Девушки и единорог

Потом она стала приходить сюда с книгой из библиотеки отца. В своем уютном убежище она могла часами читать о жизни знатных красавиц, недосягаемых для закона, попирающих ногами околдованных ими мужчин и способных менять ход истории. Несмотря на то, что большинство из них плохо закончило, Гризельда не думала о финале. Нетерпеливо ожидая начала, она мечтала, как судьба увлечет ее к такому же ослепительному будущему, если не к чему-то еще более величественному. Она была уверена, что всегда будет свободной, полной хозяйкой своей судьбы.

Но проходили годы, и в ее власти оставался только ее верный Ардан.

Он не мог карабкаться вместе с хозяйкой до Трона и оставался лежать у подножья скалы, на которую девушка взбиралась, словно горная козочка, нередко даже сбросив сапожки.

В конце января случилось необычно солнечное утро. Можно было подумать, что за одну ночь природа перешагнула из конца зимы прямо в расцвет весны. В такие дни всегда можно ждать чего-то необычного, например, неожиданного появления загадочных путешественников.

Гризельда быстро расправилась с утренним чаем, нетерпеливо поторопила возившуюся с ее прической Молли, выбрала лиловое платье и зеленое пальто из муаровой ткани. На тяжелую массу рыжих волос она набросила кружевное облако, такое же светлое, как и сапожки. Она выбежала из дома через садовую калитку и устремилась через лес, сопровождаемая своим псом, танцующим вокруг нее подобно языку пламени.

В тот момент, когда Гризельда вскарабкалась на скалу, на горизонте появилось темное пятнышко, направлявшееся в пролив между островами Церковный и Соленый. Как только девушка уселась на обычном месте, на Сент-Альбан налетел шквал с дождем, струи которого неслись почти горизонтально. В одно мгновение ниша, где находилась Гризельда, заполнилась водой. Насквозь промокшая Гризельда, с которой стекала дождевая вода, спустилась со скалы и попыталась укрыться под деревьями. Но с их вершин тоже каскадами струилась вода, срывавшая с ветвей листву и птичьи гнезда.

Встревоженная леди Гарриэтта принялась пересчитывать дочерей. Боже, и куда только они пропали в такую страшную непогодь? Самая младшая, Джейн, оказалась рядом с матерью. Умница, она никогда не огорчала мать. Старшая, Элис, самая красивая, отправилась в Донегол с теткой Августой, приславшей за девочкой карету. Элен сидела над книгой в библиотеке вместе с отцом. Китти с утра посвятила свое свободное время посещению живших поблизости бедных семей, которым щедро дарила съестное и свою заботу. Разумеется, она могла без труда найти укрытие. К тому же, дождь на материке мог быть гораздо слабее.

А вот Гризельда. Ах, эта Гризельда, непредсказуемая девчонка! Она опять носится — да еще и босиком! — где-то по острову. Когда на нас обрушился настоящий потоп!

Леди Гарриэтта хотела позвать горничную, чтобы та отнесла девочке плащ, но оказалось, что Эми уже отправилась на поиски с двумя служанками.

Сотрясаемая нервной дрожью, леди Гарриэтта смотрела из окна своей комнаты на лес, взъерошенный порывами ветра. Она плохо представляла территорию между домом и океаном. Предпочитала противоположный край острова с аккуратно подстриженными лужайками и гармонично оформленной аллеей, спускавшейся к дамбе. Этот вид благотворно действовал на ее глаза и ее душу. Впрочем, она почти не покидала дом, единственный смысл ее существования, ее убежище, ее раковина, изолированный островок покоя посреди острова. Что касается Сент-Альбана, то в короткие тревожные моменты остров казался ей не менее таинственным и опасным, чем Африка.

Библиотека представляла собой третий, самый маленький островок, находившийся внутри и под защитой второго и первого островов, то есть дома и Сент-Альбана. Здесь сэр Джон, укрывшийся от действительности, спокойно занимался своими изысканиями. На его глазах выросли дочери, но это не побудило его к размышлениям. Его четвертая дочь, Элен, завороженная загадками шумерских табличек, уже много лет участвовала в отцовских исследованиях. Он не видел ничего необычного в том, что девятнадцатилетняя девушка увлеченно копалась в пыли прошлого. Наверное, он даже не заметил, что за окном бушует непогода.

