Анаконда

Черепаха так и осталась в углу под навесом и целыми днями лежала там, ни разу не пошевельнувшись.

Охотник каждый день лечил ее, перевязывая ей голову, а потом легонько похлопывал ее рукой по спине.

Наконец черепаха выздоровела. Но тогда заболел сам охотник. У него был жар, все тело болело. Потом он слег совсем. Жар все увеличивался, его мучила жажда, в горле пересохло. Охотник понял, что тяжело болен, и тогда он заговорил, хоть и был совсем один и никто не мог его слышать.

— Я умру, — говорил охотник, — я здесь один, я не в силах встать, и некому даже подать мне стакан воды. Я умру здесь от голода и жажды.

А через некоторое время жар усилился, и он потерял сознание.

Но черепаха слышала все и поняла, что хотел сказать охотник. И она подумала:

«Этот человек не съел меня тогда, хотя и был, очень голоден. Он меня вылечил. Теперь я буду лечить его».

И она отправилась к озеру, отыскала панцирь маленькой черепахи и, как следует почистив его золой и песком, наполнила водой и дала пить человеку, который без сил лежал на своем пончо и умирал от жажды. Потом пошла искать вкусные коренья и нежные травы и принесла их охотнику, чтобы он поел. Охотник ел, не замечая, кто его кормит, потому что все время бредил и никого не узнавал.

Каждое утро черепаха бродила по лесу, находила вкусные коренья и приносила их охотнику; если бы она умела лазить по деревьям, она бы ему и фруктов раздобыла.

Так кормила она охотника много дней подряд, а он и не знал, кто приносит ему пищу. В один прекрасный день он пришел в себя и, посмотрев во все стороны, увидел, что он один, потому что под навесом находились только он и черепаха, которая была всего лишь животное.

И он снова заговорил:

— Я совсем один в этом лесу, лихорадка вернется снова, и я умру здесь, ведь только в Буэнос-Айресе есть лекарства, которые могут меня вылечить. Но туда мне никогда не дойти, и я умру здесь…

Как он сказал, так и вышло: в тот же вечер лихорадка вернулась с новой силой, и он опять потерял сознание.

Но и на этот раз черепаха услышала его слова и сказала себе:

— Если он останется в лесу, то обязательно умрет, потому что лекарств здесь нет. Я должна отнести его в Буэнос-Айрес.

Сказав это, она нарезала тонких и крепких лиан, похожих на веревки, осторожно уложила себе на спину охотника и как следует привязала его, чтобы он не упал. Ей долго не удавалось приладить хорошенько у себя на спине ружье, шкуры и тыкву со змеями, но в конце концов ей удалось примостить все это, не побеспокоив больного, и тогда она отправилась в путь.

Так, с поклажей на спине, черепаха все шла, шла и шла, шла днем и шла ночью. Она шла через леса и поля, переплывала реки, шириной в целую милю, ползла по непроходимым болотам, где несколько раз чуть не завязла, а на спине у нее лежал умирающий человек. Через каждые семь-восемь часов она останавливалась где-нибудь на сухом месте, развязывала веревки и осторожно укладывала больного на зеленую травку. Тогда она шла за водой, находила сладкие коренья и давала все это охотнику. Потом она ела сама, хотя чувствовала себя такой усталой, что предпочла бы выспаться.

Иногда ей приходилось идти под палящим солнцем; стояло душное лето, лихорадка очень мучила охотника, и он громко бредил, умирая от жажды. Он кричал: «Пить! Пить!» И черепаха должна была часто поить его.

Так шла она день за днем, неделю за неделей. С каждым часом приближались они к Буэнос-Айресу, но с каждым часом черепаха становилась все слабее и слабее, все больше выбивалась из сил, хотя и не жаловалась на свою судьбу. Иногда она падала и долго лежала без движения, а охотник приходил в себя и говорил:

— Я умру, мне становится все хуже и хуже, и только в Буэнос-Айресе могли бы меня вылечить. Но я умру один здесь, в этом лесу.

Он думал, что все еще находится под своим навесом, и не замечал ничего вокруг. Тогда черепаха поднималась и снова пускалась в путь.

