Девушки и единорог

Забравшись в свой экипаж, он добавил:

— Я вернусь сегодня вечером, чтобы осмотреть его. Но ни я, ни другой доктор не в состоянии ему помочь.

В рыжих головах фермеров продолжали прокручиваться последние слова сэра Джонатана: «Я хочу умереть дома». Подойдя к берегу, они увидели начало устремлявшейся к острову дамбы. Через несколько десятков метров она обрывалась, чтобы дать отступавшей во время отлива воде проход, заваленный множеством выглянувших из воды валунов и грудами водорослей. Продолжавшийся за разрывом отрезок дамбы заканчивался у берега острова, откуда к дому шла широкая аллея.

Фалоон вскинул к небу кулаки, почти такие же большие, как его голова, и прокричал слова, вероятно, когда-то родившиеся в глубинах прошлого Ирландии; это была или мольба, или проклятие, или же и то и другое сразу. Потом он обернулся к окружавшим его фермерам и сказал, что им нужно сделать. И все как один поддержали его. За несколько минут тысячи крестьян, собравшихся возле мельницы, и те, кто продолжал подходить, пришли к единственно возможному решению: нужно закончить дамбу, чтобы доставить сэра Джонатана на остров, где он сможет умереть спокойно.

Крестьяне, жившие поблизости, кинулись к себе за лопатами, ломами, кирками и веревками; оставшиеся немедленно принялись возводить дамбу голыми руками.

До сих пор дамбу не удавалось закончить, потому что течение размывало ее медленно наращиваемые концы раньше, чем их удавалось соединить. Сейчас приближалось время самой низкой воды. Нужно было закончить строительство до того, как вода снова начнет подниматься. Для этого требовалось работать, обгоняя надвигающийся прилив. И это было возможно, потому что до сих пор ни на одной стройке в Ирландии не имелось столько рабочих рук, сколько здесь.

Строительного материала хватало: камни, снесенные водой с концов дамбы, валялись поблизости, да и на берегу их хватало, как возле мельницы, так и на острове. Среди них преобладали валуны, но были и обтесанные блоки. В помещении мельницы нашлось несколько мешков с вполне пригодным цементом; так как цемента требовалось много, за ним в Донегол и Баллинтру сразу же направились гонцы. Не прошло и часа, как отростки дамбы можно было сравнить с парой костей, облепленных муравьями.

Протестанты и католики разделились на две группы: первые собрались на отрезке дамбы, примыкавшем к острову, тогда как вторые трудились на ее противоположном конце. Между ними началось соревнование в борьбе с приливом, с временем и со смертью. Работавшие с двух сторон прорана осыпали друг друга ругательствами, стремясь достичь первыми середины пролива. Женщины осыпали своих мужчин упреками, кричали, что они ни на что не пригодны, что у них вместо мускулов тряпки, и призывали их доказать противоположное. Небольшие группы у подножья мельницы распевали псалмы на латинском и английском языках, стараясь отвлечь внимание Господа от происходящего и не дать ему забрать душу сэра Джонатана раньше времени.

Когда находившиеся поблизости камни были использованы, строители взялись за мельницу. Они разобрали часть стены, постаравшись не тревожить при этом умирающего; два огромных куска стены были брошены в воду.

Поднимавшаяся вода сначала наткнулась на защитную стенку из двойного ряда решеток, использовавшихся как ограда курятников, промежуток между которыми был заполнен галькой; потом замедленный защитной стенкой поток разбился о завершенную дамбу. Покрутившись возле стены и поняв, что преодолеть ее не удастся, вода отхлынула в море и двинулась обычным путем вдоль противоположного берега острова.

Могучие руки, только что ворочавшие огромные камни, осторожно ухватились за покрывало, на котором лежал сэр Джонатан, и бережно подняли его. Его несли двенадцать человек, по шесть с каждой стороны. Это действительно были самые сильные мужчины из собравшихся — ведь только сильный может стать нежным при необходимости. Сэру Джонатану казалось, что его несло облако. Когда его вынесли с мельницы, он открыл глаза и увидел синее небо с белыми облаками и склоненные над ним лица людей. Когда кортеж достиг середины дамбы, Фалоон пробормотал:

— Вот видите, господин, мы закончили дамбу, так что вы сможете умереть у себя дома.

