Учитель Гнус. Верноподданный. Новеллы

Далькони задумался. Потом спросил:

— А если, несмотря на это, я буду разъезжать с ним?

— Попробуйте! — Начальник социального отдела распахнул и снова захлопнул свою пасть.

Далькони, с еще большим испугом в голосе:

— Не троньте меня! Я знаю, если вы надумали меня разорить… Вы уже разорили других… — И, увидя перед собой акулью пасть, добавил: — Не оплатите ли вы тогда мой контракт на четырнадцать дней? Такой жалкий неудачник, как я, сразу подумал об этом.

Тут прелестный юноша с акульей пастью проявил глубокую человечность. Положив на плечи посетителю свою длинную руку, он мило произнес:

— Садитесь, Далькони! — Движения его теперь опять были не без претензии на благородство. Он даже сумел придать сладость своему голосу. Все было рассчитано на человека, способного ценить искусство. — Что, собственно, вы теряете, Далькони? Ведь мы вас компенсируем!

— А вы можете?

«Интонация усталая, с оттенком сомнения, нет, все-таки, верно, Кон», — подумал начальник социального отдела.

— Я начинающий артист, — сказал Далькони. — Что поделаешь, приходится работать на пригородных сценах или в провинции. И имени никакого. Что ж поделаешь. Но все-таки кое-какие виды есть. И не только в смысле заработать побольше денег.

— Ведь и Кобес работает не только ради денег, — произнес начальник социального отдела. — Разве художник рисует картины, композитор сочиняет музыку ради денег? Стремление творческой личности к созиданию… — Он словно проснулся.

— Вот именно, — сказал Далькони, не проявив никакого удивления. — Труд артиста для меня сам по себе вознаграждение. Как думаете, успех это для меня или нет, что ваш лифтер велел мне так срочно явиться сюда? На машине доставил — это ли не успех? И сразу — большую сцену, огромный зал, полный народу. Для таких иллюзионных номеров это необходимо — иначе публику за живое не возьмешь. А разве вас лично не захватило?

— Отрицать нельзя, Далькони. Да и для вас самого это было наслаждение.

— Тут уж не до наслаждения, когда семь потов сойдет!

Начальник отдела оборвал его:

— Итак, вы останетесь у нас. Наш долг — не спускать с вас глаз.

Далькони огляделся по сторонам, ища дверь.

— Ради бога, лишение свободы?

— За кого вы нас принимаете? Вы будете здесь служить. Постоянно, с отличным, твердым окладом. Получите в отделе пропаганды сектор варьете. Ваше прежнее амплуа.

— Заботиться о своих коллегах? А самому больше никогда не выступать?

Мучения артиста тронули даже начальника отдела.

— Никогда? Кто вам сказал? Случай всегда представится. У нас ведь есть дом умалишенных для наших рабочих и служащих. Да не один, а целых семь — и места в них берут с бою.

— Выступать перед сумасшедшими?..

— Как вам угодно, но людям в здравом уме ваших представлений не видать.

— Перед сумасшедшими! — Он надломился, словно уже сам стал одним из них. Но постепенно стал находить в этом утешение. — В конце концов, — бормотал артист, — сумасшедшие, пожалуй, поверят охотнее.

— Вот видите, — заключил начальник социального отдела. Но когда Далькони поднялся, доверительно попридержал его. — И еще одно, мой дорогой. Сугубо конфиденциально. На днях мы ожидаем одну даму. Деловой визит, если так можно выразиться. — Легкий смешок кавалера. — Мы намерены поручить это дело вам. Но вы должны сыграть в точности ту самую личность, что и в вашем иллюзионном номере.

— Я должен в его маске эту даму?.. — Далькони нисколько не удивился. — Но это будет стоить дороже, — не задумываясь заявил он.

— Дама недурна. Крупная, а это лестно. Я бы тоже не сплоховал. Но это обязательно должна быть маска вашего персонажа. Мы на вас полагаемся, считаем, что не подкачаете.

— И именно в том положении? — меланхолично спросил Далькони. Он продолжал настаивать, что это будет стоить дороже.

— Немыслимо, мне грозит крах! — восклицал начальник отдела. Но на сей раз сила была на стороне Далькони, и он знал, что добьется своего.

