Романтичная девушка

Немало мужчин, богатых либо знатных, а подчас и богатых и знатных, просили руки доньи Пилар, однако, несмотря на увещевания ее матушки, все они получали отказ. Сама герцогиня вступила в брак в пятнадцать лет, и ей казалось просто неприличным, что ее двадцатилет­няя дочь все еще не замужем. Герцогиня спрашивала у дочери, чего та, собственно, дожидается. Нелепо так привередничать. Вступить в брак — это ее долг. Но Пилар была упряма и каждый раз находила предлог отказать оче­редному жениху.

Но наконец правда вышла наружу.

Во время своих ежедневных прогулок вдоль Дели­сиас, которые в своем громоздком старомодном ландо герцогиня совершала в сопровождении дочери, мимо них вдвое быстрее проносилась графиня из конца в конец променада и обратно. Дамы были в таких плохих отно­шениях, что старались не замечать друг друга, но Пилар не могла глаз отвести от щегольского экипажа и двух красавцев мулов, а чтобы не встречать ирониче­ского взгляда графини, смотрела на кучера. Он был са­мым красивым мужчиной в Севилье, да еще в шикар­ной ливрее, — так что было на что посмотреть. Конечно, никто точно не знает, как все произошло, но, вероятно, чем больше Пилар любовалась кучером, тем больше ей нравилась его внешность. Так или иначе — ведь боль­шая часть этой истории покрыта мраком — эта парочка встретилась. В Испании разные сословия перемешаны таким причудливым образом, что дворецкий может ока­заться более благородных кровей, чем хозяин. Пилар, по­лагаю, не без удовольствия узнала, что кучер принадле­жит старинному роду Леонов, одному из самых почтен­ных в Андалузии, и по части происхождения действитель­но ей ровня. Только она провела жизнь в герцогском особняке, а его судьбой было добывать хлеб насущный на козлах «виктории». Но никто из них об этом не жалел. Ведь только на этом высоком посту он мог привлечь вни­мание самой разборчивой девушки в Севилье. Они страст­но влюбились друг в друга. Случилось так, что как раз в это время молодой человек, маркиз де Сан-Эстебан, с которым дамы предыдущим летом познакомились в Сан-Себастьяно, написал герцогине и попросил руки Пилар. Это был весьма подходящий жених, и, кроме того, члены обоих семейств время от времени вступали в брак еще со времен Филиппа II. Герцогиня твердо решила, что не бу­дет больше потакать всякой дури, и, сообщив Пилар о предложении, добавила, что та достаточно долго увилива­ла и теперь должна либо вступить в брак, либо идти в монастырь.

— Я не сделаю ни того, ни другого, — ответила Пилар.

— Что же ты тогда намерена делать? Я и так слишком долго с тобой нянчилась.

— Я собираюсь выйти замуж за Хосе Леона.

— Это еще кто такой?

Пилар на мгновение замялась и, возможно, — будем на это надеяться — слегка покраснела.

— Это кучер графини.

— Какой графини?

— Графини де Марбелла.

Я прекрасно помню герцогиню и уверен, что, разо­злившись, она ни перед чем не останавливалась. Она бу­шевала, она умоляла, она рыдала, она убеждала. Разыгра­лась ужасная сцена. Некоторые говорят, что она отхлес­тала дочь по щекам и вцепилась ей в волосы, но мне ка­жется, что Пилар при таком обороте событий была способна и сдачи дать. Она твердила, что любит Хосе Лео­на, а он — ее. И она во что бы то ни стало решила выйти за него замуж. Герцогиня собрала семейный совет. Он оз­накомился с положением и решил: чтобы спасти семью от бесчестья, Пилар надо увезти из города и не возвра­щаться, пока она не избавится от своего наваждения. Пилар разузнала об этом плане и положила ему конец — выскочила однажды ночью, пока все спали, из окна спаль­ни и отправилась жить к родителям своего возлюбленно­го. Это были почтенные люди, обитавшие в маленькой квартирке в бедном квартале Триана на другом берегу Гва­далквивира.

