Том 2. Повести

Посетитель и это обратил в шутку:

— Ну, так как же, поедете, свечка?

Кати ответила сдавленным голосом, отвернув в сторону лицо:

— Да, если этого желает… желает тетушка Мали.

— А у нас в этом году вовсе не будет винограда, — жаловался почтеннейший Апро. — Побил град, ни единой грозди не уцелело. Никогда еще я не видел такого опустошения, ваша милость, как в это лето, после града, когда я поехал посмотреть виноградник. И как подумал я, что в этом году у меня не будет вина, что весь урожай погиб, слезы так и полились у меня из глаз. Я добрый христианин и все же не смог удержаться, чтобы не посетовать: «О создатель, что же ты тут наделал?! Шалун-мальчишка может так набезобразничать, но не бог…»

— Папа, папа, не богохульствуйте, а то господь накажет вас; меня мороз по коже пробирает, когда я слышу это.

— Ничего, дочка, будь спокойна, — проговорил старик не без достоинства в голосе, — со мной не случится никакой беды. С богом я всегда полажу!

— Как же это? — полюбопытствовал гость.

— А так! Сапоги ему сошью.

— Богу?

— Разумеется. Иначе говоря, позову с улицы нищего, и мы снимем мерку с его ноги, не правда ли, Лёринц?

Старый подмастерье Лёринц кивнул косматой большой головой.

— Сколько раз уж так делали!

Посетитель покачал головой, как бы желая сказать: «Вы и впрямь порядочный плут, мастер Апро». Затем повернулся к Катице:

— До свиданья, малютка. Будьте готовы часам к пяти вечера.

— Но вы обязательно заедете за мной? — спросила девушка, набравшись храбрости.

__ Могу хоть залог оставить, — ответил с улыбкой неизвестный господин и, галантным жестом вынув из петлицы сюртука красную гвоздику, протянул ее Катице.

Все это было так изящно и красиво, что совершенно очаровало подмастерьев, глазевших на эту сцену; «Да-а! Вот это настоящий барин! Этот понимает обращение!»

Коловотки, очевидно, был такого же мнения, потому что, как только дверь за посетителем закрылась, он отозвал в сторону старика.

— Кто этот прилизанный пройдоха? — мрачно спросил он.

— Это истый барин, председатель местного банка, некий Ференц Колоши, первый кавалер во всем городе.

— Я убью его, — таинственно прошептал Коловотки на ухо старину.

Наш господин Апро испуганно вскинул голову и посмотрел в глаза своему компаньону: не сошел ли он с ума?

— Да? А за что бы это тебе убивать его?

— Не нравится мне его физиономия, вот за что.

— А между прочим, его вполне можно назвать красивым мужчиной.

— Но он носит браслет.

— А тебе что до этого? Он и ботинки носит и вместе со своими слугами снашивает в год, по крайней мере, двадцать пар обуви. Жаль было бы убивать такого клиента.

— В него влюблена Кати, — прошептал Коловотки могильным голосом. — И он в Катицу.

— Это он-то? В Кати? А Кати — в него? Да откуда ты это взял, несчастный?

— А иначе какое бы ему дело до девушки?

Сапожный мастер рассмеялся весело и заливисто, так что даже слезы навернулись на его маленькие блестящие глазки.

— Ах ты, сумасшедший поляк, ах ты, глупый поляк! Да ведь он хозяин тетушки Мали, а тетушка Мали — родная тетка девчурки и моя свояченица. Пусть меня назовут филином, если в один прекрасный день я не унаследую от нее кругленькую сумму.

— Вот как? — протянул Коловотки и несколько успокоился. Он притих, но только внешне. «Зеленоглазому чудовищу» трудно приказывать. Зеленые глаза никогда не дремлют. Создатель не предусмотрел для них ресниц. Даже дурачок мог бы заметить, что Коловотки человек нервный, что он влюблен и к тому же ревнивец. Подмастерья сообщили старому Апро, что «мастер-поляк» купил револьвер в лавке Пергера и постоянно носит его при себе; кое-кто уже предсказывал: «Вот посмотрите, ваша милость, быть тут беде». Даже верный старый Лёринц считал, что Коловотки в дурную минуту либо себя застрелить способен, либо Катицу.

