Школьные годы Тома Брауна

Изображение Белой Лошади очень большое и довольно абстрактное, рассмотреть его полностью можно только издалека, а ещё лучше — с воздуха, потому что холм довольно пологий — уклон 30?. Поскольку Белая Лошадь вырезана в склоне мелового холма, её приходится время от времени очищать от растительности.

Прямо под Белой Лошадью находится любопытное место — широкая и глубокая балка, которую называют «Ясли».

Белая Лошадь. Схема

Они совсем не похожи на лестницу, и я нигде и никогда не видел ничего подобного, — такого дёрна, короткого и зелёного, таких нежных синих колокольчиков, таких пушинок чертополоха и паутинок, сияющих в солнечных лучах, и таких овечьих троп, которые идут вдоль склонов так ровно, словно проведённые под линейку. Противоположный склон «Яслей» образует ещё одна достопримечательность — Холм Дракона, маленький, круглый и самоуверенный, как будто заброшенный вперёд из цепи холмов, и совершенно непохожий на всё, что его окружает. Как мне рассказывали деревенские жители, на этом самом холме некий избавитель рода человеческого, Св. Георгий, убил дракона.

Действительно ли то был Св. Георгий, не могу сказать; но уж дракон-то точно был убит, потому что следы от его крови видны там до сих пор. И то, что кровь стекала по самому лёгкому подъёму на холм, является лишним тому доказательством.

Кузница Вейланда

Эшдаун-Парк

Пройдя по Риджвэю к востоку, мы скоро выйдем к обработанным землям. Это уже не беркширские холмы в обычном понимании этого слова; здесь поселились линкольнширские фермеры, и теперь на широких склонах уже не пасутся овцы, а растут репа и ячмень. Один из этих мелиораторов живёт поблизости на ферме «Семь курганов» — это ещё одна тайна этих возвышенностей. Курганы стоят до сих пор, торжественно и молчаливо, как корабли в спокойном море, — гробницы каких-то сынов человеческих. Но каких? От Холма Белой Лошади досюда три мили, убитые при Эшдауне не могли быть похоронены так далеко. Кто скажет, что за герои тут лежат? Но нам пора уже вниз, в долину, а там и назад в город по железной дороге; время не терпит, да и наборщик тоже; впереди ещё долгий и крутой спуск, а дорога дальше просто отвратительная. Зато внизу живут славные люди, и мы чувствуем настоятельную необходимость промочить горло, потому что холмы эти вызывают жажду. Поэтому мы подходим к старому дубу, который растёт у входа в дом.

— Как называется ваш холм, хозяин?

— «Гудящий камень», ясное дело.

— А ваш дом? А то я не разберу, что написано.

— «Гудящий камень», сэр, — говорит хозяин и наливает старый эль, мелодично позвякивая кувшином в форме сидящего старичка в треуголке, называемым обычно «Тоби Филпот», о высокий стакан.

Вот такие кувшинчики и назывались «Тоби Филпотами» (Toby Philpot) в честь героя баллады XVIII века. Теперь это оч-чень ценный антиквариат!

— Какие странные названия! — говорим мы, переводя дух, и протягиваем стакан, чтобы его наполнили ещё раз.

— А по мне, так ничего странного, сэр, — говорит хозяин, передавая нам наполненный стакан, — учитывая, что вот он самый Гудящий Камень и есть, — и кладёт руку на глыбу камня квадратной формы, примерно трёх с половиной футов в высоту, с двумя — тремя странными отверстиями, похожими на окаменевшие допотопные крысиные норы, который лежит рядышком под дубом, перед самым нашим носом.

Мы более чем заинтересованы и пьём свой второй стакан эля, недоумевая, что же последует дальше.

— Хотите послушать, сэр? — говорит хозяин, ставит кувшин на поднос и кладёт руки на камень.

«Гудящий Камень»,

Мы уже готовы ко всему, и он, не дожидаясь ответа, прикладывает рот к одной из «крысиных нор». Что-то явно должно произойти, если только он не лопнет от натуги. О Господи! Надеюсь, у него нет склонности к апоплексии. И вот, наконец, камень издаёт жуткий звук, нечто среднее между стоном и рёвом, который раскатывается по всей долине, и по склонам холмов, и по лесу, что за домом, — кошмарный голос привидения.