После этого скрывать правду стало невозможно. Ма­шина закрутилась, и во всех клубах вдоль Сьерпеса толь­ко и разговоров было, что о скандале. Официанты бук­вально сбивались с ног, разнося членам клубов подносы со стаканчиками «Манзаниллы» из соседних винных ла­вочек. Люди судачили и посмеивались над скандалом, а отвергнутые женихи Пилар получали множество поздрав­лений с тем, что избежали напасти. Герцогиня была в отчаянии. Она не могла придумать ничего лучшего, как обратиться к архиепископу, своему близкому другу и бывшему духовнику, и попросить его образумить поте­рявшую голову девушку. Пилар призвали в архиепископский дворец, и добрый старик, привыкший высту­пать посредником в семейных ссорах, сделал все возмож­ное, чтобы убедить ее в неразумности ее поведения. Но Пилар не слушала никаких резонов и отказывалась бро­сить своего возлюбленного. Привели герцогиню — она ждала в соседней комнате, — и та сделала последнюю попытку воззвать к дочери. Тщетно. Пилар вернулась в скромную квартирку, а рыдающая герцогиня задержалась у архиепископа. Старик был не только благочестив, но и хитер, и когда он увидел, что герцогиня успокоилась на­столько, что могла его выслушать, посоветовал — как по­следнее средство — обратиться к графине Марбелла. Это умнейшая женщина в Севилье — быть может, она что-нибудь да придумает.

Сначала герцогиня с возмущением отказалась. Обра­титься с просьбой к своему заклятому врагу — она не пе­ренесет такого унижения. Да скорей родовой дом герцо­гов Дос Палос превратится в руины!

У архиепископа был большой опыт общения с несго­ворчивыми дамами. С присущим ему мягким лукавством он убеждал герцогиню изменить свое мнение, и в конце концов она согласилась отдаться на милость францужен­ки. Пылая негодованием, она все же послала записку с просьбой о встрече, и в тот же день ее провели в гостиную графини. Разумеется, графиня одной из первых узнала о скандальной истории, однако она выслушала несчаст­ную мать с таким видом, будто до того находилась в полном неведении. Она от души наслаждалась сложив­шейся ситуацией. Видеть у своих ног мстительную гер­цогиню — было просто пределом мечтаний. Но в глуби­не души графиня была отзывчива и к тому же обладала чувством юмора.

— Положение крайне неприятное, — сказала она, — и я глубоко сожалею, что один из моих слуг тому виной. Однако не понимаю, чем я могу помочь.

С каким удовольствием герцогиня отхлестала бы ее по размалеванному лицу. От усилий сдержать свой гнев ее голос слегка дрожал:

— Я прошу о помощи не для себя. Только ради Пи­лар. Я знаю — все мы знаем, — что вы умнейшая женщи­на в Севилье. И мне кажется, — собственно, архиеписко­пу кажется, — что если из этого положения существует выход, то вы со своим острым умом его найдете.

Графиня понимала, что это неприкрытая лесть. Но она не возражала. Ей это нравилось.

— Дайте подумать.

— Конечно, будь он аристократ, я могла бы обратить­ся к сыну, чтобы тот убил его на дуэли, но герцог Дос Палос не может дуэлировать с кучером графини де Мар­белла.

— Пожалуй, нет.

— В старые времена все было так просто. Стоило на­нять парочку бандитов — и в одну прекрасную ночь они бы перерезали горло этой скотине. Но после введения всех этих новых законов у порядочных людей не осталось воз­можностей защитить себя от оскорблений.

— Я бы посчитала предосудительным любой выход из трудного положения, если он лишит меня великолепного кучера, — процедила графиня.

— Но если он женится на Пилар, он не сможет оста­ваться вашим кучером! — возмущенно воскликнула гер­цогиня.

— Разве вы собираетесь выделить Пилар средства, па которые они смогут существовать?

— Я? Да ни единой песеты. Я сразу же заявила Пи­лар, что от меня она ничего не получит. Пусть голодают, я и пальцем не шевельну.

— Ну, в таком случае, полагаю, он предпочтет скорее быть кучером, чем голодать. У меня очень симпатичные комнатки над конюшней.

Герцогиня побледнела. Потом побагровела.

— Забудем все, что произошло между нами. Станем друзьями. Я не перенесу такого унижения. Если я когда-либо в прошлом оскорбила вас, я на коленях прошу про­щения.

Герцогиня разрыдалась.

— Утрите слезы, герцогиня, — произнесла наконец француженка, — я сделаю все, что в моих силах.