Охотничьи рассказы

— Мистер Оутс,— говорил премьер-министр мрачному миллионеру,— не думайте, я вполне сочувствую романтическим порывам. Но к нашему климату они не подходят. Да, et ego in Arcadia^[27]... все мы мечтали о сельской идиллии. Надеюсь, вы достаточно умны, и пастушки пляшут под вашу дудку.

— Рад сообщить, что это не так,— проурчал Оутс.— Под свою собственную.

— Я бы не стал спешить,— мягко продолжал лорд Иден.— Мне кажется, разумный компромисс еще в нашей власти. Конечно, вы составили дарственную... Но я как раз беседовал недавно с крупными юристами...

— И они объяснили,— прервал его Оутс,— как нарушить закон за хорошие деньги.

— Люблю грубоватый американский юмор! — улыбнулся лорд Иден,— Я хотел сказать, что у нас, в Англии, много способов поправить наши неизбежные ошибки. Для этого есть и термин. Историки называют это гибкостью неписаной конституции.

— Термин есть и у нас,— сказал Оутс.— Мы называем это мошенничеством.

— Вот не знал, что вы так щепетильны! — ехидно и нетерпеливо вставил Нормантауэрс.

— Что-то вы таким не были! — добродетельно добавил Розвуд Лоу.

Енох Оутс медленно встал из-за стола, словно левиафан из глубин моря. Его большое невеселое лицо не изменилось, но сонным оно уже не было.

— Да,— промолвил он,— да, бывало, я и сам мошенничал... нарушал, можно сказать, Нагорную Проповедь. Я разорял людей, но тех, которые разорили бы меня, а если кто из них был беден, он все равно только и думал, как меня убить или уничтожить. А вот таких, как вы, у нас бы линчевали или выкатали в перьях, если бы вы только заикнулись о том, что можно отобрать у людей их законную землю. Может быть, климат у вас и другой, но мне это не мешает.

И он медленно выплыл из комнаты, оставив четверым неразрешимую загадку.

— Что же теперь делать? — мрачно спросил Хорес Хантер.

— Кажется, он прав,— горько сказал Нормантауэрс.— Сделать уже ничего нельзя.

— Можно,— произнес премьер-министр.

Все посмотрели на него; но никто ничего не прочитал на изрезанном морщинами лице, оттененном светлыми волосами.

— Ресурсы цивилизации не исчерпаны,— сказал премьер — Именно это говорили прежние власти, прежде чем стрелять в народ. Я прекрасно понимаю, господа, что вам бы очень хотелось пострелять. Вам кажется, что и собственные ваши владения вот-вот развалятся на кусочки. Что будет с правящим классом, если он лишится земли? Не волнуйтесь, сейчас я вам все объясню. Я знаю, что нам делать.

— Что? — проговорил сэр Хорес.

— Национализировать землю,— ответил премьер-министр.

— Да это же настоящий социализм! — закричал лорд Нормантауэрс.

— Именно настоящий,— проворковал лорд Иден.— Так и назовем: «настоящий»... нет, «истинный социализм». Именно то, что нужно для выборов. Хорошо запоминается. У них — простой социализм, а у нас — истинный.

— Что ж это такое? — закричал Хантер в порыве чувств, заглушивших весь его снобизм.— Вы поддерживаете большевиков?

— Нет,— сказал Иден и улыбнулся, как сфинкс.— Большевики меня поддержат.

Он помолчал и заговорил спокойней:

— Конечно, чувства это ранит... Наши старые замки и поместья, жилища знати, станут общественной собственностью, как почты... Когда я вспоминаю счастливые часы в Нормантауэрсе...— Он улыбнулся владельцу.— И у вас, сэр Хорес, есть прекрасный замок, и у вас, мистер Лоу... не припомню, как же они называются...

— Розвудский замок...— угрюмо проговорил Лоу.

— Нет,— снова вскочил сэр Хорес,— что же будет с нашим лозунгом? «Не национализация...»

— Ничего,— легко ответил лорд Иден.— Теперь мы скажем: «Не рационализация, а национализация». Какая разница? В конце концов мы же патриоты, мы — национальная партия.

— Ну, знаете ли!..— начал Нормантауэрс, но премьер ласково перебил его:

— Компенсируем... все компенсируем... Да, компенсация — великая вещь!.. Приходите сюда через неделю... ну, скажем, ровно в четыре часа. Думаю, к тому времени я все подготовлю...

