Черный бор: Повести, статьи

Тот, которого назвали Барсуком, бегло поздоровался с некоторыми из окруживших его молодых людей и, не снимая шляпы, подошел к столу и попросил у Атаназарова стакан пива. Атаназаров налил и подал стакан. Между тем новый посетитель обвел глазами вокруг комнаты и остановил их на Невзорове. Сквозь синие очки можно было заметить пристальность взгляда.

— Кто это? — спросил он вполголоса.

— Студент Невзоров, из университета, — отвечал Атаназаров. — Тебе о нем говорил Зашибин. Он и привел его.

— А! — сказал Барсук и залпом осушил поданный ему стакан. — Где же хозяева? В архивной, что ли? — спросил он потом и, не выждав ответа, вошел в комнату, где был диван с бумагами, и затворил за собою дверь.

— Кто это? — в свою очередь спросил Невзоров, подойдя к Зашибину.

— Барсов, один из наших важных, но он не из студентов, а чиновник. Через него мы узнаем многое, что нам знать полезно.

— Почему его назвали Барсуком?

— Так; у нас многие имеют такие прозвища. Его назвали Барсуком потому, что он Барсов; да и выражение лица, как однажды заметил Шлейер, напоминает барсука. Самого Шлейера зовут Волком, а другого здешнего хозяина, Креницкого, который с ним в той комнате, Бегуном, потому что он у Шлейера на посылках. Круглов, которого мы вчера встретили с Птичкой, зовется Котом.

— Атаназаров! — кликнул из третьей комнаты Шлейер, отворив дверь.

Атаназаров вышел оттуда через несколько минут с завязанной в носовой платок пачкой бумаг и с несколькими печатными листками на синеватой бумаге, которые он стал раздавать присутствовавшим. Вместо него был Шлейером позван Звонарев.

— Это новое, — сказал Зашибин Атаназарову, пробегая глазами переданный ему листок.

— Да, — отвечал Атаназаров. — Вышло на прошлой неделе, а сюда пришло третьего дня.

После Звонарева были позваны в третью комнату, один за другим, еще четверо молодых людей. Все возвращались оттуда с пачками бумаг, завернутыми в платки или в листы старых газет. Когда последний вышел, в дверях опять показался Шлейер и спросил про Атуева.

— Атуева нет, — отвечал Звонарев.

— Так передай ему, чтобы он зашел завтра или послезавтра утром, — сказал Шлейер.

Между тем Зашибин вручил Невзорову несколько листков вместо одного.

— Зачем так много? — спросил Невзоров.

— Ты их пораспределишь между товарищами.

— Нет, я на это не решусь; я на них не надеюсь.

— Тогда пусть пока останутся у тебя. Случай представится их пустить в ход, если не теперь, то позже.

— Сомневаюсь, — нерешительно сказал Невзоров. — А что значат, — продолжал он, — все эти узелки и пачки? Что в них за бумаги?

— И то, что у тебя в руках, и другое в этом роде. Все эти молодцы разъезжаются на днях по губерниям — кто на Волгу, кто на юг. Это им на дорогу.

— То есть они отправляются, как вы говорите, в народ.

— Не все; всякому роль, которая ему под стать. Звонарев и Атуев, например, пойдут в народ. Первый — хороший кузнец, и где-нибудь кузнецом поустроится; а второй — столяр, и тоже себе найдет работу… Но смотри — кажется, что Барсов с тобой хочет познакомиться.

Барсов, Шлейер и Креницкий уже вышли из третьей комнаты, и первый, бросив на чайный стол свой полуопустевший, по-видимому, саквояж, направился прямо к Невзорову.

— Добро пожаловать, молодой человек, — сказал Барсов. — За вас поручился Зашибин. Мы ему верим. — В тоне и всей манере Барсова было что-то жесткое, даже наглое, что и смутило и рассердило молодого студента. Он не нашелся, что ответить, и только слегка наклонил голову.

— Вас зовут Невзоровым, не правда ли? — продолжал Барсов, небрежно сбросив перед собой пепел сигары, которую он курил. Часть пепла упала Невзорову на ногу.

— Так точно, — отвечал он; я Константин Невзоров.

— Вы студент второго курса.

— Да.

— Надеюсь, что вы нас выдавать не будете.

Невзоров покраснел и твердым голосом отвечал:

— Если бы я мог выдавать, я бы не пришел.

— Хорошо, хорошо, — сказал Барсов, понизив голос, — дайте руку.

Невзоров молча протянул руку.

