Баконя фра Брне
Баконя фра Брне читать книгу онлайн
Симо Матавуль (1852—1908), Иво Чипико (1869—1923), Борисав Станкович (1875—1927) — крупнейшие представители критического реализма в сербской литературе конца XIX — начала XX в. В книгу вошли романы С. Матавуля «Баконя фра Брне», И. Чипико «Пауки» и Б. Станковича «Дурная кровь». Воссоздавая быт и нравы Далмации и провинциальной Сербии на рубеже веков, авторы осуждают нравственные устои буржуазного мира, пришедшего на смену патриархальному обществу.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— И в самом деле, что с тобой? — спросил Тетка. — Я уже давеча заметил…
— Нехорошо, брат! В висках стучит, словно молотом бьют, в глазах какая-то рябь, а по правой ноге и руке будто мурашки бегают…
— Иди и ложись, брат! — сказал Тетка.
— Иди, иди! — повторили остальные.
В эту минуту со стороны церкви донеслись крики. Послушники взломали дверь и вошли внутрь церкви.
— Какого еще черта?.. Что случилось? — наперебой закричали фратеры и повалили к церкви.
Кот, Буян и Лис встретили их на пороге бледные, дрожащие.
— Отцы, церковь ограблена!
— Ограблена церковь!
Фратеры кинулись в церковь, а настоятель остановился, зашатался и как подкошенный рухнул навзничь.
VIII
УЖАС
Фратеры и послушники метались по темной церкви, боясь отступить друг от друга хотя бы на шаг.
— Отворите главный вход! — крикнул наконец Вертихвост.
И только тогда перед ними предстал весь ужас содеянного!
Ни на одном из алтарей не осталось ни единой золотой или серебряной вещи, святые покровы были испачканы и раскиданы, на полу валялись свечи, книги, искусственные цветы…
Такое можно было увидеть только в старину после набега янычар!
С криками ужаса они всей толпой повалили к главному алтарю.
Грабители сорвали с головы святого Франциска золотую корону, с груди — трехрядное драгоценное ожерелье; мало того, не удовлетворившись этим, они проткнули святому глаз, а углем нарисовали усы! Сняли висевшие перед ним большое и три малых кандила; взяли золотой ковчежец, в котором хранилось святое причастие; старинную чашу чистого золота для причастия — дар короля Боснии Степана Томашевича [9], который фратеры когда-то привезли от него; шесть тяжелых серебряных подсвечников, тоже старинных; украли… растащили все, что было ценного!
— Э, э, э… — начал было Тетка.
— Вот, пусть теперь кто-нибудь скажет, что это сделали заречные наши слуги, а не ркачи! — прервал его Вертихвост.
От главного алтаря они двинулись было к ближайшему правому, но в эту минуту вбежал Навозник; широко расставив руки, он завертелся волчком и кинулся к главному выходу с криком:
— Помер! Помер! — Потом схватился за канат и, подпрыгивая на добрый метр от земли, затрезвонил в колокол.
Решив, что повар внезапно сошел с ума, фратеры поспешили к нему, но их внимание привлекли доносившиеся с галереи сквозь малую дверь призывы фра Брне:
— Сюда, сюда, смотрите, что здесь такое!.. Кто это лежит как мертвый?
Укутанный шалью, Кузнечный Мех вышел на галерею и закричал:
— Кто убил фратера? Кто умер?
А несчастный настоятель с посиневшим лицом лежал на спине.
Все растерялись, заговорили разом, забегали.
Навозник все трезвонил да трезвонил и что-то кричал.
Наконец Квашня и Кузнечный Мех поняли, что ограблена и церковь; они вошли, увидели царивший там разгром и переглянулись, не понимая, сон это или явь. Опомнились они только от шума, который подняли слуги у главного входа, кинулись было туда, но им загораживал путь прыгавший Навозник.
— Перестань сейчас же! — крикнул Кузнечный Мех, и, когда повар не послушался, фратер схватил его за ухо, оттащил в сторону и обратился к слугам:
— Куда вы лезете, сумасшедшие?.. Ты иди, а ты стой… нет, ступайте все, все, один туда, а двое сюда…
— За доктором в город, — разъяснил Брне.
— Но что опять случилось? — спросил мельник.
— Как что?! Умер настоятель…
— Настоятель умер!
— Назад! — крикнул прибежавший в эту минуту Вертихвост. — Идите через монастырский двор, кругом! — И, затолкав фратеров и повара в церковь, запер изнутри дверь на засов и поспешил выйти первым во двор.
