Три столицы

Генерал Потапов, один из руководителей «Треста», сообщал из Москвы Кутепову:

В этом письме, которое потом в белоэмиграции считали дезинформационным, говорилось, что Опперпут занимался рискованными торговыми операциями, что он требовал от Якушева перевести деньги по адресу: Анна Упелинец, Рига, ул. Барона Кришьяна, угрожая разоблачениями. Высказывалось «невероятное предположение», что и Мария Владиславовна — сообщница Опперпута. А то, что Опперпут предупредил офицеров в России о предстоящем аресте, Потапов объяснял, что тот намеревался встретиться и сотрудничать с Кутеповым.

История эта очень темная.

С одной стороны, Опперпут действительно передал Кутепову массу документов, раскрывавших тайны ГПУ. С другой, Опперпуту в эмиграции не верили.

Врангель писал 9 июля 1927 года своему другу генералу И. Г. Барбовичу: «…разгром ряда организаций в России и появившиеся на страницах зарубежной печати разоблачения известного провокатора Опперпута-Стауница-Касаткина вскрывают в полной мере весь крах трехлетней работы А. П. Кутепова. То, о чем я говорил и Великому Князю и самому Александру Павловичу, оказалось, к сожалению, правдой. А. П. попал всецело в руки советских Азефов, явившись невольным пособником излавливания именем Великого Князя внутри России врагов советской власти».

За несколько дней до этого Шульгин, как это уже с ним не раз бывало в тяжкие времена, отправился к Анжелине. Она ответила, что не любит политики, и все же согласилась помочь. В. В. показал ей несколько писем от двух «трестовиков», желая узнать что-нибудь о людях, которые их писали. Анжелина сказала:

— Уберите их, Василий Витальевич, я не хочу к ним прикасаться. Они меня собьют. Дайте вашу руку.

Она взяла руку.

— Думайте об этих людях.

Он стал думать. И она Сказала:

— В ваших мыслях человек, которого вы называете Антоном. На самом деле он — Сергей. Он все время сопровождал вас, пока вы были там. Он — ваш друг.

И добавила:

— Другой — Александр. Он и есть Александр. Они ваши друзья и сделали все, чтобы вас спасти. Есть еще третий. У него много имен и много паспортов, но крещеное его имя — Иоган. Вы правильно думаете, что он провокатор. На нем кровь. Он убивал сам. У него много разных денег. В паспортах у него какие-то значки, которые я не могу разобрать. Он плохой. Но не до конца! На него сильно влияют две женщины. Одну вы знаете. Мария. Вы часто ее видели… там.

Анжелина отпустила руку и взяла карандаш.

— Вот простой карандаш. А если бы, вместо графита, было чистое золото, то это было бы похоже на эту Марию. Она не блистает внешностью…

Потом вздохнула и добавила:

— Бедняжка! Она погибнет. Очень скоро. Спасти нельзя… Я вижу… вокруг головы ореол… нимб мучеников. Мария влияет на этого Иогана в лучшую сторону. Она его любит.

— Любит?

— А вы не знали? Она с ним живет… А есть другая около него. Ее имя — Соня. Еврейка. Очень красивая. Она виновница всего. Телеграфируйте вашим друзьям. Они не знают про нее.

Телеграфировать Шульгин не мог…

Конец Опперпута непонятен.

Член боевой организации Кутепова «Союз национальных террористов» офицер Виктор Александрович Ларионов вспоминал, что в Финляндии Мария Владиславовна Захарченко-Шульц считала себя обреченной, так как обывателя в условиях нэпа на борьбу с большевиками ей не поднять. «Мы погибнем, —   говорила она, —   но за нами придут другие. Наше дело не умрет с нами вместе». Она познакомила Ларионова с Опперпутом, худощавым, рыжеватым шатеном с острой бородкой и внимательным, изучающим взглядом. Тот представился, крепко сжав руку Ларионова длинными пальцами:

— Опперпут-Стауниц. Ответственный работник КРО ОГПУ.

Мария Владиславовна сильно сдала, «не блистала внешностью».

