Женский портрет

– Десять дней назад вы сказали мне, что хотите жениться на моей падчерице. Или, быть может, вы это забыли?

– Забыл? Я нынче утром написал об этом мистеру Озмонду.

– Вот как, – сказала Изабелла. – А он и словом не обмолвился, что получил ваше письмо.

Лорд Уорбертон слегка замялся.

– Я… я его еще не отослал.

– Быть может, вы забыли о нем?

– Нет. Я просто им неудовлетворен. Не так-то легко, знаете, написать такое письмо. Но я его тотчас же отправлю.

– В три часа утра?

– Я имею в виду позже, в течение дня.

– Прекрасно. Значит, вы по-прежнему хотите на ней жениться?

– Даже очень.

– И не боитесь наскучить ей? – Поскольку лорд Уорбертон в ответ на этот вопрос только удивленно на нее посмотрел, Изабелла добавила: – Если она не может протанцевать с вами каких-нибудь полчаса, не соскучившись, как же сможет потом танцевать с вами всю жизнь?

– Ну, – ответил, не задумываясь, лорд Уорбертон, – я разрешу ей танцевать с другими. А что касается котильона, дело в том, что я рассчитывал, что вы… что вы…

– Соглашусь танцевать его с вами? Я ведь сказала уже – я ни на что не соглашусь.

– Совершенно верно; поэтому я постараюсь найти какой-нибудь укромный уголок, и пока танцуют котильон, мы с вами посидим и поболтаем.

– О, – сказала Изабелла без улыбки, – не слишком ли вы обо мне заботитесь?

Когда наступила очередь котильона, который Пэнси, смиренно полагая, что у лорда Уорбертона нет на нее никаких видов, уже, как оказалось, кому-то обещала, Изабелла посоветовала ему пригласить какую-нибудь другую даму, но он заявил, что ни с кем, кроме нее, танцевать не желает. Так как Изабелла, несмотря на уговоры хозяйки дома, отклонила все приглашения под тем предлогом, что нынче не танцует, то ей невозможно было сделать исключение для лорда Уорбертона.

– Признаться, я не большой охотник до танцев, – сказал он. – Это варварская забава. Я предпочитаю болтать.

И лорд Уорбертон намекнул Изабе лле, что нашел как раз такой уголок, о каком мечтал, – тихое прибежище в одной из комнат поменьше, где музыка чуть слышна и не врывается в разговор. Изабелла решила не препятствовать ему в этом замысле; ей хотелось окончательно удостовериться. Она двинулась вместе с ним к выходу из бального зала, хоть и знала – ее муж рассчитывает, что она ни на минуту не упустит из виду Пэнси, но поскольку речь шла о prétendant [158] на руку его дочери, то надеялась, что в глазах Озмонда это послужит ей оправданием. Выходя из зала, она натолкнулась в дверях на Эдварда Розьера, который стоял там, скрестив руки на груди, и с видом изверившегося во всем человека смотрел на танцующих. Изабелла, приостановившись, спросила его, почему он не танцует.

– Потому что не могу танцевать с ней, – ответил он.

– Тогда, наверное, вам лучше уйти, – дала ему благой совет Изабелла.

– Я уйду, только когда уйдет она. – И он посторонился, пропуская лорда Уорбертона, так в его сторону ни разу и не взглянув.

Лорд Уорбертон обратил, однако, внимание на печального молодого человека и спросил Изабеллу, кто этот ее мрачный друг, добавив, что где-то уже его встречал.

– Это тот самый молодой человек, про которого я вам говорила, что он влюблен в Пэнси.

– Как же, помню. Выглядит он неважно.

– У него есть причины. Мой муж знать его не желает.

– Что так? – спросил лорд Уорбертон. – Он кажется вполне безобидным.

– Но недостаточно богат и недостаточно умен.

Лорд Уорбертон слушал с интересом; его, очевидно, немало поразил этот отзыв.

– Неужели? А вид у него вполне состоятельного молодого человека.

– Так оно и есть. Но моему мужу угодить нелегко.

– Понятно. – Лорд Уорбертон немного помолчал. – Какой же у него доход? – решился он спросить наконец.

– Сорок тысяч франков годовых.

– Тысяча шестьсот фунтов? Это, знаете ли, очень и очень недурно.

– Я тоже так считаю. Но мой муж претендует на большее.

