Замогильные записки Пикквикского клуба

— Неужели!

— Да, сэръ, балъ и ужинъ!

— Возможно-ли это?

— Очень возможно, если я вамъ говорю.

Но, несмотря на необычайное изумленіе при этой оглушительной вѣсти, м-ръ Пикквикъ, почти незнакомый съ мѣстною политикою, не могъ составить ни малѣйшаго понятія о важности желтыхъ замысловъ и желтыхъ плановъ, имѣвшихъ отношеніе къ этому политическому балу. Замѣтивъ это обстоятельство, м-ръ Поттъ вынулъ изъ кармана послѣдній нумеръ "Итансвилльской синицы" и для общаго назиданія громогласно прочиталъ слѣдующій параграфъ.

"Послѣднее пронырство желтой сволочи".

"Одинъ изъ нашихъ соотечественниковъ, олицетворяющій въ себѣ гнусную и пресмыкающуюся гадину, отрыгнулъ недавно змѣиный ядъ безсильнаго бѣшенства и злобы противъ знаменитаго и славнаго представителя нашего въ парламентѣ, достопочтеннаго м-ра Сломки, — того самаго Сломки, о которомъ мы предсказали въ свое время, — и кто не видитъ, что предсказаніе наше оправдалось и сбылось блистательнѣйшимъ образомъ, — что онъ сдѣлается украшеніемъ и честью своей націи, ея защитникомъ и могущественной опорой во всѣхъ начинаніяхъ, клонящихся къ общественному благу. И что же? Этотъ змѣевидный соотечественникъ, говоримъ мы, позволилъ себѣ издѣваться по поводу издержекъ, употребленныхъ на покупку великолѣпной угольницы изъ чистаго серебра, которую благодарные сограждане вознамѣрились поднести своему достойнѣйшему сочлену. Отринувъ всякій стыдъ и совѣсть, этотъ безымянный извергъ, готовый кощунствовать надъ всякими благороднѣйшими движеніями сердца, вздумалъ съ безпримѣрною дерзостью увѣрять, будто достопочтенный м-ръ Сломки самъ, черезъ одного изъ пріятелей своего домоуправителя, подписалъ на три четверти всей суммы, какой долженъ былъ стоить этотъ вышеозначенный подарокъ. Жалкая тварь! Неужели, спрашиваемъ мы, не видитъ этотъ пресмыкающійся гадъ, что, предположивъ даже дѣйствительность этого факта, достопочтенный м-ръ Сломки выставляется еще въ болѣе выгодномъ и блистательнѣйшемъ свѣтѣ, если только это возможно? Думаетъ-ли онъ, что этотъ великодушный поступокъ въ состояніи отвратить отъ него умы и сердца благородныхъ согражданъ, если только они не хуже какихъ-нибудь свиней, или, другими словами, не столь низки и презрѣнны, какъ этотъ гнусный извергъ?… Но это еще не все: желтая сволочь, продолжая свои интриги, думаетъ на этихъ дняхъ прибѣгнуть къ самому отчаянному пронырству, какое только когда-либо рождалось въ узколобыхъ головахъ. Утверждаемъ смѣло и рѣшительно, что въ настоящую минуту совершаются скрытымъ и тайнымъ образомъ приготовленія къ желтому балу, и этотъ балъ данъ будетъ въ желтомъ городѣ, въ самомъ центрѣ, или, правильнѣе, въ самомъ гнѣздѣ желтаго народонаселенія, которое на этотъ случай избираетъ желтаго церемоніймейстера, приглашаетъ четырехъ ультражелтыхъ членовъ изъ парламента и заготовляетъ для входа только желтые билеты! Но… ожидаетъ-ли этого безстыдный соотечественникъ? Пусть онъ томится и крушитъ себя въ безсильной злобѣ, когда перо наше начертываетъ эти слова: "Мы будемъ тамъ!"

— Будемъ и дадимъ себя знать, — сказалъ Потть, складывая газету и вытираясь платкомъ. — Вотъ, сэръ, цѣль моего путешествія. Понимаете?

— Понимаю, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

Въ эту минуту содержатель и трактирный слуга принесли въ комнату обѣдъ: журналистъ съ безпокойствомъ приставилъ палецъ къ своимъ губамъ, въ ознаменованіе, что жизнь его находится теперь въ рукахъ м-ра Пикквика, зависитъ отъ его скромности. Бенжаменъ и Бобъ Сойеръ, дремавшіе въ продолженіе чтенія краснорѣчиваго отрывка изъ "Итансвилльской синицы", мгновенно встрепенулись при одномъ словѣ "обѣдъ" и поспѣшили сѣсть за столъ съ веселымъ духомъ и превосходнѣйшимъ аппетитомъ.

