Это же Пэтти!

– О, я никогда не обращаю внимания на предупреждающие знаки, – просто сказала Пэтти. – В этом мире никогда никуда не попадешь, если позволишь им надоедать себе.

Неожиданно человек тихо засмеялся.

– Я думаю, что так и есть! – согласился он. – Я никогда не позволял им себе надоедать, – добавил он задумчиво.

– А можно я помогу Вам сажать лук? – вежливо спросила Пэтти. Ее осенило, что это может быть кратчайший путь к итальянскому саду.

– Пожалуй, да, как мне кажется, спасибо!

Он принял ее предложение с неожиданной сердечностью и серьезно объяснил метод работы. Луковки были крошечными, и их следовало с большой тщательностью сажать лицевой стороной вверх, поскольку для не успевшей развиться луковицы очень сложно перевернуться в нужном направлении после того, как она начала расти неправильно.

Пэтти очень быстро усвоила занятие и пошла вдоль следующего ряда, в трех футах позади него. Оказалось, что работа располагает к общению: по прошествии пятнадцати минут они успели крепко подружиться. Беседуя, они забрели в дебри философии, жизни и нравов. Он имел весьма определенное мнение на любую тему, – она решила, что он шотландец, – хотя, похоже, он был хорошо осведомленным старичком и читал газеты. Пэтти тоже прочитала газету этим утром. Она довольно обстоятельно ораторствовала о том, должны ли корпорации подлежать государственному контролю. Она решительно согласилась с редактором, что должны. Он утверждал, что они ничем не отличаются от любой другой частной собственности, и поэтому никого, черт побери, не касается, каким образом ими управляют.

– С Вас один цент, пожалуйста, – сказала Пэтти, протягивая руку.

– Один цент? За что?

– За «черт побери». Всякий раз, употребляя сленг или неправильные выражения, в кружку для подаяний приходится бросать монету в один цент. «Черт побери» намного хуже, чем сленг, это ругательство. Я должна бы вычесть с Вас пять центов, но поскольку это первое нарушение, я отпущу Вас с одним.

Он вручил свой цент, и Пэтти торжественно припрятала его в карман.

– Что вы изучаете в этой школе? – поинтересовался он, делая вид, что ему любопытно.

Она услужливо привела пример:

– Периметры подобных многоугольников равняются сумме их гомологичных сторон.

– Это тебе пригодится, – заметил он с едва уловимым блеском в глазах.

– Весьма, – согласилась она, – на экзамене.

Через полчаса посадка лука превратилась в утомительное занятие, однако Пэтти была готова на все и полна решимости делать свою работу до тех пор, пока делал он. Наконец, последняя луковица была посажена, садовник выпрямился и с немалым удовлетворением оглядел аккуратные ряды.

– На сегодня достаточно, – объявил он, – мы заслужили отдых.

Они сели: Пэтти – на тачку, человек – на перевернутую вверх дном бочку.

– Вам нравится работать на мистера Уэзерби? – поинтересовалась она. – Он настолько плох, как рисуют газеты?

Садовник слегка усмехнулся, закуривая трубку.

– Видишь ли, – промолвил он рассудительно, – со мной он всегда вел себя очень справедливо, но я не знаю, есть ли у его врагов причина любить его.

– По-моему, он чудовище! – заметила Пэтти.

– Почему? – с легким вызовом спросил человек. Он был готов пренебрежительно отозваться о своем хозяине, но постороннему бы этого не позволил.

– Он такой скареда, когда дело касается его старых теплиц. Вдовушка – то есть миссис Трент, директриса, понимаете, – написала ему и попросила разрешить ботаническому классу посмотреть его орхидеи, так он ответил в исключительно невежливом тоне!

– Я уверен, что он не нарочно, – извинился человек.

– Ну нет, это он нарочно! – стояла на своем Пэтти. – Он сказал, что не может позволить ораве школьниц носиться повсюду и ломать его виноград, – как будто мы бы так поступили! У нас прекрасные манеры. Мы обучаемся им каждый четверг по вечерам.

– Возможно, он и был немного груб, – согласился он, – но, видите ли, мисс, у него не было ваших преимуществ. Он не обучался хорошим манерам в интернате для юных леди.

– Он вообще им не обучался, – пожала плечами Пэтти.

