Наши ставки на дерби

— С удовольствием, — весело, как встарь, ответил Джек, все еще не сводя глаз с моего лица. — Вперед! — И мы все трое стремглав бросились в парк, а бедняга Сол в тылу поощрял нас криками, с ножницами и пленницей в руках. Когда Джек явился поздороваться с моей матушкой, вид у него был весьма помятый, а мое намерение вести себя с ним сдержанно и с достоинством развеялось, как дым.

В тот май в Хазерли-хаус собралось большое общество. Боб, Сол, Джек Хоторн и мистер Николас Кронин; а кроме них, мисс Маберли, и Элси, и мама, и я. В случае необходимости, когда играли в шарады или ставили любительский спектакль, мы всегда могли раздобыть зрителей, пригласив пять-шесть соседей. Мистер Кронин, веселый, атлетического сложения оксфордский студент, оказался замечательным приобретением, просто удивительно, как он умел придумывать и устраивать всяческие затеи. Джек в значительной мере утратил былую живость, и все мы дружно объявили, что он, разумеется, влюблен. Выглядел он при этом не менее глупо, чем выглядит в таких случаях любой молодой человек, но даже не пытался отпираться.

— Что будем делать сегодня? — спросил как-то утром Боб. — Кто что может предложить?

— Ловить рыбу в пруду, — сказал мистер Кронин.

— Мало мужчин, — ответил Боб. — Что еще?

— Мы должны сделать ставки на дерби, — заметил Джек.

— Ну, для этого времени хватит. Скачки состоятся лишь через две недели. Что еще?

— Теннис? — неуверенно предложил Сол.

— Надоело.

— Вы можете устроить пикник в хазерлейском аббатстве, — предложила я.

— Отлично! — воскликнул мистер Кронин. — Лучше не придумаешь.

— Как твое мнение, Боб?

— Первоклассно, — ответил брат, ухватившись за подсказанную мысль. Пикники необычайно привлекают тех, чьим сердцем еще только овладевает нежная страсть.

— А как мы туда доберемся, Нелл? — спросила Элси.

— Я-то совсем не пойду, — ответила я. — Мне бы очень хотелось, только надо посадить папоротники, которые раздобыл для меня Сол. Добираться туда лучше пешком. Тут всего три мили, а юного Бейлиса с корзиной провизии можно послать вперед.

— Ты пойдешь, Джек? — спросил Боб.

Новая помеха: накануне лейтенант вывихнул себе лодыжку. Тогда он об этом никому не сказал. Но теперь лодыжка начала болеть.

— Слишком далеко для меня, — сказал Джек. — Три мили туда да три обратно!

— Пойдем. Не ленись же, — бросил Боб.

— Дорогой мой, — ответил лейтенант, — я уже столько отшагал, что с меня хватит до самой могилы. Видели бы вы, как наш бравый генерал заставил меня пройтись от Кабула до Кандагара, — вы бы мне посочувствовали.

— Оставьте ветерана в покое, — сказал мистер Кронин.

— Сжальтесь над измученным войной солдатом, — заметил Боб.

— Ну, довольно смеяться, — сказал Джек и, просияв, добавил: — Вот что. Я возьму, Боб, если разрешишь, твою двуколку, и, как только Нелл посадит свои папоротники, мы к вам приедем. И корзинку можем взять с собой. Вы поедете, Нелл, правда?

— Хорошо, — ответила я.

Боб согласился с таким оборотом дела, и так как все остались довольны; за исключением мистера Соломона Баркера, который весьма злобно посмотрел на лейтенанта, то сразу начались сборы, и вскоре веселое общество пустилось в путь.

Просто удивительно, до чего быстро прошла больная лодыжка после того, как последний из участников пикника скрылся за поворотом аллеи. А к тому моменту, когда папоротники были посажены и двуколка готова, Джек уже был весел и, как никогда, полон энергии.

— Что-то уж очень внезапно вы поправились, — заметила ему я, когда мы ехали по узкой, извилистой проселочной дороге.

— Да, — ответил Джек, — но дело в том, Нелл, что со мной ничего и не было. Просто мне надо поговорить с вами.

— Неужели вы способны прибегнуть ко лжи, лишь бы поговорить со мной? — сказала я с упреком.

— Хоть сорок раз, — твердо ответил Джек.

Я попыталась измерить всю глубину коварства, таившегося в Джеке, и ничего не ответила. Меня занимал вопрос: была бы Элси польщена или рассердилась, если бы кто-нибудь солгал ради нее столько раз?

— Когда мы были детьми, мы очень дружили, Нелл, — заметил мой спутник.

