Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Входят в Казань по мосту через большущий ров, сохранивший арабское название Boulad ― Булат [Булак]. Здесь начинается наполовину магометанское, наполовину христианское предание, с татарской головой и русским хвостом.

Огромный дракон жил в Банном озере… В Казани два озера ― Черное и Банное… [256] Дракон заключил договор с жителями города: он пророет канал, который дал бы им воду и служил бы целям обороны; они, со своей стороны, обязуются каждое утро поставлять на гору в трех верстах от Казани приемлемую для него пищу ― быка, двух кабанов и четырех овец. По заключении договора, он так хорошо начал орудовать своим хвостом, заостренным и оснащенным стальным жалом, что прорыл канал, существующий поныне. В течение 50-60 лет жители Казани держали свое слово и изо дня в день смотрели один и тот же спектакль: дракон, выходящий из озера, развертывающий свои кольца в канале, что он прорыл, и направляющийся на гору, чтобы проглотить быка, двух кабанов и четырех баранов.

В конце концов, казанцы начали искать и нашли способ уклониться от обременительного договора, когда в их краю появились св. Амвросий [saint Ambrois] и св. Джилан [257] [saint Gelan]. Казанцы поведали им о своем положении. Оба святых пообещали горожанам свое содействие. Может быть, это было не очень деликатно нарушить слово, данное честному дракону, который свое-то держал, но дракон был татарином, и слишком церемониться с язычником не требовалось.

Однажды утром дракон взобрался на свою гору, но вместо обычного дневного рациона увидел там лишь св. Амвросия. Святой, изнуренный воздержанием от пищи и епитимьей, никак не мог компенсировать собой быка, двух свиней и четырех жирных баранов. Поэтому дракон огласил окрестности такими ужасающими взревами, что все казанцы затряслись от страха. Тогда св. Амвросий объяснил дракону, что заключенный пакт был приемлем для мусульман, но теперь, когда казанцы переменили веру, договор полностью утратил свою силу. Дракон заревел еще громче. Он терпел позорное поражение. Тогда св. Амвросий добавил, что, если дракон пожелал бы принять от него крещение и спокойно питаться в своем озере рыбой, которая там водилась, и даже попадающими в воду животными, то он готов не только не искать с ним ссоры, но ― еще и обращаться с ним, как с одним из своих прихожан. Вместо ответа дракон двинулся на св. Амвросия с раскрытой пастью и весьма очевидным намерением его проглотить. И тогда св. Амвросий в одной руке поднял распятие, а другой перекрестил дракона. Он еще не окончил крестного знамения, как дракон издох.

Но смерть дракона привела к другому крупному несчастью. Тело монстра растянулось на земле на половину лье; следовательно, не находилось способа перевезти его в другое место или зарыть. Разлагаясь, оно отравило воздух, и в городе появилась чума. Тогда настала очередь св. Джилана ― продолжить труд, начатый его собратом св. Амвросием. Он опустился на колени на той же горе и молил бога покончить с этой заразой. Бог услышал своего служителя, и эпидемия прекратилась.

С той поры ведется, что св. Амвросий и св. Джилан ― два покровителя города, и что монастырь построен на той самой горе, где свершилось чудо с помощью двух святых.

Итак, я не знаю ничего, в самом деле, более живописного, чем необъятный, почти полностью деревянный, ряд домов, построенных по другую сторону рва и глядящих в поля тысячью окон. Каждый вечер эти разноцветные окна зажигают праздничную по виду иллюминацию.

Предместья располагаются по эту сторону рва; у берегов озера Банного и Черного почти все жители пригорода ― татары; однако, поскольку в их среде находится какое-то количество православных русских, то у тех есть церковь. Церковь и мечеть соприкасаются, олицетворяя братство между крестом и полумесяцем, какое найдешь, вероятно, только в Казани.

Другая оригинальная сторона местных нравов.

Магомет, как известно, запрещает вино, но при некоторых болезнях он его все-таки разрешает как лекарство. В Казани торговцы вином на своих вывесках пишут: Бальзам, Аптека. Татарин, заболевший желанием выпить, заходит в аптеку, выпивает под видом лекарства бутылку вина и уходит исцеленным. Магомету нечего сказать: это был больной, а не пьяница.

