Звезды Маньчжурии

Стимс мгновенно смягчился.

— Элия, я знаю, — раньше смерть так часто проходило мимо Вас, что вы теперь плохо верите, что ей когда-нибудь вздумается прямо к вам обратиться. Поэтому я и взял вас с собой… Так будьте же мне другом и поддержите меня в моем предприятии! Мне тут нужно найти нечто… ну, такое… это трудно объяснить, но оно чрезвычайно важно для меня! Если нам удастся это, — вы будете обеспеченным человеком! Так вы поддержите меня? Идет? — протянул он руку Илье.

— Идет! — Илья пожал руку с ощущением, что он первый раз в жизни совершает выгодную сделку: ни один из вождей, за которыми он шел раньше, не сулил столько!.. А что касается этого «нечто» — так оно, по всей вероятности, — какая-нибудь разновидность насекомого, которое водится только в этих местах… Мало ли чудачеств у миллионеров!..

Стимс не дал ему закончить своей мысли:

— Видите ли, эти горы по вечерам окутываются туманом, — должна быть и вода! Вообще, мы там найдем все, что даже нечто такое… э…

Чтобы меньше тратить драгоценной влаги, решено было двигаться по ночам, а днем отдыхать…

Они поделили воду и к вечеру с одинаковым рвением продолжали путь.

Так они поступили в странном согласии оба: один, потерявший вкус к жизни, — весь в устремлении за туманной мечтой; другой — чтобы завоевать ту самую жизнь, от которой бежал первый.

4

В жуткой «Пляске Смерти» Сен-Санса часы бьют полночь, а затем раздаются глухие шаги шествующей Смерти. В лунном сиянии валятся кресты, могилы раскрываются, выходят скелеты и в полных загробной скорби звуках изливают невыразимую в словах тоску по отлетевшей жизни: еще раз они живут эхом далеких воспоминаний. Пораженное неизбывной тоской кладбище корчится и завывает в истомной муке…

Мертвая Гоби оживает также, когда Смерть в красном зареве раскаленного солнца, укутанная в пыльную мантию, на крыльях бури несется на великое кладбище царств и народов.

Громадной багровой тенью она вырастает на горизонте и полнеба закрывает складками своего платья. Еще не слышно завывания голодных волков бури, которые скоро будут здесь, чтобы рассыпающимися стаями рыскать по пустыне за видимыми только им тенями, — но дуновение уже несется впереди них, песок начинает шуршать, и тогда кажется, что в пустыне слышны бесчисленные шаги. А если путник будет поблизости гор, то после первого порыва ветра он услышит дробный топот скачущих всадников; то осыпаются камни с растрескавшихся вершин…

Стимс потряс спящего Илью:

— Вставай! Вставай скорее: женщина… Илья приподнялся с жесткого камня, на который его бросила нечеловеческая усталость ночного пути, и шершавой рукой протер глаза.

— Что?.. Какая женщина?.. Где?.. Он ничего не понимал, потому что все изменилось кругом до неузнаваемости: ветер свистал в ушах, заунывно воющими звуками наполнился воздух, — муть и темь…

— Женщина на белом коне только что проскакала мимо нас! — в самое ухо прокричал ему Стимс, покрывая голосом рев бури; он трепетал в невероятно радостном возбуждении, — это конец пути; она приведет нас к людям! Слышишь — нужно бежать за ней!

Сильным рывком он поставил Илью на ноги и, увлекая его за собой, пустился бежать вдоль по скату.

Еще неопомнившийся Илья изо всех сил побежал с ним рядом: в его смятенной голове перемешалось все, — буря, напряженное до крайности лицо Стимса, его ликующий возглас о близком конце пути и какой-то женщине, и Илья стал точь-в-точь тем человеком, которого разбудили ночью при зловещем реве пламени отчаянным криком:

— Пожар!

Стимс не давал ему опомниться: в удушающих облаках пыли то и дело красноватым пятном мелькало его лицо, и он выкрикивал:

— Она неслась, как птица, по равнине… В трех шагах от меня она остановилась и улыбнулась… на ней была огненно-красная мантия и убор из страусовых перьев на голове… Ее лицо излучало сияние… Она сказала, что давно ждет меня… что жрецы в храме трижды приносили жертвы о моем прибытии…

Точно ударили Илью, — он замедлил шаг: сумасшедший человек находился перед ним и нес дикие, сумасшедшие речи… Как он раньше не заметил этого?

