сказать Джули, чтобы она прекратила этот адский грохот?

— Она же готовится поступить в контору, Джордж. Ей необходимо практиковаться.

На это трудно было что-нибудь возразить.

— Удивительное дело, вечно-то она подгадает так, чтоб помешать мне соснуть после обеда — ворчит он.

Разве от них дождешься хоть капельки внимания к человеку, который так долго нес тяготы и бремя жизни.

Для Эрнеста, принужденного внезапно отказаться от надежд на приличную карьеру и заняться низменным делом выколачивания лишнего фунта в неделю (к чему отец неустанно его понуждал), наступили дни тяжких разочарований. Все, с такой любовью выношенные им жизненные теории, разом рухнули.

Так, к примеру, он был страстным почитателем брошюрок, кратко озаглавленных «Успех». Он верил в практическое применение законов психологии и в пластичность внешних обстоятельств жизни. Чтобы добиться успеха, вы должны отчетливо вообразить себя пожинающим плоды этого успеха, вы должны утверждать себя, должны верить в силу своей воли.

Эрнест верил, верил со страстью. Он считал, что обладает незаурядной силой воли. Он утверждал порой, что излучает успех, и старался внушить себе уверенное в своих силах, принимал уверенную осанку и решительное выражение лица. На сон грядущий он всякий раз известным образом настраивал свое подсознание так, что-бы и во сне продолжалось совершенствование его духа; каждая клеточка его мозга была пронизана непреклонным стремлением во что бы то ни стало добиться успеха на бухгалтерском поприще.

Ведь так хорошо все складывалось! Продажа линпортовских участков, остаток в восемьдесят фунтов после уплаты по закладной и так удачно сделанное им открытие «Старейшей школы бухгалтеров» — почему происходят подобные благоприятные стечения обстоятельств? В таких случаях обычно говорят о совпадениях, но ведь никаких совпадений не существует. Мысль воздействует на события. В позитивном мышлении есть магнетизм, который все подчиняет воле мыслителя.

И вдруг внешние обстоятельства упрямо и грубо вышли из повиновения и опрокинули все теории прикладной психологии. Мистера Бантинга выгнали со службы, и семья оказалась в довольно затруднительном положении. Вопреки всем психологическим заклинаниям шансы Эрнеста стать дипломированным бухгалтером сразу свелись к нулю.

Но он не был обескуражен. Правда, от бухгалтерии пришлось отказаться, но другие пути были открыты для него. Иной раз возникающие на первых порах препятствия только подстегивают предприимчивых людей, заставляя их с тем большей энергией добиваться успеха собственными силами. Брошюры, озаглавленные «Успех» (а надо сказать, что Эрнест не совсем от них отрекся), были полны подобных примеров: люди начинали о пустяков, используя потребность в каком-либо самом обыденном предмете, и сколачивали капитал тем, что поставляли этот предмет публике. Состояния наживались самыми неожиданными способами: торговлей открытками, разведением бабочек, выращиванием сортового клевера, поставкой конторских полотенец, — ну, словом, на тысячу ладов. Даже здесь, в Килворте, имелось предприятие по снабжению ресторанов чищенным картофелем. Непочатый край прибыльных занятий.

К своему безграничному удивлению, Эрнест был не в силах ни одного для себя придумать.

Он составил письменный перечень своих талантов, ибо всегда «лучше умел думать на бумаге». Получилось следующее: он знает стенографию, умеет печатать на машинке, обладает хорошим почерком и может вести счетные книги. Умеет еще играть на рояле. Вот и все, и сколько он ни просматривал составленный им список, он ничего не мог к нему прибавить. Разумеется, в нем таились еще не раскрытые возможности; в их существовании он был глубоко убежден. При благоприятных обстоятельствах и известной свободе действий эти скрытые в нем качества могут проявиться. Но пока что ни один человек в мире, за исключением его самого, не подозревал об их существовании. Пишущая машинка, стенография, рояль — ну кого этим удивишь!