Когда слуги подошли к церкви с другой стороны, опять поднялись сумятица и крики.
— Значит, умер настоятель?! А кто говорит, что ограбили церковь?! Пойдем посмотрим!
— Стойте! — крикнул Вертихвост и, видя, что их так не остановишь, выхватил у мельника из-за пояса пистолет, взвел курок и наставил на толпу. — Назад, скоты вонючие! Ни шагу дальше и слушать меня… Дайте мне кто-нибудь нож и принесите воды! Не видите, человек умирает! Быстро принесите матрас из его кельи. Нож дайте или бритву!
Вертихвост сунул пистолет за свой веревочный пояс, торопливо разрезал игумену сутану и резанул его ножом по руке в двух местах, потом брызнул в лицо водой и приказал перенести в келью. Затем оставил на часах у церковной двери Кота, а сам двинулся вместе со всеми в монастырскую канцелярию, где быстро написал две записки.
— Вот два письма, одно в суд, другое врачу. Ну-ка, у кого хватит сил переплыть реку, попросить у крестьян хорошую лошадь и во весь дух скакать в город? А ну, ребята, кто возьмется, даю три талера в награду! — сказал временный настоятель.
— Дело не в награде, однако… попытаюсь, если крикнете заречным, чтобы дали лошадь! — сказал Увалень.
— Я бы доверился больше Жбану, — заметил мельник.
— А в самом деле, где Жбан? Куда он делся? Давайте его сюда!
Косой отправился искать Жбана.
Вертихвост и Тетка вышли со слугами за монастырские ворота. Остальные фратеры направились к настоятелю.
Жбана искали долго.
— Кто знает, уж не он ли устроил весь этот разгром! — сказал, раздеваясь, Увалень скотнику, который привязывал его одежду к палке.
— Тебе бы только позлословить, пьянчуга! — сказал Тетка. — А я все думаю, не случилось ли чего дурного с беднягой!
— За его голову, святые отцы, не беспокойтесь, — сказал кузнец. — Жбан труслив, как заяц, и, должно быть, с перепугу в ракитник забился. Проголодается и выползет.
Увалень поплыл, держа в одной руке палку с привязанным к ней узлом одежды. Все стояли на берегу, пока он не переплыл, оделся и ушел в село. Живущие на берегу, как известно, ушли за Сердаром и Баконей вниз по реке. Вертихвост наказал четырем слугам остаться здесь, на случай если заречные с Сердаром приведут паром, и помочь им, а одному тотчас бежать в монастырь, чтобы сообщить об этом. И ушел с Теткой к настоятелю.
Все шестеро святых отцов постояли некоторое время у постели больного; только едва приметное дыхание указывало на то, что он еще жив. Оставив подле него послушников, фратеры отправились в церковь.
Святой Иероним тоже был начисто ограблен, но без надругательств.
— Видать, с решпектом отнеслись; недаром борода, совсем как у их монахов! — заметил Вертихвост.
На втором и третьем престоле безбожники изрешетили святых Викентия, Перейра и Роха. На четвертом стояло изображение святого Бернарда, коленопреклоненно воздевшего руки к небу; ему грабители пририсовали усы от уха до уха. Вертихвост, глядя на него, даже улыбнулся и с удивлением произнес:
— Убей их бог, откуда у них столько времени нашлось на забаву?!
— Видать, еще с вечера забрались. И пришло их немало. Покуда мы бражничали в кухне, одни очищали церковь, другие караулили у парома.
— А что, если бы кто-нибудь из нас вышел? — спросил Брне.
— Что? Погладили бы тебя по головке, вот что! — ответил Вертихвост. — В самом деле, мы даже не полюбопытствовали, как забрались сюда эти антихристы, если обе двери заперты!
— Вот и следы опанок, — сказал Тетка. — Я давно уже смотрю. Видите, в ризницу ведут. Пойдемте туда.
Ризница вдавалась в кладбище, а вход в нее был за главным алтарем. Вдоль стен стояли старинные ореховые сундуки, битком набитые всевозможной церковной утварью и ризами: все они были взломаны, а вещи кинуты в беспорядке. Единственное оконце, зарешеченное прежде толстыми железными прутьями, зияло пустотой.
— Значит, отсюда вошли!
— Как же они выломали решетку?
— Не видите как? — сказал фра Тетка. — Несколько антихристов снаружи поддели ломами косяки и выворотили их вместе с рамой. И, должен заметить, весьма искусно, потому что стена с той стороны крошится, как хлеб. Должно быть, заранее все узнали и изучили, а это мог сделать лишь человек, проживший здесь довольно долго.