Стимс подскочил к нему и схватил за руки.

— Она сказала, что воины с сигнальными трубами расставлены по всем высотам, чтобы известить о моем появлении!

Илья остановился, тяжело переводя дыхание.

— А! Ты не веришь?! — с криком набросился на него Стимс, бешено колотя кулаками, — не веришь?! Я и сам не верю… Но почему ей не быть?.. Почему…

Вцепившись друг в друга, они вступили в исступленную борьбу. Кто-то из них поскользнулся, и они вместе покатились по скату вниз. Клубок из двух тел, подпрыгивая на неровностях, с глухим шумом грохнулся с обрыва на камни…

5

На темной поверхности моря безумия, затопившего мозг Стимса, расходящимися кругами заходили волны пробивающегося к поверхности рассудка. Стимс открыл глаза и недоуменно оглянулся: кругом шуршало и завывало, — будто волки… Он сел. Перед ним лежал распростертый человек, может быть, — труп…

Где он? Ах да — Нечто!..

В его мозгу происходила какая-то борьба: мрак безумия силился снова втянуть в глубину всплывшую золотую рыбку разума, и Стимс чувствовал, что момент просветления будет короток.

— Да, это — сумасшествие, — сознавал он без страха, и, в то же время ощущал подкрадывавшееся неодолимое желание начать хохотать, сперва — тихо, а потом — все громче и громче…

Напряжением воли он подавил коварное желание, как опьяневший делец заглушает хмель в голове, чтобы переговорить трезвым голосом с очень ему нужным банкиром.

Он весь спружинился, — у него сейчас была только одна цель: кончить игру так, как должен был это сделать настоящий мужчина… А для этого нужно было свести все счеты и спокойно положить карты на стол…

Он потрогал лежавшего без сознания Илью и убедился, что он дышит.

— Парень шел за мной, не смущаясь, — я ему обещал… — решил он и принялся за единственное дело, которое еще был в состоянии совершить: вынул книжку и стило и стал писать чек.

К выведенной единице он стал приписывать нули, и тут же дьявольский сарказм подсказал ему:

— С тремя нулями Илья испытает лишь краткое блаженство, с четырьмя — превратится в тупого мещанина, с пятью — станет, пожалуй, крупным дельцом, а с шестью… сгорит, как я, и, может быть… — тут он задумчиво потер переносицу, — может быть, снова снарядит караван на запад, в поисках невероятного…

Он приписал шесть нулей, методично и точно сделал все остальные надписи и тщательно приколол чек к рубашке Ильи.

Правда, тут он начал спешить, потому что волны мрака все выше поднимались в сознании.

Затем, со страшно серьезным лицом, он повернулся и пошел туда, где ежесекундно менявшие облик голодные волки песчаной бури с завыванием охотились за тенями, видимыми только им…

На Стимса обрушивались тучи песку, засыпая его по колени, а он продолжал идти к таинственному «нечто», которое теперь, казалось, было уже совсем близко…

Ему чудилось, что он идет не один, а целая армия суровых мужчин — начиная с сухощавых, одетых в легкую парусину тропических путешественников и кончая укутанными в меха полярными исследователями — молча движется вместе с ним.

Стальные крылья реяли над ним в воздухе, и оттуда приникали к земле острые, упорные взгляды, пилотов, отыскивающие следы таинственного «Нечто».

Невиданные растения-полуживотные морских пучин и рыбы, покрытые десятками глаз, шевелились, когда мимо них проплывали подводные лодки, откуда опять выглядывали жадные глаза мужчины, влюбленного в «Нечто».

Отплевываясь песком и задыхаясь, Стимс продолжал идти. Наконец, ничего не видя перед собой, он закружился на месте и упал.

В этот именно момент его потухающее сознание подсказало ему, что он достиг…

Таежная сказка

Коновалов с равнодушным видом выслушал заявление старого приказчика лесной концессии, что контора, вследствие сокращения летних погрузок, принуждена уволить двух десятников и выбор пал на Фетюкина и на него — Коновалова.