Наше сердце

случае если я ошиблась.

Помолчав, она добавила:

- Раз я не уезжаю немедленно, нельзя ли мне осмотреть ваши владения? Вон та липовая аллея кажется мне очень привлекательной. Там будет прохладней, чем здесь, в гостиной.

Они вышли. Она была в розовато-лиловом костюме, который сразу же так гармонично слился с зеленью деревьев и голубизной неба, что она представилась ему изумительной, как видение, обольстительной и прекрасной, в совершенно неожиданном и новом для него свете. Ее длинная и такая гибкая талия, утонченное и свежее лицо, легкая прядь золотистых волос, выбившихся из-под большой тоже розовато-лиловой шляпы, обрамленной, как сиянием, большим страусовым пером, ее тонкие руки, державшие закрытый зонтик, ее немного жесткая, надменная и гордая походка - все вносило в этот деревенский садик нечто неестественное, неожиданное, экзотическое, странное и сладостное впечатление, как бы от персонажа из сказки, из грезы, с гравюры, с картины Ватто, персонажа, созданного воображением поэта или живописца и вздумавшего явиться в деревню, чтобы поразить своей красотой.

Глядя на нее с глубоким трепетом, полный прежней страсти, Мариоль вспомнил двух женщин, которых он видел на улице в Монтиньи.

Она спросила:

- Кто эта девушка, которая отворила мне дверь?

- Прислуга.

- Она не похожа.., на горничную.

- Да. Она в самом деле очень мила.

- Где вы нашли такую?

- Совсем неподалеку, в гостинице для художников, где постояльцы посягали на ее добродетель.

- Которую вы уберегли? Он покраснел:

- Которую я уберег.

- Может быть, себе на пользу?

- Конечно, себе на пользу я предпочитаю видеть возле себя хорошенькое личико, а не безобразное.

- Это все, что она вам внушает?

- Пожалуй, она мне еще внушала непреодолимую потребность снова увидеть вас, потому что каждая женщина, которая хоть на миг привлекает мое внимание, приводит все мои помыслы к вам.

- Ловко сказано! И она любит своего спасителя? Он покраснел еще больше. Молниеносно промелькнувшая в нем уверенность, что ревность к кому бы то ни было должна воспламенить сердце женщины, заставила его солгать наполовину. Он нерешительно ответил:

- Об этом мне ничего не известно. Возможно. Она очень заботлива и полна внимания ко мне.

Едва уловимая досада заставила г-жу де Бюрн прошептать:

- А вы?

Он устремил на нее горящие любовью глаза и сказал:

- Ничто не может отвлечь меня от вас. Это тоже было очень ловко сказано, но она уже ничего не заметила - до того неоспоримо правдивой показалась ей эта фраза. Могла ли женщина, подобная ей, усомниться в этом? Она действительно не усомнилась и, вполне удовлетворенная, отбросила всякую мысль об Элизабет.

Они сели на парусиновые стулья, в тени лип, над водой.

- Что вы подумали, когда я уехал?

- Что вы очень несчастны.

- По моей вине или вашей?

- По нашей общей.

- А потом?

- А потом, чувствуя, как вы взволнованы и возбуждены, я рассудила, что самым мудрым будет дать вам прежде