Сэр Джонатан улыбнулся и сказал:

— Спасибо.

Очутившись на острове, он увидел то, что не мог увидеть никто другой.

Он увидел свою белую кобылу, вышедшую ему навстречу. И он узнал, как ее зовут, и понял, почему не мог узнать этого раньше. И это понимание было доступно только ему. На лужайке перед домом он увидел большую гнедую лошадь и шевелившего ушами мохнатого ослика, цветом напоминавшего осенние листья, а также корову, лежавшую на траве и спокойно жевавшую жвачку; она походила на старую источенную временем каменную глыбу. На нижних ступенях лестницы сидела совершенно нагая молодая женщина с пышными каштановыми волосами, кормившая грудью младенца. Выше, перед дверью, стояла ожидавшая его Элизабет. Ей было семнадцать лет. Из большого окна второго этажа выглядывали, улыбаясь, его отец и мать, и они тоже были семнадцатилетними. На трубе сидел святой Канаклок, повернувший в его сторону свою ласково улыбающуюся голову.

В тот момент, когда двенадцать носильщиков вошли в белый дом на острове Сент-Альбан, сэр Джонатан Грин умер со счастливой улыбкой на лице.

Сэр Джонатан Грин скончался 20 июля 1860 года, не дожив одиннадцати дней до своего шестидесятилетия. Он оставил после себя троих детей. Сына назвали Джоном согласно семейной традиции Гринов: старшего сына Джонатана всегда называли Джоном, а старшего сына Джона — Джонатаном. Что касается дочерей, то они, выходя замуж, теряли фамилию Грин, а поэтому не имело значения, как они называли своих сыновей.

К моменту смерти отца Джон уже был знаком с Гарриэттой и собирался сделать ей предложение. Они поженились в 1861 году и обосновались в лондонском доме, значительная часть которого оставалась свободной. Леди Гарриэтта оказалась искусной хозяйкой, ухитрившейся, несмотря на весьма скромный бюджет, сохранить кухарку, метрдотеля и горничную, без помощи которой светская дама не могла бы ни одеться, ни раздеться.

Первый ребенок родился у них в 1864 году. Эту девочку назвали Элис. Джон — теперь уже сэр Джон — надеялся, что следующий ребенок будет мальчиком. Однако вторым ребенком опять оказалась девочка, Китти.

Две сестры Джона вышли замуж. Августе удалось женить на себе сэра Лайонеля Ферре, лендлорда. В 1863 году у них родился сын Генри. Мужем Арабеллы стал юрист Джеймс Хант. Опытный адвокат, он хорошо зарабатывал. Их семейство обосновалось в Дублине. Арабелла умерла бездетной в 1865 году.

После смерти сэра Джонатана пришлось распродать не только семейные драгоценности, но и мебель, чтобы окончательно разделаться с долгами, и имение на острове Сент-Альбан окончательно перешло к новому владельцу. Сэр Джон и его сестры с удивлением узнали, что человеком, разрешившим их отцу прожить последние годы в уже не принадлежавшем ему доме, оказался его нотариус.

Продажа семейных драгоценностей позволила выплатить сумму залога за лондонский особняк, но к июлю 1860 года семье Гринов не принадлежало ни одного квадратного метра земли в Ирландии.

В 1864 году полковник Харпер, который приобрел замок Гринхолл, решил продать его вместе с пятью десятками гектаров земли.

Августа, всегда мечтавшая вернуть имение родителей, убедила мужа купить Гринхолл. В ноябре 1864 года Гринхолл перешел к новому хозяину, Лайонелю Ферре. В первый день нового 1865 года в оставшемся почти без мебели замке леди Августа устроила прием для родителей, друзей и знакомых. Торжество сопровождалось музыкой скрипичного оркестра из Дублина и волынок из Белфаста. В оконных проемах горели факелы, освещавшие подъезд замка для множества прибывающих со всех сторон экипажей. Августа ликовала. Арабелла и ее муж отсутствовали; Арабелла была тяжело больна и скончалась через полгода; Джон и Гарриэтта тоже не смогли приехать — для них было слишком далеко и слишком дорого.