Том 1. Повести и рассказы

Прус начал свою деятельность в период, когда польские господствующие классы перед лицом коренных социальных перемен столкнулись с необходимостью выработать новую идеологическую программу. Крепнущая экономически польская буржуазия (которая в прошлом не имела традиций революционной борьбы во главе масс), испытывая страх перед растущим рабочим движением, в политическом отношении была чрезвычайно консервативной. Она легко шла на компромиссы со шляхтой и даже искала поддержки со стороны царского самодержавия (тем более что зависела от обширного русского рынка). Польская шляхта после поражения восстания 1863–1864 годов, окончательно исчерпавшего традиции и возможности шляхетской революционности, открыто перешла на реакционные позиции.

Все это отразилось на развитии польской общественной мысли. Буржуазные и буржуазно-демократические идеологи, опираясь на философию западноевропейских позитивистов (Конта, Милля, Спенсера, Бокля и других), выдвигают в 60-е годы программу так называемого «польского позитивизма». Главное в польском позитивизме (в отличие от западного образца) — это не философские и социологические проблемы, а практические задачи и лозунги социального и политического порядка. Позитивисты выступили как глашатаи буржуазного прогресса, причем в мирной, эволюционной его форме. Они призывали современников трудиться, содействуя экономическому благосостоянию страны, выступали за самоуправление для широких слоев населения, равноправие женщин, ратовали за развитие и пропаганду естественных и технических наук, порицали крепостнические порядки, шляхетское чванство и паразитизм, обскурантизм клерикалов и крайние формы шовинизма. Нетрудно заметить, что в определенной, весьма, правда, ограниченной степени либерально-буржуазная позитивистская программа по сравнению со старым шляхетским консерватизмом имела положительное значение, поскольку она выдвигала ряд важных общественных задач, поскольку борьба с наследием феодальной эпохи, с крепостничеством и его пережитками оставалась в Польше актуальной. Этим и объясняется тот факт, что на первых порах позитивизм оказал влияние на некоторых публицистов и писателей, желавших, чтобы в ходе буржуазного прогресса улучшилось положение широких масс, надеявшихся, что народ выгадает от распространения знаний, от «работы у основ», которую поведет обратившаяся к народу интеллигенция. Благодаря этому позитивизм наложил свой отпечаток на ряд произведений художественной литературы своего времени, в том числе на некоторые произведения таких мастеров, как Элиза Ожешко, Прус, молодой Сенкевич. Сыграли свою роль и настроения подавленности, усталости, разочарования, распространившиеся в обескровленном Королевстве Польском непосредственно после разгрома восстания, когда часть демократической общественности решила путем каждодневной незаметной работы добиваться, хотя бы в урезанном виде, осуществления некоторых из прежних народолюбивых идеалов. Но, трактуя идею национальной революции как безнадежно устаревшую «шляхетскую романтику», позитивизм выбросил за борт то демократическое содержание, которое было в программе «красных» 1863 года. Демократически настроенной интеллигенции с течением времени довелось разочароваться по крайней мере в ряде пунктов позитивистской программы, убедиться, что она не лечит социальных язв, пришлось — писателям в художественном творчестве зачастую опровергать эту программу. В работах же наиболее последовательных своих глашатаев позитивизм очень скоро выступил как антинародное, открыто реакционное, эгоистически-классовое буржуазное мировоззрение. Лозунги «органического труда», «работы у основ» выродились в неприкрытое восхваление буржуазного предпринимательства и наживы, презрительное игнорирование интересов крестьянства и рабочего класса, в проповедь классового мира, «гармонии» между грабителем и ограбленным. Позитивистская публицистика начала выступать за союз шляхты с буржуазией, делать реверансы в сторону земельной аристократии и клерикалов. Призывы позитивистов к культурнической и филантропической деятельности в деревне и городе, своеобразная теория «малых дел», свелись к отвлечению крестьян, рабочих, интеллигенции от революционной борьбы.