— Скажу вам, сэр, — говорит хозяин, выпрямляясь с багровым лицом, пока стон камня ещё слышится в воздухе, — так в нашей округе подавали сигнал в старые времена, когда приближались враги. Дули в камень, и было слышно на семь миль кругом; по крайней мере, так я слышал от законника Смита, а уж он всё знает про старые времена.

Мы едва ли можем проглотить семь миль законника Смита; но, в самом деле, мог ли звук Гудящего Камня быть призывом, своего рода «огненным крестом» для всей округи в старые времена? И в какие старые времена? Кто знает?

Мы с благодарностью платим за пиво.

— А как называется та деревня внизу, хозяин?

— Кингстон Лайл, сэр.

— Славные у вас там посадки.

— Да, сэр, Сквайр обожает деревья и всякое такое.

— Неудивительно. У него там есть что обожать. Всего доброго, хозяин.

— Всего доброго, сэр, и счастливого вам пути.

Рог Пьюси, в настоящее время находится в Музее Виктории и Альберта в Лондоне

А ещё есть прекрасная старинная церковь в Аффингтоне, который в старину назывался Уффингас, — вся округа полна саксонскими названиями и памятками той поры! Или вот ещё старинная усадьба в Комптоне, в которой могли бы жить штук двадцать Мариан, [27] — окружённая рвом с цветущими водяными лилиями, она приютилась под склоном холма, с тисовой, так называемой «монастырской», аллеей и бесподобными садами на террасах.

Церковь в Аффингтоне

И всё это — в долине, да и много чего ещё найдётся там для тех, у кого есть глаза, и кто умеет ими смотреть. Подобные вещи каждый из вас может найти в сельской местности в любой части Англии. Вопрос в том, хотите ли вы замечать то, что находится у вас под самым носом, или не хотите. Ну ладно; я сделал все, что мог, чтобы пробудить ваш интерес, и если вы и теперь будете продолжать шататься по Европе каждые каникулы, это не моя вина. Я родился и вырос на западе страны, и благодарю Бога за это. Я житель славного саксонского королевства Уэссекс, истинный сакс, и душа моя навеки привязана к моей земле. Ничто не сравнится для меня со старыми местами, и нет лучше музыки, чем родной саксонский говор, тот, который можно услышать в Долине Белой Лошади.

Усадьба в Комптоне

Вот там-то, в одной из деревушек у подножия хребта Белой Лошади, и жил Сквайр Браун, мировой судья графства Беркшир. Там он вершил правосудие, карал и миловал, как умел, родил сыновей и дочерей, охотился на лис и ворчал по поводу плохих дорог и плохих времён. А жена его раздавала чулки, рубашки, халаты и рюмочку-другую старикам, страдающим ревматизмом, и добрые советы всем остальным, и занималась сбором пожертвований на покупку угля и одежды на зиму для бедных. Зимой, на святках, на кухне у Сквайра представляли пантомиму, участники которой, украшенные лентами, в цветных бумажных колпаках, нараспев декламировали на местном диалекте легенду о Св. Георгии и его битве с драконом, и о докторе, который вылечил Святого за десять фунтов — отголосок средневековых мистерий. Это было первое драматическое представление, увиденное маленьким Томом, которого нянька с этой целью носила вниз на руках в зрелом возрасте трёх лет. Том был старшим ребёнком своих родителей и с младенчества демонстрировал ярко выраженные семейные черты. С самого начала это был здоровый и сильный мальчишка, склонный драться с нянькой и удирать от неё, а также брататься со всеми деревенскими мальчишками, с которыми он отправлялся в экспедиции по округе. Там, в тихой старомодной деревушке, под сенью вечных холмов, и воспитывался Том Браун, и ни разу не покидал её, пока не отправился в первый раз в школу в возрасте лет восьми, — потому что в те времена смена обстановки два раза в год не считалась так уж абсолютно необходимой для здоровья подданных Её Величества.