Брошенная в бездну

Мазхар уже не слушал мать. Он не придавал никакого значения её болтовне о колдовских чарах. Но неужели Назан, его жена, занимается всей этой чертовщиной?.. Подумать только: его робкая, безответная Назан в обществе каких-то ворожей и шарлатанов! И всё так ловко скрывать от мужа!

Он спросил, как же Назан ухитряется с ними встречаться.

— Что поделаешь, сын мой, не доглядела. Я ведь женщина больная, ноги у меня ревматические… Где уж мне угнаться за ней? Мало ли кто к нам приходит! Бух в дверь! Кто там? Молочник. Трах! Кто там? Зеленщик. Не проходит и часа, чтобы в дверь кто-то не постучал. Она тут же вниз! И шу-шу-шу!..

— А от кого ты узнала, что она занимается такими делами? — перебил Мазхар.

— Я поклялась этому человеку, что не скажу никому ни слова… Если хочешь сам убедиться, будь повнимательней. Посмотри, не припрятано ли что в твоей одежде? Может, там какой амулет зашит… Ведь эти колдовские средства разные бывают… Тут не только амулеты. Она может подмешать в еду жало скорпиона, а то и ещё какую-нибудь дрянь. Ты и не узнаешь…

Мазхар злился всё больше и больше. У него вновь разболелась голова. Что делать? Ведь у него в руках никаких доказательств. И что он мог сказать Назан? Нужно поймать её с поличным. А уж тогда он изобьёт её и вышвырнет на улицу…

Хаджер-ханым по лицу сына поняла, что ей удалось пробить брешь, — Мазхаром овладели сомнения.

— Ах, сын мой! Я так терзалась: если сказать обо всём, будет скандал, люди осудят. А не сказать — душа горит. Ну, посмотри сам на свою жену. Не женщина, а метёлка! Служанка несчастная! Ты спрашиваешь, почему я не беру на прогулку невестку. Дитя моё! Да как могу я взять её с собой? Мне стыдно. Она к тому же и двух слов связать не может. А вокруг столько женщин — пышных, как сдобное тесто. — Хаджер-ханым уголком глаза взглянула на сына. — Стройные, как газели, сладкие, как рахат-лукум. Губы у них — кораллы, зубы — жемчуг!.. И все женщины, все жёны чиновников города восхищены тобой!

Мазхар самодовольно улыбнулся.

— Нет, что там ни говори, а Назан тебе не пара.

— Что поделаешь, раз уж так случилось… — робко проговорил он.

— Сколько раз я тебе твердила: «Сын мой, дитя моё! Прогони эту девку, пока не поздно!» Отвязались бы от неё — и дело с концом! Да не послушал ты материнского совета. Пожалел её. А думаешь, она не нашла бы себе пару? На слепого бакалейщика и слепой покупатель найдётся…

Мазхар глубоко вздохнул и поднялся.

«Значит, жёны чиновников восхищаются мной?» Он вспомнил, как Жале, прищурив свои огромные зелёные глаза, сказала: «Ох, Мазхар-бей! Нет такой женщины, которая не захотела бы стать вашей рабой!» и ему почему-то стало вдруг очень легко. Головная боль прошла. «А что если отправиться сейчас в контору и пригласить туда Жале?» Эта мысль заставила Мазхара мгновенно забыть обо всех огорчениях и тревогах. Он обнял мать и расцеловал её в обе щеки.

— Ты собираешься уходить, сын мой? Я всегда хотела бы видеть тебя таким, как сейчас. Да сбудутся желания твои!

Мазхар возвратился в спальню. Назан одевала только что проснувшегося Халдуна.

— Пойди и поцелуй руку бабушке, — сказал Мазхар сыну строгим голосом.

Халдун посмотрел на мать. Мазхар перехватил его взгляд и вспыхнул:

— Я тебе сказал, пойди и поцелуй бабушке руку! Чего же ты ждёшь?

Он схватил сына за шиворот и вытолкал из спальни.

Назан не понимала, что случилось. Ясно одно: опять всё обернулось против неё. Она осторожно, бочком, вышла из комнаты. Мазхар с отвращением поглядел ей вслед. «Невежественна, как базарная торговка! Впрочем, разве можно было ожидать чего-нибудь другого от голодранки из Сулеймание?»

Он передёрнул плечами, чувствуя, что никогда не был так несправедлив, но почему-то его не мучили угрызения совести. И он повторил уже вслух: «Базарная баба! Голодранка!»