Публицистические статьи Пруса, написанные в период, когда борьба с пережитками крепостничества оставалась для Польши первостепенной задачей, являются свидетельством увлечения писателя позитивистскими идеями и попыткой — обреченной в конечном счете на неудачу — развить некоторые из положений позитивизма не в буржуазном, а в демократическом направлении.

В публицистике 70-х годов Прус призывает польское общество без различия сословий и классов дружно трудиться «на общую пользу». «Покорившись необходимости, — пишет он в статье „Наши грехи“ (1872), — займемся уплатой общественных долгов, урезыванием наших потребностей, поднятием сельского хозяйства и промышленности, укреплением родственных и общественных уз, увеличением количества браков, уменьшением детской смертности, помощью обездоленным, распространением здравых начал просвещения и нравственности. При этом не одно крупное поместье придется разделить на мелкие, не один фрак сменить на рабочую блузу, герб — на вывеску, перо — на молоток и аршин, придется во многом себе отказать, о многом позабыть, а главное учиться и учиться».

При всей фантастичности упований на добровольный отказ имущих слоев от своих привилегий, при очевидной ориентации Пруса на мирный буржуазный прогресс точка зрения писателя не была, однако, сознательной защитой интересов господствующих классов. Как ни сильна бывала над Прусом власть позитивистских предрассудков и в 70-е годы и позднее, как ни наивны бывали высказываемые им взгляды — мы нигде не найдем у него софизмов в защиту «права» буржуазии на эксплуатацию рабочих, преднамеренной апологетики капитализма.

Буржуазные литературоведы, видя в Прусе одного из столпов позитивизма, считали благотворным и определяющим влияние позитивизма на его творчество. В действительности дело обстояло по-другому и гораздо сложнее. Позитивистские взгляды сплошь и рядом вступали в противоречие с главным направлением литературного труда писателя, мешали ему делать четкие выводы из тех жизненных наблюдений, которые могли подсказать честному, проницательному, сочувствующему труженикам художнику-реалисту мысль о необходимости разрушить основы буржуазного строя. Творчество Пруса развивалось во внутренней борьбе с позитивизмом.

Позитивизм стремился сгладить острые классовые противоречия капиталистического общества — а Прус в целом ряде новелл, повестей, в романе «Кукла» показал, что они составляют основное содержание общественной жизни. Позитивисты пропагандировали гармонию интересов рабочих и предпринимателей а автор повести «Возвратная волна» заговорил о жестокой капиталистической эксплуатации рабочих. Позитивистские публицисты 80-90-х годов прославляли шляхту за ее «помощь» народу — а Прус в повести «Форпост» показывает, как далеки друг от друга помещики и крестьяне, как враждебно крестьяне относятся к помещику, с которым ведут непрерывную борьбу за землю. Позитивизм провозглашал предпринимателей рыцарями национального прогресса — а Прус дает резкую критику буржуазного стяжательства и в «Возвратной волне», и в «Кукле», и в других произведениях. Позитивизм болтал о «честном» капиталисте, заботящемся об интересах общества, — автор «Куклы» убедительно показал, что буржуа, как бы «честен» он ни был субъективно, не может не быть эксплуататором, и если даже в условиях капитализма народится такой «гуманный» делец, он окажется среди других белой вороной и неизбежно будет раздавлен существующим жизненным укладом. Позитивизм уверял, что тяжелое положение трудящихся облегчают просветительство и филантропия, а художественные произведения Пруса (хоть и появляются у него подчас положительные образы «добрых людей», помогающих сиротам и обездоленным) показывают, в сущности, что в условиях буржуазного общества деятельность эта либо лицемерие, либо капля в море всеобщей нужды.

По мере обострения капиталистических противоречий Прус постепенно расставался с позитивистскими иллюзиями. В 80-е годы он часто пишет о кризисе общественного сознания, подвергает критике буржуазные «свободы». «Свобода, — пишет Прус в 1885 году, — это палка о двух концах… Когда один конец называется „свободой“, а другой „произволом“, „эгоизмом“, тогда палка из посоха превращается в разбойничью палку, которой более богатые, более ловкие и привилегированные бьют по спинам бедных и менее ловких».