Призраки Чарльза и Миванвэй

— Милочка моя, — сказала сестра, вводя ее в. дом, — ты чересчур нервна. Зачем мы только опять приехали в эту местность!

— О, я нисколько не испугалась, — ответила Миванвэй. — Я каждый день ждала этого. Я так рада, что он пришел. Может быть, он опять придет, и мне удастся испросить у него прощения.

Таким образом на следующий вечер Миванвэй опять отправилась паевою обычную прогулку, хотя сестра всеми силами противилась этому, а Чарльз в сумерки вышел из гостиницы.

Снова Миванвэй увидела его в тени скалы. Чарльз твердо решил заговорить с духом, если тот опять явится. Но когда молчаливая фигура Миванвэй, окутанная гаснущим вечерним светом, остановилась перед ним и устремила на него свой взор — сила волн покинула Чарльза.

Что перед ним именно дух Миванвэй, в этом он ни капельки не сомневался. Чужих духов мы готовы считать порождением больного мозга, но своих мы всегда считаем действительностью; а Чарльз за последние пять лет имел дело с народом, чьи мертвецы обитают среди живых. Собравшись с духом, он было раскрыл рот, чтобы заговорить; но в ту же минуту фигура Миванвэй отшатнулась от него, и из его раскрытых губ вырвался только вздох, услышав который фигура Миванвэй повернулась и снова спустилась по тропинке в долину. А Чарльз лишь смотрел ей вслед.

Но на третий день оба пришли на место свидания, вооружившись величайшей решимостью.

Чарльз заговорил первый. Лишь только фигура Миванвэй направилась в его сторону, печально устремив на него свой взор, он вышел из тени скалы и остановился перед ней.

— Миванвэй! — промолвил он.

— Чарльз! — ответил призрак Миванвэй. Оба говорили благоговейным шепотом, соответствующим обстоятельствам, и оба с печалью взирали друг на друга

— Ты счастлив? — спросила Миванвэй.

Вопрос кажется немного комичным; но надо помнить, что Миванвэй была дочерью пастора старой школы и воспитывалась в понятиях, которые тогда еще не считались старомодными.

— Так счастлив, как заслуживаю этого, — был горестный ответ, заставивший сердце Миванвэй содрогнуться, из чего можно сделать вывод, далеко не лестный для заслуг Чарльза.

— Как могу я быть счастлив, потеряв тебя, — продолжал голос Чарльза

Эта речь была очень приятна слуху Миванвэй. Во-первых, она освобождала ее от безнадежного взгляда на будущее Чарльза. Без сомнения, он жестоко страдает теперь, но есть надежда на облегчение. Во-вторых, для призрака такая речь была, безусловно, очень «мила»; и я не могу с уверенностью сказать, что Миванвэй отказалась бы от небольшого флирта с духом Чарльза.

— Можешь ли ты простить меня, — спросила Миванвэй.

— Простить тебя! — ответил Чарльз тоном благоговейного изумления. — Можешь ли ты простить меня? Я был грубым животным, безумцем, я не был достоин любить тебя. — Дух, по-видимому, был очень рыцарски настроенный и благородный. Миванвэй забыла всякий страх перед ним.

— Мы оба были виноваты, — ответила Миванвэй. Но на этот раз в её голосе слышалось уже меньше покорного смирения. — Но главная вина лежит на мне. я была капризным ребенком, я не знала, как глубоко любила тебя.

— Ты любила меня, — повторил Чарльз, замирая при этих словах, как будто находил их необычайно сладостными.

— Надеюсь, что ты никогда не сомневался в этом, — ответила Миванвэй. — Я никогда не переставала любить тебя. Я буду вечно любить тебя.

Фигура Чарльза бросилась было вперед, точно желая принять призрак Миванвэй в свои объятия, но затем отшатнулась шага на два.

— Благослови меня перед тем, как уйдешь, — сказал Чарльз, и, обнажив голову, опустился перед Миванвэй на колени.

Право, призраки, если захотят, могут быть необычайно милы. Миванвэй грациозно склонилась к призрачному просителю — и вдруг глаза её увидели на траве, рядом с ним, некий странный предмет. Этот предмет был ни что иное, как закопченная от дыма пенковая трубка. Даже в изменчивом вечернем освещении не было возможности ошибиться; она блестела на том месте, куда выскочила из бокового кармана Чарльза, когда последний бросился на колени.

Проследив за взглядом Миванвэй, Чарльз тоже увидел трубку и вспомнил о запрещении курить.

Не сообразив всей бесполезности такого поступка, — больше того — прямого признания, заключающегося в нем, он инстинктивно схватил трубку и засунул ее обратно в карман; и тут целый вихрь понимания, недоумения, страха и радости пронесся в душе Миванвэй. Она почувствовала, что должна или засмеяться, или вскрякнуть, и сделала и то и другое. Раскаты смеха один за другом эхом отдались от прибрежных скал, а Чарльз, вскочивший на ноги, вовремя успел подхватить ее, когда она замертво упала в его объятия.

Десять минут спустя, старшая мисс Эванс, услышав шаги, подошла к дверям и увидела некую фигуру, которую она приняла за призрак Чарльза Сибона, сгибающуюся под тяжестью бездыханного тела Миванвэй. Это зрелище естественным образом всполошило ее. Однако совет: Чарльза достать водки звучал по-человечески; а необходимость ухаживать за Миванвэй не давала ей времени останавливаться на вопросах, ведущих прямым путем к безумию.

Чарльз отнес Миванвэй в её комнату и уложил на постель.

— Я оставлю вас одних, шепнул он старшей мисс Эванс. — Будет лучше, если она не увидит меня, пока окончательно не придет в чувство. Эго было слишком сильное потрясение.

Чарльз ждал в темной гостиной — ждал, как ему показалось, целую вечность. Наконец, старшая мисс Эванс вернулась.

— Она совсем оправилась, — услышал он желанные слова.

— Я пойду к ней, — оказал он.

— Но ведь она в постели! — воскликнула скандализованная мисс Эванс.

На это Чарльз только расхохотался.

— Ах, да… я думаю… конечно… — прибавила она.

И оставшись одна в гостиной, мисс Эванс опустилась на стул, тщетно борясь с уверенностью, что всё это только сон.

1897