Другой тип вывесок, что на каждом шагу встречаешь в городе, и что остался в памяти, ― вывески парикмахеров: почти все двусторонние, с одной стороны ― мужчина, который причесывается, с другой ― женщина, которой пускают кровь. Старая мусульманская традиция поддерживает превосходство мужчины. Он красив и рожден одерживать победы. Женщина, напротив, существо слабое и болезненное, годится только для кровопускания.

Мы пришли к месье Яблоновскому. Я не ошибся, нашли обаятельного человека, который пригласил нас к себе на чай вечером. После упоминания, что живем в пяти верстах от Казани, предоставил в наше распоряжение свой экипаж. Взял на себя труд в тот же день подобрать мне самую комфортабельную палатку. Кроме того, предоставил и себя в мое распоряжение, чтобы показать все достопримечательности Казани.

Естественно, мы начали с кремля. Предание гласит, что самая высокая четырехугольная пирамидальная, в пять ярусов башня была построена Иваном IV из обломков разрушенных им мечетей. Показали там и другую, чуть ниже, за которой народ закрепил название башни Сююмбеки. Затем пришла очередь большого кафедрального собора, построенного в 1552-1562 годах опять-таки Иваном Грозным. …Иван Грозный и цapицa Сююмбеки ― два популярных казанских персонажа, один, потому что творил зло, вторая, потому, что делала добро… Там хранят чудотворную икону, известную всей России под названием de Notre-Dame de Kasan ― Казанской Богоматери, и мощи de saint Rougotine ― св. Руготина [258] в гробу из позолоченного серебра. Я хотел, было сделать известным во Франции этого святого, о котором у нас, думаю, едва ли слыхали, но, несмотря на поиски, не смог собрать о нем никаких сведений, заслуживающих попасть в наши религиозные архивы.

Все русские церкви построены по одной и той же модели: это ― пять куполов, четыре малых и один большой; самые маленькие или самые большие, больше или меньше позолочены ―  в этом вся разница.

Выйдя из кремля, мы отправились смотреть лавки.

Большая торговля Казани заключается в торговле кожами и пушниной. Никакой город в мире, полагаю, не выделывает кожу так, как Казань; я увез оттуда три-четыре вида изделий рабочих рук ― настоящую диковину: ягдташ, подаренный Яблоновским; патронташ, ружейные ремни и сапоги, которые я запросто купил в магазине и которые даже в России ― кстати, стране превосходных кож ― через 100 лье пути все еще целы, тогда как во Франции результата подобного рода достигают самым бережным обращением с обувью.

После кож идут меха. В Казани находят все меха, от медвежьих шкур до куньих шкурок, от беличьего меха до меха голубого песца. Это сибирские меха. Зверьки с драгоценным мехом отстреляны из ружья. Охотник, чтобы не испортить шкурку, бьет их в глаз пулькой размером в горошину. Что касается крупных зверей, то их бьют, как могут. Один купец рассказал нам, что в числе самых заядлых охотников на медведей была женщина; за пять лет она доставила ему 53 шкуры. Тот же купец ― никоим образом не гарантирую истинность рецепта ― поведал, что один из наиболее распространенных способов в России взять медведя ― медный горшок, расширяющийся книзу. На дно медника, это название национального горшка, кладут мед; медведь, желая отведать меду, старается просунуть туда голову, просовывает, ест мед, но не может потом освободиться от горшка и остается в этом головном уборе. Понятно, насколько такой колпак облегчает задачу взять медведя.

Цена красивой медвежьей шкуры в Казани, какая продается в Москве за 50 рублей и в Париже ― за 400 франков, от 20 до 22 рублей, то есть 80 ― 90 франков. Есть медвежьи шкуры по пять рублей или по пять франков. Относительно шкурок соболя, голубого песца и черно-бурой лисицы скажу, что их цена колеблется в зависимости от периода зимнего сезона и размеров добычи. Но, в общем, нужно иметь в виду, что в России меха более дороги, чем во Франции. Мех ильки [259], каким Нарышкин покрыл дрожки при моем отъезде из имения Елпатьево, в Казани стоил 800 рублей.