Ветер и дождь усилились. Огромный вихрь, словно гигантский мускул, обвился вокруг дуба и согнул ветвь толщиной в человека. Она затрещала, оторвалась и рухнула на аллею вместе со сломанными мелкими ветками и охапками листвы. За секунды до ее падения под дубом проехала карета. Как лошади, так и кучер с пассажиром, ослепленные и оглушенные бурей, даже не заметили чудом миновавшую их опасность.

Эми со служанками вернулись под крышу, так и не найдя Гризельду. Только Молли продолжала искать ее. Иногда, сквозь шум дождя и ветра можно было услышать, как она зовет то Гризельду, то собаку. Девушка слышала, что ее зовут, но не хотела отвечать. Укрывшаяся от бури в туннеле, Гризельда сидела на столбике, обозначавшем его середину. Прижав к груди мокрого пса и не позволяя ему откликнуться на зов, она чувствовала согревающее ее звериное тепло. Наконец Молли перестала кричать, и теперь они слышали только рев окружавшей их бури. Гризельда ощущала то тепло, то холод, она боялась и в то же время радовалась.

Карета остановилась перед ступеньками. Кучер в длинном пальто, по которому струилась вода, сошел на землю и распахнул дверцу. Леди Гарриэтта разглядела через завесу дождя силуэт мужчины, не решавшегося выйти под дождь. Она тут же послала ему на выручку Бригитту, маленькую служанку, державшую большой зонтик. Ветер коварно приподнял ее юбку, и она едва не выпустила зонтик, стараясь сохранить благопристойный вид. Мужчина выбрался из кареты, быстро поднялся по ступенькам, обеими руками придерживая черный цилиндр, и совершенно промокший, наткнулся на леди Гарриэтту. Заметив ее перед собой, он с извинениями поклонился. Это был Амбруаз Онжье, лондонский коллега сэра Джона, с которым тот поддерживал постоянную переписку. Сейчас он приехал на Сент-Альбан, чтобы помочь сэру Джону своими советами. На его лице выделялись усы, все еще темные, и небольшая поседевшая бородка. Ему исполнилось сорок два года. Когда он выпрямился после того, как поклонился леди Гарриэтте, на его бородке и усах засверкали капельки дождя.

В Донеголе дождя не было. Вернее, из принесенных ветром туч время от времени сыпался мелкий дождик, на который в Ирландии никто не обращает внимания. Элис побродила по узенькой улочке, где находилась лавка торговца пряностями, купила в ней немецкий одеколон для леди Гарриэтты и немного пряностей для Эми. До этого она уже нашла синие шелковые нитки для Гризельды и гусиные перья для отца. Ей приходилось каждый месяц выполнять поручения всех членов семьи, и ее при этом обычно сопровождала тетка Августа. Пока Элис заполняла сумку разными мелочами, Августа занималась более серьезными покупками. Закончив дела, они должны были встретиться на рыночной площади.

Внезапно Элис остановилась. Из широко распахнувшихся дверей на улицу выплеснулись ликующие звуки органа. Сразу же двери снова закрылись за вошедшим. Поколебавшись некоторое время перед пустой серой стеной, в которую была врезана деревянная дверь с крестом святого Патрика [13], Элис тоже осторожно вошла с бьющимся сердцем. Она знала, что оказалась в часовне сестер милосердия [14], хотя в возрасте 27 лет никогда не переступала порог католического заведения. Сэр Джон по традиции считал себя протестантом, но никогда не проявлял пылкой религиозности. Ежемесячно, каждое третье воскресенье, он приглашал на остров пастора, но во время службы обычно не переставал размышлять о тайнах истории Вавилона. Вера леди Гарриэтты была таким же результатом условий ее воспитания, как скромность и умение играть на фортепьяно. Для Элис Бог был проблемой, призывом и одновременно источником страхов. Она но не могла найти его. Бог родителей казался ей карикатурой, и пастор, несмотря на всю его убежденность, не мог открыть перед ней ничего, кроме пустоты.