Тут уж почтеннейший Апро перепугался не на шутку и решил положить этому конец. Он прикажет дочери выйти замуж за Коловотки, а если она откажется, немедленно отошлет ее к своей младшей сестре, что жила в Хайду Собосло и содержала там питейное заведение. Пусть выбирает либо то, либо другое — и так тому и быть, даже если бы тысяча чертей стала ему на пути!

К счастью, таковых не оказалось. Даже то единственное существо, которое могло бы встать поперек дороги, прибежало в тот же день под вечер к нему на доверительную беседу и стало уговаривать его выдать девушку замуж.

— Но ведь вы до сих пор противились этому, свояченица! Тетушка Мали благоговейно воздела глаза к небу:

— Противилась? Да, противилась, желая добра. О Мария, пресвятая богородица, лишь ты знаешь, сколько раз я обращалась к тебе, радея о судьбе девочки. Но мои воздушные замки оказались построенными на песке. Душечка моя расхворалась, вянет день ото дня, как роза без воды. А ты, своячок, и сам знаешь: когда товар портится, его поскорее надо сбыть. Это — первейшее правило. Его придерживался и покойный Богдан Якубович, в доме которого мы жили, помнишь, на Журавлиной улице, тот, что торговал мехами… Катицу надо выдать замуж, и притом поскорее. Время терять нечего. Ведь и розу, если она начинает вянуть, нужно поставить в стакан с водой, и тоже не медля. Очень часто она от этого оживает. Удивительное это растение, совсем как женщина…

Почтеннейший Апро от удовольствия потирал руки.

— Ну-ка, послушаем, свояченица, кого вы приглядели для Катицы?

— О дева Мария, пресвятая богородица, кого? Гм. А вообще-то быть особенно разборчивыми я не советую. В плохом мире мы живем: девушка стоит дешево, а содержание семьи обходится дорого. Нынешним девицам не приходится очень-то ломаться. Кто попросит руки, тот пусть и берет… Я думаю, и Коловотки был бы не плох. Он ее любит и будет уважать, а это в семейной жизни главное.

Наш господин Апро на радостях готов был обнять тетушку Мали.

— Так ведь это как раз и мой план. Ай-ай-ай, свояченица, черт возьми, да ведь у тебя золотая голова! Конечно, Коловотки! Правильно ты сказала, что он ее любит. Да как еще! А потом сам он что за человек! Такой работник, куда бы ни попал, всюду будет первым. А что за работа — наша работа! — Почтеннейший Апро воодушевился, глаза его засверкали, а на висках у волос выступил пот. — Я читал в газетах, что один знаменитый писатель, богатый русский граф, в свободное время шьет сапоги. Просто из любви к искусству! Потому что это огромное наслаждение, можешь поверить! Только люди этого еще не уразумели. Ну, да всему свое время. Не пройдет и двадцати лет, и посмотришь — встретятся, скажем, два государя и после чашечки черного кофе, вместо того чтобы сесть играть в дурачка, они засядут за шитье сапог для своих министров…

В результате этого доверительного совещания добрейший Апро еще вечером того же дня, зайдя перед ужином к аптекарю и выпив у него две стопочки коньяку для храбрости, сразу же после трапезы подозвал к себе Катицу и снова заговорил о предложении Коловотки. Он обстоятельно и мудро изложил все преимущества его принятия и опасности, связанные с его отклонением, не умолчав даже о покупке женихом револьвера.

— Не нужен он мне, папочка, ни душе моей, ни плоти.

На лице ее отразилась неприязнь, а в живых красивых глазах загорелся огонек упрямой решимости.

— Ну что же, ладно, — проговорил отец печальным, но вместе с тем твердым голосом. — Душу твою я не погублю, сердце твое не скую цепями, но то, чему надлежит быть, неизбежно. Завтра ты покинешь мой дом.

— Куда же я денусь? — удрученно пролепетала девушка, опустив голову.

— Поедешь к своей тетке в Собосло; Лёринц проводит тебя с утренним поездом.

— И сколько мне там оставаться? — глухо спросила Кати; слезы навернулись у нее на глаза.

— До тех пор, пока не выйдешь замуж и муж не увезет тебя оттуда. Жди до тех пор, пока Коловотки женится. Иного пути сюда тебе нет. Я буду платить за тебя.

Девушка упрямо помотала головкой, кроткой своей головкой, и сильно топнула ножкой, своей малюсенькой ножкой.