Муж и жена

— Боюсь, госпожа, черные испанки до того запали в сердце миссис Инчбэр, что она найдет время немедля и примчится сюда на всех парусах.

— Если так, отведете ее к жене садовника. Скажете ей, что она может взять яйца — за плату, разумеется. Как только она явится, не забудьте доложить мне.

Хопкинс удалилась. Хозяйка Хопкинс откинулась на удобные подушки и принялась плавно обмахиваться веером. На лице ее вновь появилась мстительная улыбка. «Пожалуй, у меня хватит сил принять миссис Инчбэр, — подумала она про себя. — Вполне возможно, что разговор пойдет не только об относительных достоинствах наших птичьих дворов».

Хопкинс оказалась совершенно права, когда говорила о скрытом энтузиазме миссис Инчбэр, — прошло чуть больше двух часов, как взбудораженная хозяйка гостиницы появилась у ворот Уиндигейтса почти вслед за слугой, что был послан по ее душу. Среди длинного списка человеческих слабостей любовь к домашней птице, похоже, имеет некоторые практические преимущества (в виде яиц) перед страстями более темного свойства: собиранием табакерок и скрипок, накоплением автографов и старых почтовых марок. Когда хозяйке Уиндигейтса доложили, как было велено, о прибытии хозяйки Крейг-Ферни, у леди Ланди впервые в жизни пробудилось чувство юмора. Ее милость даже слегка развеселилась (несомненно, сказались целительные свойства настойки красной лаванды) по поводу миссис Инчбэр и черных испанок.

— Ну, Хопкинс, это совсем ни на что не похоже! Наверное, от жажды обладать этой птицей бедная женщина тронулась умом. Право, никак не думала, что в моем болезненном состоянии что-то способно меня развлечь. Но эта добрая женщина так всполошилась и примчалась сюда, как вы сказали, на всех парусах — устоять перед таким рвением невозможно! Я просто обязана ее принять. При моей подвижности это слишком утомительно — сидеть одной в четырех стенах. Спать я не могу, читать тоже. Что угодно, Хопкинс, лишь бы отвлечься от себя самой. А если она будет слишком назойливой, от нее всегда можно избавиться. Приведите ее сюда.

Представ пред очи леди Ланди, миссис Инчбэр отвесила почтительный поклон; она никак не могла прийти в себя — леди Ланди снизошла до того, чтобы допустить ее в священные пределы своей комнаты.

— Возьмите стул, — любезно пригласила гостью ее милость. — Мне сейчас нездоровится, как изволите видеть.

— Эхма! Вашу милость завсегда приятно видеть, хоть больную, хоть здоровую! — ответила любезностью миссис Инчбэр, глубоко потрясенная тем, в какой элегантный наряд облачается болезнь, когда появляется в высших кругах.

— Я слишком слаба сейчас, чтобы кого-то принимать, — продолжала леди Ланди. — Но с вами я решила поговорить, на это есть причина. Когда вы появились в моем доме в прошлый раз, я отнеслась к вашему предложению без особого дружелюбия, не вполне по-соседски. Человек в моем положении должен быть предупредительным к людям в вашем положении — я об этом забыла, о чем весьма сожалею и прошу меня извинить. Мне приходится говорить это в несколько необычных обстоятельствах, — добавила ее милость, окинув взглядом свою величественную спальню, — ибо я не ожидала, что вы окажете мне честь с такой готовностью. На предложение, которое я имела удовольствие сделать вам, вы откликнулись, долго не раздумывая.

— Да ведь как же, миледи, откуда мне было знать, вдруг вы снова передумаете, если я не заявлюсь, — один-то раз передумали, — вот я и говорю себе: куй железо, пока горячо, люди зря не скажут. Ежели я поторопилась, вы уж, ради бога, не взыщите, ведь домашняя птица — это гордость всей моей души, а черные испанки (как их зовут в народе) — это для меня чистый соблазн нарушить десятую заповедь, коли живность эта принадлежит вашей милости, а у меня ее вовсе нету.

— Миссис Инчбэр, какой ужас, выходит, я невольно ввергла вас в соблазн? Я готова выслушать ваше предложение, и если смогу, приму его с удовольствием.

— Я буду счастлива тем, что соизволит мне выделить ваша милость. Если ничего другого нельзя, то хоть несколько яиц под выводок.

— Но кроме яиц под выводок, вы хотели бы что-то еще?

