Поль и Виргиния. Индийская хижина

«Добродетельный человек, — сказал ему англичанин, — вы гораздо достойнее меня, потому что вы делаете добро тем, кто презирает вас. Если вы не окажете мне чести сесть на одну цыновку со мною, я стану думать, что вы считаете меня злым человеком, и немедленно уйду из вашей хижины, хотя бы мне предстояло быть потопленным дождем или растерзанным тиграми». Парий сел на одну цыновку со своим гостем, и оба принялись за трапезу. Между тем ученый наслаждался чувством безопасности среди бури. Хижина была чрезвычайно устойчива: помимо того что она стояла в самом тесном месте, она была еще построена под фиговым деревом, ветви которого, с пучками корней на концах, образуют множество сводов, поддерживающих главный ствол. Листва этого дерева была так густа, что ни одна капля дождя не проникала сквозь нее, и, несмотря на то, что раздавался ужасный вой урагана, смешанный с ударами грома, дым от огня, выходивший из середины крыши, и огонь лампы нисколько не колебались. Ученый любовался спокойствием индуса и его жены, еще более глубоким, нежели спокойствие элементов. Их ребенок, темный, блестящий, как черное дерево, спал в колыбели; мать качала его ногой и в то же время забавлялась тем, что делала для него ожерелье из красных и черных горошин. Отец бросал на обоих взгляды, исполненные нежности. Наконец, даже собака принимала участие в общем счастии: лежа вместе с кошкой возле огня, она время от времени полуоткрывала глаза и вздыхала, глядя на хозяина.

Как только англичанин кончил трапезу, парий предложил ему горящий уголек, дабы зажечь трубку, и, закурив в свою очередь, сделал знак жене, которая поставила на цыновку две чашки кокосового молока и большую тыквенную бутылку, наполненную пуншем, приготовленным ею во время ужина из воды, рисовой водки, лимонного сока и сока сахарного тростника. В то время как они курили и пили, ученый сказал индусу: «Я считаю вас одним из самых счастливых людей, которых когда-либо встречал, а следовательно — одним из умнейших, Разрешите мне задать вам несколько вопросов. Почему вы так спокойны во время этой ужасной бури? Ведь вы скрыты лишь деревом, — деревья же притягивают молнию».

«Никогда еще, — ответил парий, — молния не падала на фиговое дерево». — «Это очень любопытно, — продолжал ученый. — Причиной этому, конечно, то, что данное дерево имеет отрицательное электричество, как лавр».

«Не понимаю вас, — сказал парий, — но моя жена думает, что происходит это потому, что бог Брама однажды укрылся под его листвой; а я полагаю, что бог дал в этом грозном климате фиговым деревьям густую листву и своды, чтобы люди могли найти под ними убежище от грозы, и не позволяет грому касаться их».

«Ваш ответ очень благочестив, — сказал ученый. — Видимо, вера в бога приносит вам покой. Вера дает больше спокойствия, нежели знание. Скажите мне, пожалуйста, к какой касте принадлежите вы, ибо вас нельзя причислить ни к одной из индусских каст, поскольку ни один индус не хочет иметь с вами общения. В списке ученых каст, которые я должен был исследовать на моем пути, я не нашел касты париев. В какой области Индии находится ваша пагода?» — «Повсюду, — ответил парий. — Пагода — природа; я поклоняюсь создателю ее при восходе солнца и благословляю его при заходе. Обученный несчастием, я никогда не отказываю в помощи более несчастным, чем я сам. Я стараюсь сделать счастливой мою жену, ребенка и даже кошку и собаку. Я жду смерти в конце жизни моей, как сладкого сна в конце дня».

«В каких книгах почерпнули вы эти взгляды?» — спросил ученый. «В природе, — ответил индус, — я не знаю других книг». — «Ах, это великая книга! — сказал англичанин. — Но кто научил вас читать ее?» — «Несчастие, — ответил парий: — принадлежа к презренной касте моей страны, отвергнутый обществом, я ушел к природе». — «Но в вашем одиночестве у вас есть, по крайней мере, какие-нибудь книги?» — возразил ученый. «Ни одной, — сказал парий, — я не умею ни читать, ни писать». — «Вы избегли многих сомнений, — сказал ученый, ударив себя по лбу. — Что же касается меня, то я был послан Англией, моей родиной, искать истину у многих народов, дабы просветить людей и сделать их счастливее. Однако после бесплодных поисков и жестоких споров я убедился, что искание истины — безумие, ибо, найдя ее, не будешь знать, кому ее передать, если не хочешь нажить себе множества врагов. Скажите мне откровенно: не согласны ли вы со мной?» — «Хотя я только невежда, — ответил парий, — но ежели вы позволяете мне высказать свое мнение, то я думаю, что каждый человек должен искать истину для собственного счастия, иначе он будет скупым, тщеславным, подозрительным, злым, даже людоедом, следуя предрассудкам или интересам тех, кто его воспитал».

