Семеро против Ривза

— Это еще для чего? — не сдавался мистер Ривз, вспомнив о мистере Хьютоне.

— Но, душа моя, леди Блейкбридж очень точно заметила: если ты не будешь au fait [23] всего, ты просто не сможешь вращаться в обществе…

— А я не уверен в том, что мне так уж этого хочется, — заметил мистер Ривз.

— Ты никогда не ходишь теперь в театры, — только в кино…

— Куда дешевле, да и больше получаешь удовольствия за свои денежки, — упорно стоял на своем мистер Ривз.

— Ты никогда не ходишь в концерты или на выставки картин, не читаешь хороших современных книг, например, таких, какие пишет Вернон Трейл…

— Судя по сегодняшним отзывам, не такое уж она диво! Как видно, распутная бабенка — только и всего!

— Глупости! Просто это их манepa выражаться, — недовольным тоном произнесла миссис Ривз. — Решили немножко пошутить на ее счет… среди своих. А так — они ее очень любят.

— Ну, я иначе понимаю шутки, — сказал мистер Ривз. — И мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь так меня любил.

— Как это неумно! — воскликнула миссис Ривз. — Ты столько лет провел в конторе, что забыл, как люди ведут себя в обычной жизни.

— Доля истины в этом есть, — признал мистер Ривз. — И все же…

— Надо же наконец стать человеком, приобщиться к культуре, — настаивала миссис Ривз, бессознательно цитируя мистера Хоукснитча. — Ну, почему ты не умеешь сходиться с людьми?

— Очень даже умею, черт побери, — заявил мистер Ривз.

— Ну, конечно, со всякими ужасными субъектами, вроде Джо Саймонса! А вот когда попадаешь в общество людей из высших классов, так молчишь, воды в рот набравши. У тебя комплекс неполноценности!

— Какой же может быть комплекс неполноценности, когда я у себя дома! — возмутился мистер Ривз.

— В том-то и дело! — торжествующе воскликнула миссис Ривз, ловя его на слове. — Если ты перестанешь знаться с жалкими прихлебателями, вроде Джо Саймонса, а начнешь встречаться с настоящими людьми, ты поймешь разницу. Ты думаешь, мне приятно, что мой муж ведет себя, как серый, неотесанный делец?

— Подумаешь! — сказал мистер Ривз. — А кто, скажи на милость, оплачивает эти побрякушки и эти разглагольствования? Дельцы!

— Ох! — патетически вздохнула миссис Ривз. — Право же, душа моя, если ты хочешь что-нибудь получить от своего нового образа жизни, ты должен расстаться с этой торгашеской привычкой оценивать все на деньги. Предположим, тебе и в самом деле приходится немножко раскошелиться, так разве ты не получаешь взамен куда большие ценности?

— Разрази меня гром, если я вижу их, эти ценности, — сказал мистер Ривз.

— Но ты же по-настоящему и не пытался их увидеть. А все из-за предвзятого взгляда на вещи, от которого ты не можешь избавиться. Тебя знакомят с леди Блейкбридж, а ты потом только и делаешь что поносишь ее друзей. Ты просто груб с мистером Хоукснитчем, который так старается ради тебя.

— Терпеть не могу этого малого, — заявил мистер Ривз, скривив губы, точно ему в рот попала какая-то мерзость. — Какой-то он невсамделишный, с души воротит.

— Знаешь, если он вызывает в тебе такие чувства, лучше нам, пожалуй, оставить тебя в покое, но каково все это мне слышать, — мне, которая из кожи вон лезет, чтобы сделать твою жизнь счастливей…

— Ну, хватит, хватит, — прервал ее мистер Ривз. — Давай прекратим это.

— Но ты все-таки попытайся, душа моя! Ну, пожалуйста, постарайся приобщиться к культуре.

— Хм, — произнес мистер Ривз, не желая связывать себя никакими обещаниями.

Он выключил свет и настроился на сон. В комнате долго царила тишина.

— Послушай, Джейн! — вдруг произнес мистер Ривз.

— Да, душа моя!

— Этот твой мистер Энси — большой знаток вин, да?

— Я ведь тебе уже говорила об этом.