— Я хотела бы, — ответила миссис Инчбэр, потупившись, петуха и двух молодок.

— Откройте коробку, что стоит на столе у вас за спиной, распорядилась леди Ланди, — там есть писчая бумага. Дайте мне лист и карандаш из канцелярской корзинки.

Снедаемая взглядом алчущей миссис Инчбэр, она написала распоряжение птичнице и протянула его гостье с любезной улыбкой.

— Отнесите это жене садовника. Если сговоритесь о цене, можете забрать петуха и двух молодок.

Миссис Инчбэр открыла рот — без сомнения, чтобы выразить благодарность в предельно возможной для человека степени. Но не успела она произнести и трех слов, как нетерпение леди Ланди, от которого она сгорала с момента отъезда миссис Гленарм, успешно до сей минуты сдерживаемое, выплеснулось-таки наружу. Бесцеремонно прервав хозяйку гостиницы, она с маху перевела разговор на Анну Сильвестр, на события, связанные с ее пребыванием в Крейг-Ферни.

— Как дела в вашей гостинице, миссис Инчбэр? В такое время года туристов, наверное, пруд пруди?

— Гостиница забита битком, ваша милость (хвала провидению), от подвала до чердака.

— Не так давно среди ваших постояльцев была особа, которую, как мне кажется, я знаю. Эта особа… — она сделала паузу, стараясь держать себя в руках. Но выхода не было — придется уступить суровой необходимости и облечь свой вопрос в понятную форму. — Дама, — добавила леди Ланди, — она была у вас примерно в середине прошлого месяца.

— Не снизойдет ли ее милость до того, чтобы назвать ее имя?

Леди Ланди напряглась еще больше.

— Сильвестр, — коротко бросила она.

— Храни нас господи! — воскликнула миссис Инчбэр. — Уж не та ли это дама, что въехала к нам сама, с небольшой сумочкой в руке, а через час с лишком заявился ее муж, что застрял в дороге?

— Не сомневаюсь, именно она.

— Она что же, подруга вашей милости? — осторожно спросила миссис Инчбэр, нащупывая почву под ногами.

— Нет, разумеется! — ответила леди Ланди. — Это я так, из чистого любопытства, не более.

У миссис Инчбэр полегчало на душе.

— Сказать по правде, миледи, мы с ней как-то невзлюбили друг друга. Характерец у нее дай боже, я только вздохнула на радостях, когда она убралась.

— Я вас хорошо понимаю, миссис Инчбэр, — про ее характер я наслышана. Если я вас правильно поняла, она приехала в гостиницу одна, а вскоре к ней присоединился муж?

— Точно так, ваша милость. Я не имела права поселить ее в гостинице, но вскорости заявился ее муж и поручился за нее.

— По-моему, я встречала ее мужа, — проговорила леди Ланди. — Как он выглядел?

Миссис Инчбэр ответила почти теми же словами, какими в свое время ответила сэру Патрику.

— Э-э! Для такой, как она, чересчур молод. Собою пригожий, ни высокий, ни низкий; глаза карие, щеки румяные, волосы черные, что смоль. Приятный из себя, и разговор у него обходительный. Против него ничего не скажу, одно только не дело: примчался поздно вечером, а наутро упорхнул ни свет ни заря, а супругу свою оставил, мне только лишние хлопоты.

Этот ответ произвел на леди Ланди точно такое же впечатление, что и на сэра Патрика. Она тоже посчитала, что под это описание подходят слишком много молодых людей и полагаться на него нельзя. Однако в попытках доискаться до истины ее милость обладала перед своим деверем огромным преимуществом. Она подозревала Арнольда и могла подкрепить память миссис Инчбэр намеками, почерпнутыми из ее собственных могучих источников, — в жизненном опыте и наблюдательности ей не откажешь.

— А не было в нем чего-то такого, что делало его похожим на моряка? — спросила она. — И не заметили ли вы, когда говорили с ним, что у него есть привычка поигрывать медальоном на цепочке для часов?

— Он это, в самую точку! — воскликнула миссис Инчбэр. Ваша милость с ним хорошо знакома, дело ясное.

— Я так и думала, я встречала его, — сказала леди Ланди. Скромный, воспитанный молодой человек, как вы и говорите. Ну ладно, не буду вас больше отрывать от вашего птичьего двора. Ведь доктор строго-настрого велел мне никого не принимать, а я его не слушаю. Что ж, мы прекрасно договорились, верно? Была рада вас видеть. Всего доброго.