Когда через неделю они снова собрались в солнечном саду премьер-министра, тот действительно подготовил все: стол на освещенном солнцем газоне едва виднелся из-под карт и документов. Юстес Пим, один из многочисленных секретарей, колдовал над ними, а лорд Иден, сидевший во главе стола, сосредоточенно читал какую-то бумагу.

— По-видимому, вы хотите узнать, на каких условиях совершится национализация,— сказал он.— Как ни жаль, все мы вынуждены чем-нибудь жертвовать ради прогресса...

— А, черт с ним, с прогрессом! — закричал Нормантауэрс.— Вы что, всерьез считаете, что мое поместье...

— Сейчас, сейчас...— сказал премьер, глядя в бумагу.— Оно входит в раздел четвертый, «Старинные замки и аббатства». По новому законопроекту такие поместья находятся под охраной. Поручается она так называемому лорду-хранителю округи. В данном случае... так, так... вы и есть лорд-хранитель.

Взъерошенный Нормантауэрс глядел на него, и взгляд его неглупых глазок медленно менялся.

— С поместьем сэра Хореса,— сказал премьер,— дело обстоит иначе. В тех местах недавно свирепствовала свинка, и потому их нельзя оставлять без специального врачебного присмотра, который и осуществляет санитарный инспектор. Это, конечно, исключительный случай; в случаях же нормальных, скажем, в вашем, мистер Лоу, поместье и самый дом охраняет государственный чиновник. Учитывая ваши общественные заслуги, мы решили выдвинуть вас на этот пост. Конечно, в любом случае при национализации земли бывший владелец получит существенную сумму. Лицам же, ответственным за охрану, государство будет платить жалованье и отпускать специальные дотации, чтобы поместья содержались в достойном виде.

Он замолчал, словно ожидая аплодисментов, но сэр Хорес раздраженно крикнул:

— Нет, что же это такое! Мой замок...

— Вот кретины! — сказал премьер-министр, впервые теряя такт и терпение.— Да вы же выгадываете вдвое! Сперва вам заплатят за то, что у вас отобрали замок, а потом — за то, что вы в нем живете.

— Милорд,— смиренно проговорил Нормантауэрс,— прошу прощения за все, что я говорил или думал. Мне надо бы знать, что передо мной — великий государственный деятель.

— О, это пустяки! — честно признался Иден.— Смотрите, нас не выбили из седла демократические выборы. Мы сумели управиться с палатой общин не хуже, чем с палатой лордов. Так и социализм. Мы останемся у власти, только звать нас будут не аристократами, а бюрократами.

— Понял! — закричал Хантер.— Ну, теперь конец этой демагогии!..

— И я так думаю,— сказал с улыбкой премьер-министр и принялся складывать большие карты.

Когда он складывал самую большую, последнюю, он вдруг остановился и сказал:

— Что это?

В самой середине стола лежал запечатанный конверт.

— Это вы положили, Юстес?—спросил премьер.

— Нет,— удивился мистер Пим.— Я его и не видел. В утренней почте его не было.

— Оно вообще не пришло по почте,— сказал лорд Иден.— Как же оно сюда попало?

Он вскрыл конверт и довольно долго глядел на листок письма. Видел он следующее:

«4 сентября 19..

Дорогой лорд Иден!

Мне стало известно, что вы заняты будущей судьбой наших древних замков. Я был бы весьма признателен, если бы Вы сообщили мне, каковы Ваши планы в отношении замка Туч, принадлежащего мне, чтобы я мог заранее подготовиться.

Искренне Ваш

Лорд Туч».

— Кто такой Туч?—спросил озадаченный политик.— Пишет он так, будто мы знакомы, но я его не помню. И где этот замок? Надо взглянуть на карты.

Они глядели на карты много часов, перерыли Берка, Дебретта, «Кто есть кто», атласы и справочники, но не нашли вежливого и твердого помещика. Лорд Иден был огорчен — он знал, что в глуши иногда таятся очень важные особы, с которыми не оберешься хлопот. Он знал, что аристократы, его собственный класс, должны быть с ним во время переворота, и очень старался не обидеть ни одного чудака или самодура. Но, как он ни огорчался, он бы утешился, если бы не то, что случилось через некоторое время.