За столомъ послѣ обѣда, когда разговоръ спустился мало-по-малу на обыкновенные житейскіе предметы, журналистъ извѣстилъ м-ра Пикквика, что супруга его, вслѣдствіе злокачественности итансвилльскаго воздуха, путешествуетъ въ настоящее время по разнымъ минеральнымъ заведеніямъ съ цѣлью поправленія здоровья и возстановленія прежней веселости духа. Это, собственно говоря, служило поэтическимъ прикрытіемъ дѣйствительнаго факта, состоявшаго въ томъ, что м-съ Поттъ, не разъ угрожавшая разводомъ своему супругу, привела наконецъ, при содѣйствіи своего брата, лейтенанта, въ исполненіе свою угрозу, заключивъ напередъ юридическую сдѣлку, по которой м-ръ Поттъ обязался ежегодно выдавать ей половину дохода, доставляемаго подписчиками "Итансвилльской синицы".

Между тѣмъ какъ журналистъ разсуждалъ объ этихъ и многихъ другихъ интересныхъ предметахъ, безпрестанно приводя цитаты изъ собственныхъ своихъ литературныхъ произведеній, какой-то суровый незнакомецъ, высунувшись изъ окна дилижанса, остановившагося y подъѣзда "Сарациновой головы" для передачи писемъ и пакетовъ, заботливо освѣдомлялся, можетъ-ли онъ, съ нѣкоторымъ комфортомъ, провести ночь въ этой гостиницѣ.

— Безъ всякаго сомнѣнія, сэръ, — отвѣчалъ содержатель.

— Есть y васъ хорошая постель?

— Да, сэръ.

— И ужинъ?

— Все будетъ къ вашимъ услугамъ, сэръ.

— Очень хорошо, — сказалъ суровый незнакомецъ. — Кучеръ, я здѣсь выйду. Кондукторъ, достаньте мой чемоданъ.

Пожелавъ другимъ пассажирамъ счастливаго пути, незнакомецъ вышелъ изъ кареты. Это былъ низенькій, приземистый джентльменъ съ густыми черными волосами, поднимавшимися щетиной на его головѣ. Видъ его былъ повелителенъ и грозенъ, обращеніе надменно и надуто, глаза его выражали какую-то неугомонную юркость и внутреннее безпокойство, и всѣ его манеры обличали чувство величайшей увѣренности въ самомъ себѣ и сознаніе неизмѣримаго превосходства передъ всѣми другими людьми.

Этому господину отвели ту самую комнату, которая первоначально назначена была м-ру Потту. Вниманіе трактирнаго служителя поражено было необыкновеннымъ и страннымъ сходствомъ между этими двумя джентльменами. Лишь только принесены были свѣчи и поставлены на столъ, незнакомецъ тотчасъ же вынулъ газету и принялся читать ее съ выраженіемъ того же самаго негодующаго презрѣнія, какое за часъ передъ этимъ отражалось на величественныхъ чертахъ м-ра Потта. Существенная разница между ними, по замѣчанію служителя, состояла только въ томъ, что презрѣніе Потта вызвано было газетой, носившей заглавіе "Итансвилльскаго журавля", тогда какъ настоящій джентльменъ озлобился на "Итансвилльскую синицу".

— Послать содержателя гостиницы, — сказалъ незнакомецъ.

— Слушаю, сэръ, — отвѣчалъ слуга.

Содержатель явился черезъ нѣсколько минутъ.

— Вы здѣсь хозяинъ? — спросилъ джентльменъ.

— Я, сэръ.

— Знаете вы меня?

— Нѣтъ, сэръ.

— Фамилія моя — Слоркъ, — сказалъ джентльменъ.

Содержатель слегка кивнулъ головою.

— Слоркъ, сэръ, — повторилъ джентльменъ надменнымъ тономъ. — Теперь, надѣюсь, вы знаете меня?

Содержатель почесалъ затылокъ, взглянулъ на потолокъ, на незнакомца и улыбнулся весьма слабо.

— Знаете-ли вы меня теперь, сэръ? — повторилъ незнакомецъ сердитымъ тономъ.

Содержатель сдѣлалъ надъ собою великое усиліе и, наконецъ, продолжая чесать затылокъ, проговорилъ сквозь зубы:

— Нѣтъ, сэръ, не имѣю этой чести.

— Великій Боже! — вскрикнулъ незнакомецъ, ударивъ по столу сжатымъ кулакомъ. — И вотъ вамъ популярность!

Хозяинъ невольно попятился къ дверямъ; но м-ръ Слоркъ удержалъ его и, бросивъ на него свирѣпый взглядъ, продолжалъ такимъ образомъ:

— Вотъ она вамъ, вотъ, вотъ благодарность толпы за цѣлые годы неутомимыхъ трудовъ, пожертвованій, лишеній, благороднѣйшихъ стремленій! Останавливаясь на полдорогѣ, выхожу изъ кареты, мокрый и усталый, и — ни одного восклицанія, ни одного восторженнаго крика изъ этой низкой и презрѣнной толпы? Колокола безмолвствуютъ, и самое произнесеніе моего имени ни въ комъ не возбуждаетъ радостнаго чувства! Стоитъ изъ за чего тонуть всю свою жизнь въ этомъ океанѣ чернильныхъ партій и вражды! — заключилъ взволнованный м-ръ Слоркъ, расхаживая взадъ и впередъ.