– Да, я заметил, что ваш муж претендует на очень многое. Ну и что ж, этот молодой человек – непроходимый осел?

– Осел? С чего вы взяли? Он очень даже мил. Я сама была влюблена в него, когда ему было двенадцать лет.

– Он и сейчас кажется немногим старше. – Оглядываясь по сторонам, ответил с отсутствующим видом лорд Уорбертон. После чего он, заметно оживившись, спросил:

– Как вы смотрите на то, чтобы расположиться здесь?

– Где вам будет угодно. – В комнате, подобии будуара, царил мягкий розовый полумрак; как только они переступили порог, из нее вышли дама и господин. – Вы очень добры, вы проявляете столько участия к мистеру Розьеру.

– На мой взгляд, с ним обошлись жестоко. У бедняги такое вытянутое лицо, что разве слепой не заметит. Вот я и подумал, чем это он так угнетен.

– Да вы просто праведник, – сказала Изабелла. – Готовы доброжелательствовать даже сопернику.

Резко повернувшись, лорд Уорбертон изумленно на нее посмотрел.

– Сопернику? Вы называете его моим соперником?

– А как же его назвать, если оба вы хотите жениться на одной и той же девушке?

– Да… но ведь у него нет никаких шансов.

– Пусть так, и все же вы нравитесь мне тем, что способны поставить себя на его место. Это доказывает, что у вас есть воображение.

– Я вам этим нравлюсь? – спросил, посмотрев на нее с некоторой неуверенностью, лорд Уорбертон. – Думаю, вы хотите сказать, что я вам этим смешон.

– Слегка. Но мне нравится над вами смеяться.

– Что ж, тогда я желал бы войти в его положение более обстоятельно. Как вы полагаете, можно ему чем-нибудь помочь?

– Я так превозносила сейчас ваше воображение, что предоставляю решать это вам самому. И Пэнси вы тоже очень бы этим понравились, – заметила Изабелла.

– Мисс Озмонд? Но я льщу себя надеждой, что и без того ей немного нравлюсь.

– Думаю, даже очень.

Он помолчал, все так же вопросительно глядя на нее.

– Тогда я вас не понимаю. Не хотите же вы сказать, что она к нему неравнодушна.

– Я, безусловно, говорила вам, что, по-моему, неравнодушна.

Его лицо мгновенно залилось краской.

– Вы говорили мне, что она во всем послушна отцу. И коль скоро он, насколько я понял, относится ко мне благосклонно, то… – Помявшись, он, все еще с краской в лице, спросил: – Разве не так?

– Все так. Я говорила вам, что она жаждет угодить своему отцу и ради этого способна на многое.

– На мой взгляд, подобные чувства делают ей честь, – сказал лорд Уорбертон.

– Разумеется, это делает ей честь. – Изабелла несколько секунд молчала; они по-прежнему сидели одни в комнате, музыка доносилась до них приглушенно, утратив по пути свою полнозвучность. – Но мне кажется, мужчине вряд ли приятно знать, что жену он обрел только благодаря таким ее чувствам.

– Отчего же, если жена преданная и он считает, что ее брак из удачных.

– Ну, конечно, вы должны так считать.

– Ничего не могу с этим поделать. Вы скажете, конечно, что во мне говорит англичанин.

– Нет, не скажу. Я думаю, для Пэнси такой брак большая удача. Кто-кто, а уж вы-то вправе так считать. Но вы не влюблены в нее.

–. Уверяю вас, миссис Озмонд, влюблен.

Изабелла покачала головой.

– Вам хочется, сидя здесь со мной, так думать. Но у меня иное впечатление.

– Да, на молодого человека в дверях я не похож, не спорю. Но что ж в этом удивительного? И потом мисс Озмонд так мила, что ее просто нельзя не любить.

– Наверное, нельзя, но любовь не считается с доводами рассудка.

– Тут мы с вами расходимся. Я рад, что мое решение подкреплено доводами рассудка.

– Кто же в этом сомневается. Вот будь вы по-настоящему влюблены, вам не было бы до них никакого дела.

– По-настоящему влюблен… по-настоящему влюблен! – воскликнул лорд Уорбертон и, скрестив на груди руки, откинув на спинку голову, вытянулся в кресле. – Не забывайте, мне сорок два года. Я уже не тот, что был.