Наконец сошлись в цене. Далькони направился к выходу,

— Находясь с дамой, говорите тонким голосом! Свистите! — крикнул вдогонку ему начальник социального отдела,

В дверях Далькони столкнулся с маленьким человечком, но не уступил ему дорогу, а сунул руку в карман:

— Вот тебе, малыш!

Маленькому человечку пришлось глянуть на купюру с презрением, а на Далькони — с крайней строгостью, и только тогда он смог войти, сохраняя свое человеческое достоинство. Скрестив руки на груди, он шагнул навстречу начальнику отдела.

— Что это значит? — спросил он требовательным тоном. Поскольку противник притворился непонимающим, он протянул ручонку к двери: — Чем вы тут с ним занимаетесь?

Далькони, дабы остаться вне игры, бесшумно исчез.

— Не потрудитесь ли вы прежде всего вести себя с начальником подобающим образом? — потребовал прелестный стройный юноша с акульей пастью.

Услышав такие слова, маленький человечек забыл о всякой сдержанности.

— Это вы-то — мой начальник? Обманчивая видимость — вот что вы такое! Я позабочусь о вашем отстранении. — Он прямо-таки трясся от распиравшей его жажды власти. Юноша рассмеялся, разинув пасть до отказа, — и весь ответ.

— Не смейтесь! — крикнул маленький человечек, топая ногами. — Держите ответ! Что у вас за дела с моим Далькони?

— Только что я привлек его к постоянной работе в наших целях. — Юноша сразу стал просто покладистым. — Вы только подумайте, он сможет демонстрировать свой иллюзионный номер в нашем доме умалишенных столько, сколько нам понадобится.

— Где? В… — У маленького человечка сперло дыхание, и, лишь снова обретя дар речи, он крикнул: — Вы не просто крадете у меня мою идею, вы ее и обесцениваете! Ни на что иное вы со своей акульей пастью не способны! Никогда в жизни вам не родить идеи, вы можете лишь украсть ее и обесценить.

Юноша по-прежнему оставался предупредительным.

— При всем моем почтении к вам лично, — что стоит идея, если она у того, у кого нет власти!

— У меня есть власть. — Маленький человечек сунул руку в вырез своего жилета.

— Ну, тогда все в порядке, — еще вежливее проговорил начальник отдела. — Охотно признаю, что никто не поднимается вверх так гладко, как лифт.

— Вы забыли про клопа, ползущего по стене, — ехидно возразил маленький человечек.

Теперь юноша уже просто угодничал, так он был сговорчив:

— Клоп водится в комнате. А лифтера ждет свежий воздух на улице. Только не терять мужества, герр доктор! — сказал он, жестом приглашая его сесть.

Маленький человечек насторожился.

— Вы явно зарвались, юноша, — сказал он все еще решительно. — Я — начальник отдела пропаганды. Вот мое свидетельство! — И он вытащил свой договор с верховным божеством.

Юноша прочел его, преисполненный уважения.

— Вы назначены преемником генерала. Тут ничего не скажешь и ничего не попишешь. Однако начальником отдела пропаганды это вас отнюдь еще не делает. Пока, наряду с социальным отделом, отдел пропаганды возглавляю я. В настоящее время у него нет начальника.

— У него есть я, — произнес маленький человечек с начинающимся сердцебиением.

— К сожалению, этого сказать нельзя, сколь ни рад был бы я поздравить пропаганду с таким шефом. — Голос его стал мелодичен от дружелюбия. — Вы — всего лифтер. Ибо генерал, преемником которого вы назначены, накануне подписания вашего договора был разжалован в лифтеры. Вот свидетельство.

— Оно датировано задним числом! — крикнул маленький человечек в состоянии душевного отчаяния. — Неслыханный, дьявольский обман!

— Хотите разоблачить его? — участливо спросил юноша. — Жаловаться? Жаловаться — но на кого? На незримый, вероятно и не существующий идол той религии, которую вы сами предназначали тяжко страждущему континенту?

— Он существует! Вот его подпись! — Маленький человечек боролся.

Юноша мягко поднял плечи.

— Кто признает ее действительной? Суды, вы знаете, глубоко религиозны. Общественное мнение — тоже. Они будут полны решимости не допустить ни малейшего влияния бога на дела земные — из страха, что это может лишить его святости. Ваша жалоба будет отклонена. Вы так и останетесь лифтером. Да…