— Да. — Я глядела на полость, закрывавшую мне колени. Как видите, к этому времени я уже приобрела кое-какой опыт и научилась различать интонации мужского голоса, что невозможно без некоторой практики.

— Кажется, теперь я вам совсем безразличен, не то что тогда, — продолжал Джек.

Шкура леопарда на моих коленях по-прежнему поглощала все мое внимание.

— А знаете, Нелл, — продолжал Джек, — когда я мерз в палатке на перевалах среди гималайских снегов, когда я видел перед собой вражеские войска, да и вообще, — голос Джека внезапно стал жалобным, — все время, пока я был в этой гнусной дыре, в Афганистане, я не переставал думать о маленькой девочке, которую оставил в Англии…

— Неужели? — пробормотала я.

— Да, я хранил память о вас в сердце, а когда я вернулся, вы уже перестали быть маленькой девочкой. Вы, Нелли, превратились в прелестную женщину и, наверное, забыли те далекие дни.

От волнения Джек заговорил очень поэтично. Он предоставил старенькому гнедому полную свободу, и тот, остановившись, мог вволю любоваться окрестностями.

— Послушайте, Нелли, — сказал Джек, вздохнув, как человек, который готов дернуть шнур и открыть душ, — походная жизнь учит, в частности, сразу брать то хорошее, что тебе встречается. Раздумывать и колебаться нельзя: пока ты размышляешь, другой может тебя опередить.

«Вот оно, — в отчаянии подумала я. — И тут нет окна, в которое Джек, сделав решительный шаг, мог бы выпрыгнуть».

После признания бедняги Сола любовь для меня ассоциировалась с прыжками из окон.

— Как вам кажется, Нелл, стану ли я вам когда-нибудь настолько дорог, чтоб вы решились разделить мою судьбу? Согласитесь вы стать моей женой?

Он даже не соскочил с двуколки, а продолжал сидеть рядом со мной и жадно смотрел на меня своими серыми глазами, а пони брел себе по дороге, пощипывая то слева, то справа полевые цветы. Было совершенно очевидно, что Джек намерен получить ответ. Я сидела, потупившись, и вот мне показалось, что на меня смотрит бледное, застенчивое лицо, и я слышу, как Сол признается мне в любви. Бедняга! И во всяком случае, он признался первым.

— Вы согласны, Нелл? — снова спросил Джек.

— Вы мне очень нравитесь, Джек, — ответила я, тревожно взглянув на него, — но… — как изменилось его лицо при этом коротеньком слове! — мне кажется, не настолько. И, кроме того, я ведь, еще очень молода. Наверное, ваше предложение должно быть для меня очень лестно и вообще, только… вы не должны больше думать обо мне.

— Значит, вы мне отказываете? — спросил Джек, слегка побледнев.

— Почему вы не пойдете к Элси и не сделаете предложение ей? — в отчаянии воскликнула я. — Отчего все вы идете ко мне?

— Элси мне не нужна, — ответил Джек и так ударил кнутом пони, что привел это добродушное четвероногое в немалое изумление. — Почему вы сказали «все»?

Ответа не последовало.

— Теперь мне все понятно, — с горечью сказал Джек. — Я уже заметил, что с тех пор, как я приехал, этот ваш кузен ни на шаг от вас не отходит. Вы обручены с ним?

— Нет, не обручена.

— Благодарение богу! — благочестиво воскликнул Джек. — Значит, я еще могу надеяться. Может быть, со временем вы и передумаете. Скажите мне, Нелли, вам нравится этот дуралей-медик?

— Он не дуралей, — возмутилась я, — и он нравится мне так же, как вы.

— Ну, в таком случае он вам вовсе не нравится, — надувшись, заметил Джек. И мы больше не проронили ни слова до тех пор, пока оглушительные крики Боба и мистера Кронина не возвестили о близости остальных участников пикника.

Если пикник и удался, то только благодаря стараниям этого последнего. Из четырех участвовавших в пикнике мужчин трое были влюблены — пропорция неподходящая, — и мистеру Кронину приходилось поистине быть душой общества, чтобы поддержать веселье вопреки этому неблагоприятному обстоятельству. Очарованный Боб был всецело поглощен мисс Маберли, бедняжка Элси прозябала в одиночестве, а оба моих поклонника были заняты тем, что попеременно свирепо смотрели то друг на друга, то на меня. Мистер Кронин, однако, мужественно боролся с общим унынием, был любезен со всеми и с одинаковым усердием обследовал развалины аббатства и откупоривал бутылки.