Садовник глубоко затянулся своей трубкой и, прищурившись, принялся изучать горизонт.

– Не суди его так, как других людей, это не совсем справедливо, – медленно произнес он. – Ему немало пришлось пережить в жизни, а теперь он стар и, позволю себе заметить, временами довольно одинок. Весь мир против него: когда встречаются порядочные люди, он знает, что им что-то от него нужно. В настоящий момент твоя учительница проявляет вежливость, так как хочет увидеть его оранжереи, но, ручаюсь, что она считает его старым вором!

– А это не так? – спросила Пэтти.

Человек слегка ухмыльнулся.

– Иногда, как и все остальные, он бывает честным.

– Возможно, – ворчливо признала Пэтти, – он не так уж плох, раз Вы с ним знакомы. Так часто бывает. Вот есть такая Лорди, наша учительница латыни. Я всегда презирала ее, а потом, в час испытаний, она оказалась в полной готовности и была чер-товс-ки потрясна!

Он протянул руку.

– С тебя один цент.

Пэтти отдала ему его собственную монету.

– Она помешала тому, чтобы меня исключили из школы, я серьезно. С тех пор я больше не могу ее ненавидеть. И знаете, мне этого жутко не хватает. Когда у тебя есть враг, это, в некотором роде, весело.

– У меня их было порядочное количество, – кивнул он, – и мне всегда удавалось получать удовольствие от их существования.

– И, вероятно, они, на самом деле, довольно милые люди? – предположила она.

– О да, – согласился он, – самые страшные преступники зачастую оказываются очень приятными людьми, если их увидеть с правильной стороны.

– Вот это правда, – проговорила Пэтти. – Люди становятся плохими, главным образом, из-за непредвиденных обстоятельств, я знаю это по собственному опыту. Сегодня утром, например, я проснулась с твердым намерением выучить геометрию и отправиться к зубному врачу… и все же… я здесь! Итак, – вывела она назидание, – к преступникам всегда следует проявлять доброту и помнить, что по разным обстоятельствам можно самому угодить за решетку.

– Эта мысль, – сознался он, – часто приходит мне в голову. Я… мы… то есть, мистер Уэзерби, – продолжал он спустя мгновение смущенных раздумий, – верит в то, что человеку надо давать шанс. Если у тебя есть друзья-осужденные, которые ищут работу, то присылай их сюда. Раньше у нас тут за коровами присматривал скотокрад, а за орхидеями – убийца.

– Вот потеха! – вскричала Пэтти. – А сейчас он здесь? Я бы очень хотела увидеть убийцу.

– Он ушел от нас недавно. Здесь для него было слишком скучно.

– Как давно Вы работаете на мистера Уэзерби? – спросила она.

– С незапамятных времен, и работал я не покладая рук! – прибавил он с некоторым вызовом.

– Надеюсь, он Вас ценит?

– Да, по-моему, в целом, он меня ценит.

Он вытряхнул пепел из трубки и поднялся.

– А теперь, – предложил он, – хочешь, я покажу тебе итальянский сад?

– О да, – промолвила Пэтти, – если Вы считаете, что мистер Уэзерби не будет против.

– Я главный садовник. Я делаю, что хочу.

– Если Вы – главный садовник, то почему Вы сажаете лук?

– Это утомительный труд – подходит для моего характера.

– О! – рассмеялась Пэтти.

– И потом, понимаешь, когда я начинаю «загонять» моих подчиненных, я останавливаюсь и думаю о том, как болела моя собственная спина.

– Вы слишком славный, чтобы работать на него! – произнесла она одобрительно.

– Спасибо, мисс, – он с усмешкой коснулся своей шляпы.

Итальянский сад был очаровательным местечком с мраморными лестницами, фонтанами и подстриженными тисовыми деревьями.

– О, вот бы Конни могла это увидеть! – воскликнула Пэтти.

– А кто это?

– Конни – моя соседка по комнате. В этом году ее ужасно интересуют сады, так как она собирается получить премию по ботанике за анализ большинства растений, – во всяком случае, я думаю, что она ее получит. Состязание идет между нею и Керен Херси; весь остальной класс выбыл. Мэй Ван Арсдейл работает против Конни, чтобы досадить мне, поскольку я вышла из членов древнего тайного общества, которое она основала. Она приносит из города орхидеи и отдает Керен.