— Ну, конечно, — сказал мистер Ривз, прыская в простыню, совсем как за столом он прыснул в салфетку. — Считает кларетом Волней девятнадцатого года. Ха, ха, ха! О, господи, господи! Ха, ха, ха! «Я сначала допью этот дивный кларет». Ха, ха, ха!

Миссис Ривз промолчала; мистер Ривз еще немного похихикал, и тишина ночи поглотила все звуки.

ШЕСТЬ

Мистер Ривз вовсе не намерен был действовать исподтишка. Если бы его допросили с пристрастием, он, несомненно, сказал бы, что не в его натуре что-то утаивать. Играть честно, в открытую, было его девизом. Он никогда не срубил бы втихую вишневого дерева и не поставил бы потом себе в заслугу то, что признался в содеянном. Он срубил свое вишневое дерево на глазах у всего света.

Однако если бы мистер Ривз как следует покопался в своей совести, он обнаружил бы, что совершил кое-какие поступки, о которых не счел нужным кому-либо сообщать. Будучи честным дельцом, мистер Ривз, естественно, избегал копаться в своей совести. Тем не менее несомненно, что он не сообщил миссис Ривз о своем намерении пригласить лорда и леди Стоун позавтракать с ним в Вест-Энде, а также о том, что приглашение это было принято. Просто по чистой случайности (разве не так?) он позвонил леди Стоун, когда миссис Ривз не было дома, а потом по небрежности, будучи человеком рассеянным, забыл сказать, где он завтракает и с кем.

Да в конце-то концов, черт возьми, ну в чем его можно упрекнуть? Ведь сама же миссис Ривз твердила ему о том, как необходима, выражаясь языком мистера Ривза, «вся эта светская возня», и именно миссис Ривз настаивала, чтобы он больше общался с людьми. Прекрасно, вот именно этим он и занялся, не так ли? Стоуны — товар гарантированный, на них стоит печать гостиной леди Блейкбридж, не так ли? Ну и прекрасно. Так может же мистер Ривз отобрать из многообразной светской фауны, предлагаемой его вниманию, тех особей, которые ему больше по вкусу! Добавьте к этому, что мистер Ривз мужественно, — а это значит, вопреки своему желанию, — согласился встретиться во второй половине дня с миссис Ривз и Энси, чтобы вместе посмотреть работы одного «п-ппотрясающе талантливого молодого художника, настоящего гения», и вам станет ясно, что он отбыл из Мэрвуда и отправился на завтрак в чрезвычайно безмятежном состоянии духа, которое лишь слегка нарушилось, когда он обнаружил, что Марсель снова, без разрешения и никому не сказав ни слова, забрала машину.

Из-за этой незадачи с машиной мистер Ривз опоздал минут на пять на свое свидание в большом роскошном ресторане, который он выбрал для вступления в светскую жизнь. Красный, с трудом переводя дух, он ворвался в бар. Стоунов там не было. Дважды проверив, не ошибся ли он, мистер Ривз сел и, обмахиваясь шляпой, стал ждать. После десяти минут ожидания, не в силах дольше сносить холодного высокомерия в глазах бармена, он заказал рюмку шерри. Прошло еще десять минут, и мистер Ривз не находил уже себе места от беспокойства. Может быть, они ослышались и поехали не туда? А может быть, явились вовремя и, возмутившись его бесцеремонным опозданием, уехали? Эта неприятная мысль свела на нет все его усилия охладиться с помощью шляпы, и ему стало еще жарче. Вот ведь неприятность какая…

Через тридцать пять минут после назначенного срока мистер Ривз уже находился в состоянии, близком к невменяемому, тщетно пытаясь решить, позвонить ли Стоунам или же сесть за оставленный для него столик и позавтракать в печальном одиночестве… Тут до слуха его донесся голос: «Здравствуйте, мистер Ривз! Как вы поживаете?»

Мистер Ривз вскочил и принялся горячо пожимать протянутую ему руку. На леди Стоун был один из тех спокойных элегантных костюмов, которые, кажется, только что сняли с вешалки и секрет которых, судя по всему, известен одним американкам. Она ни слова не сказала про свое опоздание — как будто и не заметила, что опоздала. Когда они сели за столик, она сообщила:

— Джерри не сможет прийти. Он позвонил и сказал, что застрял с одним типом из Южной Африки или откуда-то там еще, и просил извиниться перед вами. Извиниться! Вы мне скажите, как это делается, а я повторю.