Женский портрет

В тот день, о котором идет речь, они выехали за городские ворота, потом полчаса спустя вышли из кареты и, оставив ее дожидаться на обочине, сами направились в сторону по невысокой траве Кампании, усеянной даже в зимние месяцы мелкими изящными цветочками. Пешие прогулки сделались чуть ли не повседневной привычкой Изабеллы, впрочем, она всегда любила ходить и ходила легким стремительным шагом правда, теперь уже не столь стремительным, как в те далекие времена, когда только приехала в Европу. Нельзя сказать, чтобы и Пэнси была охотницей до ходьбы, но, все равно, ей нравилось это занятие, как нравилось вообще все на свете. Она семенила рядом с женой своего отца, которая затем на обратном пути, отдавая дань вкусам падчерицы, проезжала с ней круг по саду Пинчо или по парку виллы Боргезе. Нарвав в одной из солнечных ложбинок, вдали от стен Рима, немного цветов, Изабелла, как только они добрались до палаццо Рокканера, направилась прямо к себе, чтобы поставить их сразу в воду. Она переступила порог гостиной, той, в которой обычно проводила дни, второй по счету от огромной передней, куда вела лестница и где, несмотря на все ухищрения Гилберта Озмонда, продолжала царить величественная нагота. Переступив, как я уже сказал, порог, Изабелла внезапно остановилась. Произошло это в результате некоего впечатления, хотя, строго говоря, в нем не было ничего необычного, просто Изабелла по-новому все восприняла, а так как ступала она беззвучно, это позволило ей разглядеть представившуюся глазам сцену прежде, чем она ее прервала. Она увидела не снявшую шляпу мадам Мерль и беседующего с ней о чем-то Гилберта Озмонда; с минуту они не знали, что она вошла. Конечно, Изабелла видела это много раз и раньше, но чего она еще ни разу не видела или, чего, во всяком случае, не замечала, было то, что беседа их перешла в непринужденное молчание, которое, как Изабелла мгновенно поняла, она неминуемо своим появлением нарушит. Мадам Мерль стояла на коврике возле камина; Гилберт Озмонд сидел, откинувшись в глубоком кресле, и смотрел на нее. Голову она держала, как и всегда, прямо, но взгляд свой склонила к нему. Изабеллу прежде всего поразило, что он сидит, в то время как она стоит; это было такое нарушение всех правил, что Изабелла буквально застыла на месте. Потом она поняла, что в ходе разговора у них, очевидно, возникло неожиданное затруднение, и они задумались, глядя друг на друга со свободой старых друзей, которые могут обмениваться мнениями и без помощи слов. Казалось бы, это не должно было ее потрясти, они ведь и в самом деле были старые друзья. Однако все вместе сложилось в некую картину, мелькнувшую лишь на мгновение, подобно внезапной вспышке света. Их позы, их поглощенные одним и тем же слившиеся взгляды поразили Изабеллу так, будто она что-то подсмотрела. Но едва она успела это разглядеть, как все разом исчезло. Мадам Мерль заметила ее и, не двигаясь с места, поздоровалась; муж ее, напротив, сразу вскочил и, пробормотав что-то о своем желании прогуляться, извинился перед гостьей и тут же их покинул.

– Я зашла повидать вас, думала, вы уже дома, и так как вас еще не было, решила подождать, – сказала мадам Мерль.

– Он, что ж, не предложил вам сесть? – спросила, улыбаясь, Изабелла.

Мадам Мерль посмотрела вокруг.

– Ах, и правда, но я собралась уходить.

– Надеюсь, теперь вы останетесь?

– Безусловио. Я пришла к вам не просто так, меня кое-что беспокоит.

– Я однажды уже сказала вам, – проговорила Изабелла, – в этот дом вас может привести только какое-нибудь чрезвычайное событие.

– А помните, что вам ответила я? И в тех случаях, когда я прихожу, и в тех, когда не прихожу, я руководствуюсь лишь одним… моими к вам добрыми чувствами.

– Да, вы это говорили.

– У вас такой вид, будто вы мне не верите, – сказала мадам Мерль.

– Нет, нет, – возразила Изабелла, – в том, что вы руководствуетесь глубокими соображениями, я нисколько не сомневаюсь.

– Скорее вы готовы усомниться в искренности моих слов?