Ученый, который беспрестанно думал о трех вопросах, предложенных им главе пандитов, был восхищен ответом пария.

«Поскольку вы полагаете, — сказал он ему, — что каждый человек должен искать истину, то скажите мне прежде всего, какими средствами нужно пользоваться, дабы найти ее, ибо чувства наши обманывают нас, а наш разум вводит нас в еще бо́льшие заблуждения. Разум различен почти у всех людей; он, полагаю я, по существу влечет лишь к частным выгодам каждого из них. Вот почему он так разнообразен повсюду на земле. Нет двух верований, двух народов, двух племен, двух семей, — да что я говорю! — нет двух людей, которые думали бы одинаково. Как же искать истину, если разум не может служить для этого средством?» — «Я думаю, — ответил парий, — надо искать ее простым сердцем. Чувства и ум могут обмануть нас, но простое сердце, хотя оно и доступно обману, никогда не обманет».

«Ваш ответ глубок, — сказал ученый. — Нужно сперва искать истину сердцем, а не умом. Все люди чувствуют одинаково, а рассуждают различно, потому что основы истины — в природе, а следствия, которые они извлекают, — в их выгодах. Итак, простым сердцем нужно искать истину, ибо простое сердце никогда не будет заставлять выслушивать то, чего оно не слышало, и верить в то, во что оно не верит. Ему не для чего ни обманываться, ни обманывать других. Таким образом, простое сердце, далеко не такое слабое, как сердца большинства людей, движимых своими выгодами, крепко и именно таково, каким должно быть, чтобы искать и хранить истину».

«Вы развили мою мысль гораздо лучше, чем это мог бы сделать я, — ответил парий. — Истина подобна небесной росе, чтобы сохранить ее чистой, нужно ее вливать в чистый сосуд».

«Это очень хорошо сказано. Вы искренний человек, — продолжал англичанин. — Но осталось найти еще самое трудное. Где искать истину? Простое сердце зависит от нас, но истина зависит от других людей. Где найти ее, если те, кто окружают нас, в большинстве исполнены предрассудков или развращены своекорыстью. Я побывал у многих народов, я рылся в их библиотеках, я совещался с их учеными, но повсюду я нашел лишь противоречия, колебания и мнения в тысячу раз более различные, нежели их языки. Если нельзя отыскать истину в знаменитейших собраниях человеческих знаний, куда же идти за ней? К чему иметь простое сердце среди людей, у которых ум лжив, а сердце порочно?»

«Истина казалась бы мне подозрительной, — ответил парий, — если бы она досталась мне лишь через людей. Совсем не среди них надо искать ее, а в природе. Природа — источник всего существующего. Язык ее не темен и не различен, как язык людей и книг. Люди творят книги, а природа — вещи. Основывать истину на книгах — то же, что основывать ее на какой-нибудь картине или на статуе, которая может интересовать лишь одну страну и которую время меняет с каждым днем. Всякая книга — искусство людей, природа же — искусство бога».

«Вы правы, — сказал ученый: — природа — источник природных истин. Но где, если не в книгах, например источник истин исторических? Как удостовериться сегодня в истинности события, случившегося тысячу лет тому назад? Те, кто передали нам его, были ли они лишены предрассудков, были ли беспристрастны, было ли у них простое сердце? Кроме того, сами книги, которые передают нам это событие, — разве не нуждаются они в переписчиках, в издателях, в комментаторах, в переводчиках, а все эти люди не меняют ли более или менее истину? Как вы справедливо сказали, книга — только искусство человека. Значит, надо отказаться от всякой исторической истины, ибо ее можно добыть лишь с помощью людей, которым свойственно заблуждаться». — «Какое значение имеет для нашего счастия, — сказал индус, — история минувшего? История настоящего есть история того, что было, и того, что будет».