Мазхар быстро оделся и, прихватив давно забытую трость с серебряным набалдашником, вышел из дому. Назан грустно смотрела ему вслед из окна. Вот муж пересёк улицу и замедлил шаги. В двери противоположного домика показался Рыза-эфенди. Мазхар сделал ему знак следовать за собой. Тот засеменил за ним, держась немного поодаль и подобострастно улыбаясь. Вскоре они свернули за угол и скрылись из глаз.

Назан отошла от окна. Что же случилось с мужем? Ведь он пошёл успокоить мать, но они, кажется, опять повздорили.

— Видно, у тебя совсем нет дела по утрам!

Назан вздрогнула и залилась краской.

— Быть может, ты уже выстирала бельё? Молока купила? Полы подмела? Ах, нет?! Так чего же ты слоняешься без дела? Не успел муж за порог, а она сразу к окну!

Назан, как всегда, молча ушла в кухню. Но злоба так и распирала Хаджер-ханым. Она подошла к дверям кухни и зашипела:

— А ты, наверно, себя не помнишь от радости? Думаешь, что у меня с сыном пошли нелады? Так запомни раз и навсегда, что твоё колдовство теперь не поможет! Лучше образумься, не то Мазхар поставит тебя на своё место.

— О чём это вы? — не поняла Назан.

Но Хаджер-ханым не удостоила её ответом. Смерив невестку презрительным взглядом, она важно удалилась.

Назан чуть было не рассмеялась: колдовство! Это она-то занимается колдовством? Махнув рукой, Назан решила больше не думать об этом. Но как ни старалась, слова свекрови всё время вертелись у неё в голове. Какая-то смутная тревога проникла в её сердце. Она глубоко вздохнула и задумалась, но тут же спохватилась: пора приступать к делам.

В этот момент в кухню вбежал Халдун.

— Бабушка велела надеть мне новый костюмчик!

— Она хочет взять тебя на прогулку?

— Да. Но мне не хочется.

— Т-с-с! Молчи!

В дверях вновь появилась Хаджер-ханым.

— Почему ты уговариваешь мальчишку не ходить со мной?

— Зачем бы я стала это делать, мама?

— Девка! не смей называть меня «мамой»!

Назан потупилась, молча взяла Халдуна за руку и повела в спальню переодеваться.

— Ну, что ты там застряла, как ишак в болоте? — раздался через некоторое время недовольный голос Хаджер-ханым.

Назан не выдержала:

— Это уж вы слишком!

— Как ты сказала? Дерзить? Мне?

— Вы сами вынудили меня. С утра только и слышу оскорбления и проклятья…

— Ах ты, голодранка! Совсем обнаглела. Тебя не то что ругать, избить мало. — Хаджер-ханым сжала кулаки и двинулась на невестку.

Назан стало дурно. Она в изнеможении опустилась на сундук и разразилась рыданиями.

— Ах ты, дрянь безродная! — продолжала поносить её свекровь. — В какую семью затесалась! Протри-ка глаза! Да известно ли тебе, что мой род идёт прямёхонько от султанского двора? Мне везде почёт и уважение. А мой сын? Ну разве ты ему пара? Он мог бы взять девушку из знатной семьи, а ты прилипла к нему, как смола. Околдовала ты его, околдовала, не иначе. Да ещё, наверно, эта старая ведьма, твоя тётка, помогла…

Наконец Хаджер-ханым вспомнила, что собиралась на прогулку.

— Халдун! Возьми свитер и иди ко мне! — крикнула она на ходу, направляясь в свою комнату.

— Хорошо, бабусенька!

Щедро накладывая на лицо белила и румяна, Хаджер-ханым бормотала, стоя перед зеркалом: «Я женщина тонкого воспитания! Да где ж понять это дуре неотёсанной, выросшей в трущобе!»

Назан тихо плакала, сидя в спальне на сундуке.

Вскоре она услыхала постукивание каблуков Хаджер-ханым. Спускаясь по лестнице, свекровь жеманно говорила:

— Дитя моё, дай ручку!

Они вышли на улицу.

Увидя Хаджер-ханым, соседка Наджие распахнула окно:

— Счастливого пути, ханым-эфенди! Далеко ли собрались?

— Погулять хотела, да помешали… Не обошлось у нас сегодня без скандала. Послала я Халдуна сказать матери, что мы уходим на прогулку. И знаешь, что она сделала? Стала уговаривать мальчишку: «Не ходи с бабушкой!» Я, конечно, разозлилась и помянула о колдовстве. А она покраснела до корней волос, мнется, но не отрицает. Была бы не виновата, так не молчала бы! Чувствует за собой вину, чертовка! Меня не проведёшь!

— Ваша правда, ханым-эфенди! Я, пожалуй, зайду к вашей невестке, попробую что-нибудь разузнать.