Изабелла спокойно покачала головой.

– Я помню, как вы всегда были добры ко мне.

– Всегда, когда вы мне это позволяли, а так как позволяете вы далеко не всегда, то поневоле приходится оставлять вас в покое. Но сегодня я пришла к вам вовсе не затем, чтобы проявить доброту, а напротив, чтобы избавиться от собственных забот, переложить их на вас. Об этом я как раз и говорила с вашим мужем.

– Меня это удивляет; он не очень-то любит заботы.

– Особенно чужие; я хорошо это знаю. Впрочем, думаю, вряд ли и вы их любите. Но независимо от того, любите вы их или нет, вы должны мне помочь. Это касается бедного мистера Розьера.

– А! – протянула Изабелла задумчиво. – Значит, речь идет о его заботах, не о ваших.

– Ему удалось навьючить их на меня. Он чуть ли не десять раз в неделю является ко мне поговорить о Пэнси.

– Он хочет на ней жениться. Я все знаю.

Мадам Мерль на секунду замялась.

– Со слов вашего мужа я поняла, что. быть может, вы не знаете.

– Откуда ему знать, что я знаю? Он ни разу со мной об этом не говорил.

– Скорее всего, он не знает, как приступить к этому разговору.

– В такого рода вещах он, как правило, не испытывает затруднений.

– Потому что знает обычно, как отнестись к тому или иному обстоятельству, а вот на сей раз – не знает.

– Разве вы только что ему этого не сказали? – спросила Изабелла.

Мадам Мерль сверкнула своей неизменно оживленной улыбкой.

– А вы что-то нынче сурово настроены.

– Что поделаешь, мистер Розьер говорил и со мной.

– Вполне понятно, вы ведь из числа наиболее близких девочке лиц.

– Ах, не очень-то я его порадовала, – сказала Изабелла. – Если вы считаете, что я сурово настроена, интересно, что же тогда должен считать он.

– Думаю, он считает, что вы можете сделать больше, чем сделали.

– Я ничего не могу.

– По крайней мере – больше, чем я. Не знаю, какую таинственную связь мистер Розьер усмотрел между мной и Пэнси, но с самого начала он явился ко мне с таким видом, будто в моих руках решение ее судьбы. И с тех пор все ходит и, ходит, пришпоривает меня, допытывается, есть ли надежда, изливает свои чувства.

– Он очень влюблен, – сказала Изабелла.

– Очень – для него.

– Очень – в равной мере и для Пэнси.

Мадам Мерль на секунду опустила глаза.

– Вы не находите ее привлекательной?

– Милей ее никого нет на свете… но она очень ограниченна.

– Тем легче, должно быть, мистеру Розьеру любить ее, он и сам, как известно, не без границ.

– О да, – сказала Изабелла, – он вполне умещается в пределах носового платка – я имею в виду такие маленькие обшитые кружевом платочки. – Юмор ее в последнее время все чаще смахивал на злую иронию, но через секунду Изабелла уже устыдилась, что избрала для своей иронии столь безобидную мишень, как обожатель Пэнси. – Он очень добрый, очень порядочный человек, – тут же добавила она. – И совсем не так глуп, как это кажется.

– Он уверяет меня, что она от него без ума, – сказала мадам Мерль.

– Не знаю, я ее не спрашивала.

– Вы не пытались разведать почву? – спросила мадам Мерль.

– Это не моя обязанность, а ее отца.

– Не слишком ли вы педантичны?

– Я поступаю так, как считаю нужным.

Мадам Мерль снова сверкнула улыбкой.

– Вам нелегко помочь.

– Помочь мне? – спросила очень серьезно Изабелла. – Что вы этим хотите сказать?

– Вам очень легко досадить. Теперь вы видите, как умно я делаю, что веду себя осмотрительно? Так или иначе, предупреждаю вас, как предупредила сейчас и Озмонда: во всем, что касается любовных дел мисс Пэнси и мистера Розьера, я умываю руки. Je n'y рейх rien, moi. [156] Не могу же я говорить о нем с Пэнси. Тем более, – добавила мадам Мерль, – что не считаю его идеалом мужа.

Немного подумав, Изабелла с улыбкой сказала:

– Значит, вы не умываете рук! – И уже другим тоном добавила. – Вы не можете, вы слишком заинтересованное лицо.