Лечение стрессом

– Нет, это прежде всего идея епископа. В настоящий момент он уточняет подробности плана.

– Но… епископ такой терпимый, такой человеколюбивый.

– Именно это и придаст его действиям подлинный эффект. Резонанс будет огромный.

В этом Хаддл как раз не сомневался.

– Но его же повесят! – с полной уверенностью проговорил он.

– Приготовлен автомобиль, который отвезет его к побережью, а там на парах стоит судно.

– Но в округе и тридцати евреев не сыщешь, – протестующе заговорил Хаддл, чей мозг, будучи в течение дня несколько раз задет разного рода шокирующими известиями, действовал с неуверенностью телеграфа во время землетрясения.

– В нашем списке их тридцать шесть, – сказал Кловис, доставая пачку бумаг. – Мы с ними со всеми тщательно разберемся.

– Не хотите ли вы сказать, что намереваетесь прибегнуть к насилию в отношении такого человека, как сэр Леон Бэрбери? – пробормотал Хаддл. – Это один из самых уважаемых людей во всей стране.

– Он есть в нашем списке, – равнодушно произнес Кловис, – и потом, у нас имеются люди, которым мы доверяем, так что мы не рассчитываем на помощь кого-нибудь из местных. К тому же нам помогают бойскауты.

– Бойскауты?

– Да. Когда они поняли, что будут по-настоящему убивать, они прониклись еще большим желанием почувствовать себя мужчинами.

– Все это ляжет пятном на двадцатый век!

– А ваш дом будет промокательной бумагой. Неужели вы еще не поняли, что половина газет Европы и Соединенных Штатов опубликуют снимки того, что здесь произойдет? Кстати, в библиотеке я нашел фотографии, на которых запечатлены вы и ваша сестра, и отослал их в английский «Мартин» и в немецкую «Неделю»; надеюсь, вы не возражаете. К фотографиям я приложил план лестницы; в основном именно на ней скорее всего и будут происходить убийства.

Чувства, одолевавшие Дж. П. Хаддла, были слишком сильны, чтобы их можно было выразить словами, и все же он выдавил из себя:

– Но в этом доме нет евреев.

– Пока нет, – сказал Кловис.

– Я пойду заявлю в полицию! – воскликнул Хаддл с неожиданной решимостью.

– В кустах, – заметил Кловис, – засели десять человек, которым дан приказ стрелять в каждого, кто покинет дом без сигнала или разрешения. Еще один вооруженный пикет находится в засаде близ ворот. Бойскауты стерегут тыл.

В эту минуту к дому подъехал автомобиль и послышался веселый гудок. Хаддл бросился к двери с видом человека, пробудившегося от кошмара, и увидел сидевшего за рулем сэра Леона Бэрбери.

– Я получил вашу телеграмму, – сказал он. – Что тут у вас стряслось?

Телеграмму? Похоже, в этот день телеграммам не будет конца.

«Немедленно приезжайте. Срочно. Джеймс Хаддл» – такой текст предстал перед глазами изумленного Хаддла.

– Все ясно! – неожиданно воскликнул он тоном, в котором прозвучала решительность, и, бросив отчаянный взгляд в сторону кустарника, потащил изумленного Бэрбери в дом. В холле как раз накрывали к чаю, но насмерть перепуганный Хаддл поволок протестующего гостя наверх, и спустя несколько минут там же нашли временное прибежище и остальные обитатели дома. Кловис один почтил вниманием чайный столик; фанатики, находившиеся в библиотеке, были, очевидно, слишком поглощены своими чудовищными замыслами, чтобы попусту тратить время на какой-то там чай и горячие хлебцы. Один раз юноше пришлось подняться, чтобы открыть дверь и впустить в дом мистера Пола Айзекса, сапожника и члена приходского совета, который также получил приглашение незамедлительно явиться к смотрителю заповедника. Напустив на себя вид внушающей ужас учтивости, в чем его не смог бы перещеголять ни один Борджа, секретарь препроводил своего нового пленника к подножию лестницы, где его поджидал хозяин, отнюдь не жаждавший встречи с ним.

А потом последовало долгое и мучительное ожидание. Раз или два Кловис выходил из дома и неторопливо приближался к кустарнику, после чего всякий раз возвращался в библиотеку, наверно, затем, чтобы коротко доложить обстановку. Раз он выходил, чтобы встретить почтальона, доставившего вечернюю почту, которую потом с пунктуальной учтивостью передавал собравшимся наверху. После очередной отлучки из дома он поднялся на середину лестницы и объявил:

– Бойскауты неправильно поняли мой сигнал и убили почтальона. У меня в этом деле никакого опыта. В следующий раз буду внимательнее.

Горничная, которая была обручена с почтальоном, доставлявшим вечернюю почту, дала волю расстроенным чувствам.

– Не забывай, что у твоей хозяйки болит голова, – сказал ей Дж. П. Хаддл. (У мисс Хаддл голова болела все сильнее.)

Кловис поспешил спуститься вниз и, еще раз ненадолго посетив библиотеку, возвратился с очередным сообщением:

– Епископ с сожалением узнал, что у мисс Хаддл головная боль. В настоящий момент он подписывает указание на тот счет, чтобы близ дома не применяли огнестрельное оружие; в доме же для убийства будет применяться только холодное оружие. Епископ не понимает, почему нельзя быть одновременно и джентльменом, и христианином.

Больше они Кловиса не видели; было почти семь часов, и его престарелый родственник настаивал на том, чтобы он переодевался к ужину. Однако, несмотря на то что он оставил их навсегда, его незримое присутствие ощущалось в нижней части дома в продолжение долгих бессонных ночных часов, и всякий раз, когда скрипела лестница или ветер шуршал в кустарнике, обитателей дома охватывал страх, не предвещавший ничего хорошего. Часов в семь утра сын садовника и утренний почтальон сумели наконец убедить затворников в том, что двадцатый век незапятнан.

– Не думаю, – размышлял про себя Кловис в утреннем поезде, уносившем его в город, – что лечение стрессом принесло им хоть какую-то пользу.