— А что, господа! — продолжал Барсов, обратясь к столпившимся студентам. — Вы так и бросили Уланбекова?

— Как — бросили? — спросили два-три голоса.

— Да так. Его исключили, а вы не заступились.

— Нельзя было, — сказал Атаназаров. — Он виноват, и его в курсе не любили.

— Мало ли кого не любят! А вы ему полуземляк, и даже сходки не устроили. Можно было набрать из первокурсников. Случай был хороший. Дело не в нем, конечно, а в том, чтобы новички втягивались…

В эту минуту послышались шаги у надворного крыльца. Барсов беспокойно оглянулся.

— Кто у вас в карауле? — спросил он.

— Змиев и Силин чередуются, — отвечал Шлейер.

— Силин там, — отозвался студент Змиев.

Зашибин взглянул в окно, приподняв занавес.

— Это Кот и Птичка! — сказал Зашибин.

— Кот и Птичка! — повторили несколько голосов.

— Так поздно! — проговорил Шлейер. — Это что-нибудь значит.

В комнату торопливо вошли миловидная молодая девушка, несколько бедно, но прилично одетая, в небольшой круглой черной соломенной шляпке с насаженной на ней спереди красной птичкой, и молодой человек небольшого роста, в плисовой поддевке и высоких сапогах. Их тотчас окружили и стали осыпать вопросами, но молодая девушка нетерпеливо оттолкнула двух или трех к ней обратившихся студентов и, поспешно передав Шлейеру какую-то на клочке бумаги написанную записку, подошла к Барсову и ему что-то сказала на ухо.

Барсов побледнел и, схватив девушку за руку, увел ее в третью комнату.

— Господа! По домам! — крикнул Шлейер, прочитав записку. — Змиев, на место!

Студент Змиев бросился в дверь. Произошел общий переполох. Половина бывших в комнате молодых людей последовала за Змиевым. Другие обступили Шлейера. В эту минуту Барсов выбежал из задней комнаты со своей палкой, с надвинутой на глаза шляпой и, схватив свой саквояж, также бросился к дверям. В них он обронил саквояж, но не останавливаясь, чтобы его поднять, выбежал на крыльцо. Птичка остановилась на минуту у входа из третьей комнаты в среднюю и обменялась несколькими словами с Атаназаровым; потом она взяла под руку молодого человека, которого звали Котом, и оба вышли.

— Пора и нам убираться, — сказал Зашибин Невзорову. — Отдай назад свои листки.

Невзоров заметил, что некоторые из студентов побросали взятые ими листки и пачки бумаг. Другие торопливо старались их подобрать и спрятать в печке.

— Не в заслонку! — закричал Шлейер. — В трубу, под вьюшку!

— Что значит все это? — спросил Невзоров.

— Это значит, что нас накроют. Пойдем. Надобно только сперва проведать, свободен ли еще выход на улицу, а то придется перелезать через забор на той стороне двора.

— Нет! — сказал Невзоров. — Через забор я не полезу. Еще бы дать себя поймать, как вора, на заборе!

— Как хочешь — попадайся!

Зашибин вышел, но через минуту вернулся со Змиевым.

— На улицу нельзя, — крикнул Змиев. — Все обставлено. Кот успел нырнуть в лес; но Птичку и Звонарева задержали.

— Всем нельзя уходить! — закричал Шлейер. — Бегун и я — хозяева. Мы должны остаться. У кого есть дух, садитесь за стол.

Сам Шлейер сел и налил себе стакан пива.

— Я остаюсь, — сказал Невзоров и сел подле него. Атаназаров также сел рядом с Невзоровым.

— Барсов, однако же, успел уйти, — сказал Невзоров вполголоса Атаназарову.

— Он всегда успевает, — отвечал Атаназаров. — Впрочем, здесь было нетрудно. У него свой ход. Он имеет ключ от калитки в соседнюю дачу.

— Удивляюсь вашей Птичке, — продолжал Невзоров. — Как могла она проведать обыск и вовремя поспеть сюда, чтобы предупредить?

— Не она проведала, а Щука. Ее прислала Щука, а она взяла с собой Кота, потому что в поздний час побоялась ехать одна, да притом они всегда в компании.

— Но кто же Щука?

— Одна из наших, но постарше Птички. У нее есть свои…

Атаназаров не кончил фразы. Разом послышались с двух сторон приближавшиеся шаги и со стороны улицы и со стороны двора; затем последовали толчок в уличную дверь и требование ее отворить.