Лицо ее осунулось, скулы выступили, платье висело как на вешалке. Она говорила, что чекисты обманули всех — эмиграцию, англичан, поляков, эстонцев. Ее саму с мужем спас Опперпут.

Кутепов хотел назначить ее главой Союза национальных террористов. Она отказалась, но вместе с Опперпутом составляла планы тотального террора… Опперпут получил новую кличку — Ринг. С его помощью она хотела осуществить взрыв дома, где жили работники КРО ОГПУ. В Хельсинки было собрано около тридцати боевиков. Опперпут обратился к ним с речью, заклиная ни при каких обстоятельствах не сдаваться властям живыми.

— Все равно сдача не спасет, шлепнут в подвале в затылок, а до этого будут жечь свечкой, бить, издеваться, применять страшные моральные пытки. В каменном мешке долгими месяцами с живыми мертвецами по соседству каждую ночь, каждый день, каждый час вы будете ждать жутких слов: «Выходите с вещами» и чувствовать всем своим существом, что вас никто и ни что не спасет, с этой мыслью засыпать и встречать каждое утро.

31 мая 1927 года проводник от финского генерального штаба перевел Опперпута, Марию Захарченко-Шульц и Вознесенского (Петерса), двадцатидвухлетнего боевика, через границу. Они отправились в Москву. Двинувшиеся следом другие тройки должны были начать действовать в других городах, как только в газетах появятся сообщения о взрыве в Москве.

10 июня появилось советское правительственное сообщение о неудачной попытке взорвать жилой дом № 3/6 по Малой Лубянке.

6 июля в «Правде» опубликовано интервью заместителя председателя ОГПУ Генриха Григорьевича Ягоды:

«Организаторы взрыва сделали все от них зависящее, чтобы придать взрыву максимальную разрушительную силу. Ими был установлен чрезвычайно мощный меленитовый снаряд. На некотором расстоянии от него расставлены в большом количестве зажигательные бомбы… Взрыв был предотвращен в последний момент сотрудниками ОГПУ».

Далее Ягода рассказал, что после неудачи трое террористов бежали из Москвы. 18 июня район в Смоленской области, где укрывался Опперпут, был оцеплен. Он отстреливался из двух маузеров и был убит в перестрелке. Захарченко и Петерс двинулись из Витебска в Смоленск на захваченной машине. Но их опознали. «В перестрелке с нашим кавалерийским разъездом оба белогвардейца покончили счеты с жизнью». И еще Ягода сказал: «У убитого Опперпута был обнаружен дневник с его собственноручным описанием подготовки покушения на М. Лубянке и ряд других записей, ценных для дальнейшего расследования ОГПУ».

Существует много версий этих событий. Чекист-невозвращенец Г. С. Агабеков утверждал, что среди террористов был агент ГПУ Опперпут. Но он исчез. Взрывчатка была обнаружена случайно в общежитии сотрудников ГПУ. Делались выводы, что Опперпут нарочно не показал дома, где жили ответственные сотрудники ОГПУ, и что Мария Владиславовна сама пристрелила Опперпута после этого.

Есть свидетельство красноармейца Репина о гибели двух террористов на военном стрельбище. «В интервале между двумя мишенями стоят рядом мужчина и женщина, в руках у них по револьверу. OiiH поднимают револьверы кверху. Женщина, обращаясь к нам, кричит: «За Россию!» и стреляет себе в висок. Мужчина тоже стреляет, но в рот. Оба падают».

В Ленинграде террористы бросили гранату в Центральном партклубе. Пострадали 26 человек. Террористы ушли в Финляндию. Радкевич, муж Марии Владиславовны, в 1928 году бросил бомбу в бюро пропусков ОГПУ. Бежал и, окруженный под Подольском, застрелился.

Вскоре один из руководителей террора Бубнов сделал вывод, что Кремль охраняется как крепость, а для мелкого террора не стоит терять людей. «Прежде всего, рассчитывать на массовое пробуждение активности в СССР нам не приходится. Хорошо мечтать о народном терроре, сидя за границей… а войдите в шкуру полуголодного, вечно борющегося за кусок хлеба забитого обывателя СССР, постоянно дрожащего перед гипнозом всемогущества ГПУ, с психологией, что сильнее кошки зверя нет…»