Но вот как-то раз, когда уже вечерело, бедная черепаха упала и больше не могла встать. Силы изменили ей. Ведь она уже целую неделю не ела, чтобы скорее добраться до Буэнос-Айреса.

Когда стало совсем темно, она увидела на горизонте какой-то далекий свет, какое-то сияние, которое освещало все небо, но не знала, что это такое. Она чувствовала, что все больше слабеет, и закрыла глаза, чтобы умереть рядом с охотником, с грустью думая о том, что не смогла спасти человека, который был так добр к ней.

И тем не менее черепаха уже пришла в Буэнос-Айрес, хотя и не знала об этом. Свет, который она видела на небе, был отблеском огней города, и она умирала, находясь у цели своего героического путешествия.

Но какой-то мышонок, — возможно, это был мышонок Перес {15} — случайно увидел умирающих путников.

— Вот так черепаха! — сказал мышонок. — Никогда я не видел такой большой черепахи. А что это у тебя на спине? Дрова?

— Нет, — с грустью ответила черепаха. — Это человек.

— А куда же ты с ним идешь? — спросил любопытный мышонок.

— Я иду… Я иду… Я хотела идти в Буэнос-Айрес, — ответила бедная черепаха так тихо, что ее едва можно было расслышать. — Но, видно, придется умереть здесь, потому что я никогда не дойду…

— Ах ты, глупая, глупая, — сказал, смеясь, мышонок. — Никогда я не видел такой глупой черепахи! Да ведь ты уже пришла в Буэнос-Айрес! Огни, которые ты видишь там, впереди, и есть Буэнос-Айрес.

Услышав это, черепаха почувствовала в себе такую силу, какой никогда не чувствовала, потому что снова ожила в ней надежда спасти охотника. И она пустилась в путь.

А на рассвете, когда все еще спали, директор зоологического сада увидел едва живую, забрызганную грязью черепаху, на спине которой, крепко-накрепко привязанный лианами, лежал умирающий человек. Директор узнал своего друга и мигом раздобыл лекарства, приняв которые охотник сразу же вылечился.

Когда охотнику рассказали о том, как черепаха спасла его, как прошла она триста миль, чтобы его вылечить, он больше не захотел расставаться с нею. И так как он не мог держать ее у себя дома, потому что там было очень мало места, друг его предложил взять ее к себе в зоологический сад и обещал обращаться с ней, как с родной дочерью.

Так и случилось. Черепаха, счастливая вниманием и лаской окружающих, разгуливает по всему саду. Это и есть та самая знакомая вам черепаха, которая каждый день щиплет травку возле клеток с обезьянами.

По вечерам охотник ходит к ней в гости, и она издали знает шаги своего друга. Они проводят вдвоем несколько часов, и черепаха никогда не отпускает его, прежде чем на прощанье он не похлопает ее ласково по спине.

Чулки фламинго

Как-то раз змеи давали бал. Они пригласили лягушек и жаб, фламинго, крокодилов и рыб. Рыбы, так как ног у них нет, танцевать, конечно, не могли. Но, поскольку бал происходил у реки, они, подплыв к песчаному берегу, высовывались из воды и радостно хлопали хвостами.

Крокодилы для красоты надели банановые ожерелья и курили парагвайские сигары. Жабы оделись с ног до головы в блестящую рыбью чешую и расхаживали покачиваясь, словно плывя. И каждый раз, когда они, очень важные, приближались, гуляя, к берегу, рыбы поднимали шум, издеваясь над ними.

Лягушки, сильно надушенные, ходили на задних лапках. И, кроме того, каждая из них повесила себе на шею вместо фонарика маленького светлячка, который раскачивался при каждом движении.

Но кто был действительно красив, так это змеи. Они были одеты, как балерины, и каждая — под цвет своей кожи. На красных змеях были юбочки из красного тюля, на зеленых — из зеленого, на желтых — из желтого, а у змей ярара — из серого тюля в полоску пепельного и кирпичного цвета, потому что у ярара такая кожа.

Особенно поражали своим нарядом коралловые змеи, которые были одеты в длинные черно-красно-белые накидки из тонкого газа и, танцуя, извивались, как яркие бумажные ленты. Когда змеи танцевали и кружились, касаясь земли всего лишь кончиком хвоста, все приглашенные хлопали в ладоши, упиваясь от восторга.