Семеро против Ривза

Энси потянулся за адресной книгой, одной из четырех книг, лежавших у его кровати, — две другие были Лондонским телефонным справочником, а третья — справочником Дебретта. В адресной книге было полно фамилий, — правда, многие из них были вычеркнуты таким острым и черным карандашом, точно кто-то сделал это из озорства или со злости. Возле большинства фамилий стояли какие-то кабалистические знаки, понятные одному только Энси. Он принялся листать страницы в поисках подходящего декоратора — специалиста по интерьерам. В среднем Энси знал около тридцати декораторов, любой из которых мог напрочь отвратить вас от вашего дома. Но Энси сейчас искал такого, который согласился бы вступить с ним в сделку «гонорар пополам». Если бы из этого глупого старого буржуа удалось вытрясти, скажем, сотни две с половиной, ему, Энси, перепала бы приличная сумма в сто двадцать пять фунтов. Из этих денег — так требует справедливость — придется отдать пятерку в счет десяти фунтов, которые на самом деле вся эта история будет стоить. Останется сто двадцать. Не так плохо. В приливе надежды и благородства Энси даже решил оплатить два-три счета, срок погашения которых по закону еще на истек.

«Цыплят по осени считают, ты, дуралей», — сказал он себе. Сначала надо найти нужного человека. Энси стремительно переворачивал страницы. Не то. Не то. Не то. Игнасио Самсон. Ну, конечно же! Славный малыш Игги — как раз то, что нужно. Ну, конечно же! Энси потянулся к стоявшему на ночном столике телефону и стал набирать номер.

Игнасио Самсон был честолюбивый отпрыск барселонской машинистки и английского промышленника. Мать назвала его Игнасио из нежных чувств к ордену иезуитов и его основателю [31]. После того как Игнасио семь лет прожил в барселонских трущобах, его оторвали от матери, — в отце вдруг заговорила совесть, — дали ему фамилию Самсон и неоценимое преимущество окончания закрытой школы, а затем, в двадцать один год, наделили вполне приличным доходом. Оказывается, с финансовой точки зрения, не так уж плохо появиться на свет незаконнорожденным, если у отца водятся деньжата, — тогда почти неизбежно человек получает за это солидную компенсацию. И вот Игнасио, имея приличный доход, естественно, остался жить в Лондоне, Мекке эстетов. Вообще-то у него не было никакой необходимости работать декоратором. И если он этим занимался и даже имел на своем счету не один испорченный дом, то лишь из желания не отстать от других и продвинуться по общественной лестнице. В деньгах же он в общем-то не нуждался.

Энси не составило никакого труда уговорить его насчет Ривзов, условившись по-братски, из расчета «гонорар пополам»…

— Игги просто душенька, — заявил Энси глубоко равнодушному к этой проблеме окружающему миру.

Следующим шагом было завоевание миссис Ривз.

Тут мы сделаем небольшую передышку и полюбуемся упорством и тактом мистера Энселма Хоукснитча. Он не только водил миссис Ривз по квартирам, закуткам и студиям, принадлежащим бесчисленному множеству молодых джентльменов с утонченным вкусом, чтобы развить у нее представление об интерьере, но еще и потащился в Мэрвуд в этом жутком, грохочущем метро, в окружении жутких личностей, которые наверняка никогда в жизни не слыхали об Андре Жиде, В девятитысячный раз Энси подумал о том, как было бы хорошо, если бы умерла какая-нибудь из его знакомых старых леди и оставила ему состояние. Стремительно шагая в своих мелких замшевых туфлях по дороге к пещере Ривзов, он вдруг понял, какой он бескорыстный благодетель. Надо же так трудиться, чтобы помочь Игги, у которого и без того куча денег. А Игги постарался бы так для Энси? Никогда. Слишком большой эгоист, дорогой мой. Но в том-то нынче и беда нашего времени: люди стали такими эгоистами, только у настоящих старых спиритов еще хватает порядочности и великодушия, чтобы, не жалея себя, помогать другим.

Вот какие благородные мысли теснились в голове Энси, когда он позвонил в дверь Ривзов.

Нет, это просто ужасно: сколько Энси ни старался, пропагандируя китайский чай, миссис Ривз все равно подала ему плебейский цейлонский, да к тому же без всяких птифуров.

— Право же, дорогая, это некультурно, — сурово отчитал ее Энси.

Миссис Ривз смиренно пообещала исправиться.

Энси был настолько выведен из равновесия, что ему пришлось несколько раз повторить про себя «сто двадцать пять», «сто двадцать пять», прежде чем войти в нужное настроение.

— Знаете, дорогая, — начал он, — последнее время я о вас столько думаю. Отчасти поэтому я и проделал весь этот ужасно неудобный путь и решил повидать вас, — оцените, дорогая, — я хочу поговорить с вами кое о чем, что уже много, много дней не выходит у меня из головы.

— Как это мило с вашей стороны, — сладкозвучно прощебетала миссис Ривз.

— Вы поразительно преуспели, дорогая, — льстиво начал Энси. — Право, поразительно. Самые разные Действительно Стоящие люди интересуются вами, говорят о том, какая вы очаровательная и как молодо выглядите. Только вчера я разговаривал о вас с герцогиней, и она сказала, что ей очень любопытно посмотреть на эту новую чаровницу, о которой все говорят. Так что видите, дорогая, какой вы имеете успех.

— Я уверена, что это чисто случайно, — сказала миссис Ривз, жеманно улыбаясь и краснея.

— Не говорите глупостей, дорогая. Вы сполна заслужили этот успех. Вы сами знаете, что это так… Но есть один пустяк, который меня тревожит и может серьезно осложнить все в будущем. По счастью, это легко исправимо.

— Что же это такое? — с трепетом спросила миссис Ривз.

Энси помедлил. Ясность ума не была отличительной особенностью его натуры, и хотя он в разное время придумал много разных доводов, способных незаметно продвинуть его к цели, сейчас в голове у него был полнейший сумбур.

— Так вот, дорогая, теперь, когда вы так блистательно преуспели, — издалека начал он, — я полагаю, вам захочется, чтоб у вас было все как надо. Живете вы, конечно, далековато — это ясно, и было бы, пожалуй, лучше снять дом в Мейфере, но, право же, нет никаких оснований, мешающих принимать здесь, хотя, конечно, герцогиню сюда не пригласишь, так что со временем вам все равно придется подумать о переезде. Конечно, дорогая, я ничего не могу сказать плохого по поводу вашей гостиной в ее нынешнем виде, но я знаю, что Игги мог бы сделать из нее игрушку, хотя, строго между нами, я считаю, что она отделана в прелестном стиле, но вы же знаете, каковы люди, дорогая, они хотят, чтобы все было изящно, шикарно, современно, а Игги сейчас в самой моде. Он сделал прелестную комнату для леди Блейдбоун — ее снимки были во всех газетах, — и я уверен, что Игги взялся бы декорировать вашу комнату тоже. Это была бы великолепная реклама для вас, дорогая, в дополнение к триумфу Берти, о котором вот-вот заговорят все газеты…

Если у мистера Хоукснитча царил туман в мыслях, то миссис Ривз была совершенно растерянна. Она никак не могла сообразить, куда клонит Энси. Между ними начался нескончаемый диалог, в ходе которого Энси до того распалился, что принялся визжать, пытаясь продать свою идею. Наконец кроткий, но бесхитростный ум миссис Ривз постиг основные факты. Она должна переделать свою гостиную в са-амом прелестном, изящном, шикарном, современном, последнем стиле и поручить это са-амому модному, известному, преуспевающему знатоку модерна сеньору Игнасио Самсону; это явится событием, которого жаждут все модные газеты и журналы, после чего гостиная Ривзов в Мэрвуде станет центром, куда будут стекаться все Сливки Общества, а вместе с ними в дом Ривзов войдет блаженство, слава и утонченность.

Миссис Ривз была обращена.

Оставалось преодолеть одно затруднение, притом совершенно нелепое: как заставить мистера Ривза заплатить за это волшебное превращение? Энси утверждал, что это будет легче легкого, стоит сказать мистеру Ривзу о поразительных преимуществах, которые откроются в результате переустройства. Миссис Ривз не была в этом уверена. Она заметила, что Джон уже заплатил немалые деньги за художественные ценности и музыкальные шедевры, которыми он не в состоянии насладиться, и что он без конца ворчит по этому поводу. А двести пятьдесят фунтов — очень большая сумма…