В суровый край

— Чья это лошадь? — спросил Яан. В том, что она принадлежит не Юку, Яан был почти уверен; невероятно было и то, что полунищий наарикверский Март вдруг обзавелся конем.

— Да Марта, чья же еще, — ответил Юку. — Ты, верно, диву даешься, как это он вдруг разбогател? Видно, правильно говорят: чужой кошелек — дело темное. Пойдем-ка распряжем мерина, а то он простынет — в мыле весь.

Яан зажег огарок в закопченном фонаре и вышел вслед за гостями во двор. Перед лачугой стояла сытая гнедая лошадь, от нее шел пар. Лошадь была запряжена в широкие дровни, на которых лежал мешок сена и много клевера. Клевер был навален высокой кучей, — казалось, под ним что-то спрятано. Добротная упряжь никак не подходила к старым дровням.

Мерина быстро распрягли и поставили в хлев, где раньше стояла Краснуха. Гости усердно хлопотали вокруг лошади и даже не заметили, что хлев опустел.

Март вытащил из-под клевера объемистый и довольно тяжелый мешок, внес его в хлев и швырнул в угол. Юку вслед за ним втащил большую охапку сена и, словно невзначай, бросил его на мешок, продолжая при этом как ни в чем не бывало болтать с Яаном, который светил ему.

— Что это у вас за куль? — спросил Яан.

— Да так, купили кой-чего на ярмарке, — небрежно ответил Март, — да и старухино полотно там, продать не удалось.

Когда они пошли в дом, Юку прихватил с дровней сумку и сверток. В избе он вытащил из сумки банку масла, сепик [6] и мясо, развернул сверток, в котором оказались крупные жирные селедки. Мать к их приходу успела встать и одеться. Гости и ее пригласили к столу. Мужики вытащили из жилетных карманов складные ножи и стали резать хлеб и мясо. Рюмок в доме не оказалось, пить пришлось прямо из бутылки. Хозяйку угостили в первую очередь.

— Я ведь знаю, ты, Яан, вроде бабы, потому вот и захватил для тебя красненького, — дружески посмеивался Юку Кривая Шея, беря из рук матери бутылку и поднося ее к самому носу Яана. — Хлебни-ка, покажи себя мужчиной! А там, может, поймешь толк и в горькой.

Яан пил красное, а оба гостя тянули «очищенную». Они старательно потчевали едой хозяев, пускали бутылки вкруговую. Компания сидела за столом, уничтожая мясо и селедку и весело беседуя. Для бедняков ужин был роскошный.

Даже Яан, выпив вина, немного повеселел, язык у него развязался. Вначале гости не радовали Яана, особенно Юку Кривая Шея. Почтенный Март нынче ему тоже не нравился. Напрасно старался он преодолеть в себе недоверие к ним. Яану казалось, что Март как-то уж очень неестественно возбужден и что-то слишком часто посматривает на дверь. Но чем больше Яан пил, чем больше ел, тем теплее становилось у него на душе. Он стал даже смеяться. И у хворой матери настроение как будто стало лучше, хотя гости и нарушили ее ночной покой, в котором она так нуждалась.

— Ты бы легла, мать, — озабоченно сказал Яан, когда они поели. — Тебе вредно засиживаться.

Он с удивлением заметил, что мать охотно пила вино и ела с большим аппетитом. Хотелось ли ей быть веселой или она старалась заглушить вином приступы боли? Ведь гости утверждали, что это хорошее лекарство. Как бы там ни было, все говорило о том, что она испытывает удовольствие: глаза ее оживились и заблестели, лицо стало приветливым, веселым, на сухих, морщинистых щеках даже проступил румянец. И говорила она больше обычного, разок-другой даже пыталась пошутить.

— Не бойся, сынок, — успокаивала она Яана, — мне даже вроде получше стало, легко, тепло…

— Это от нашего лекарства, — засмеялся наарикверский Март; выпив, он как будто совсем освоился в хибарке и уже не озирался на дверь. — Еще глоточек, хозяюшка, и ты совсем помолодеешь. Оттого-то винцо и полезно…

Кай отхлебнула еще. Она встала из-за стола только тогда, когда Яан снова напомнил ей, что пора лечь, и когда в люльке заплакал ребенок. Она тяжело поднялась и, пошатываясь, подошла к ребенку. Потом легла к себе на постель и, покачивая люльку, стала слушать беседу мужчин.

— По всему, брат, видно, живешь ты не в лоне Авраамовом, — сказал Март, в который уж раз передавая бутылку соседу. — У тебя, кажется, и коровенки-то в хлеву уже нет.

— Отвел сегодня на ярмарку.

— Видно, не для потехи, а с голодухи, так, что ли?

— Верно.

— Дурак, кто голодает, — заявил Юку Кривая Шея. Обычно тупое, лицо его выражало лукавство.

Прищурившись, он многозначительно усмехнулся.

— Как это дурак? — спросил Яан.

— Ну, я так считаю: только дураки доходят до такой бедности, что голодают. Люди с головой поступают иначе.

— Как ты? — спросил Яан.

Март рассмеялся.

— Ты, Кривая Шея, не думай, что Яан, наш дорогой земляк, за словом в карман полезет, — сказал он вкрадчиво. — Но скажу тебе, и Юку не дурак. Он не зря болтает, ты подумай, сынок.

— Что же вы мне посоветуете, как мне поумнеть и выкарабкаться из беды? — спросил Яан с добродушной насмешкой.

— Кто же захочет советовать, да и можно ли такие советы давать! — ответил Март, как-то странно усмехаясь. — Пусть каждый сам смотрит в оба — где и что можно заполучить. Человек должен искать себе заработка.

— А если он ищет, да без толку?

Юку засмеялся.

— Без толку! Как так — без толку?

— Сперва ищет зря, а потом вдруг и найдет, — шутливо продолжал Март. — У человека должны быть друзья… Но и удача тоже ему нужна. Иному деньги прямо в руки лезут, а он взять их не умеет. Люди разные бывают… Да нам-то что до этого… Отпей-ка из нашей бутылки, сынок!

«Куда они гнут?» — подумал Яан, подпирая рукой голову, которая вдруг отяжелела. Ему стало казаться, что гости явились с какой-то целью, что они не простые постояльцы, которые переночуют, да и уйдут своей дорогой. И водка, и мясо, и хлеб тоже принесены неспроста. Чего они добиваются?

— Не пора ли ложиться? — предложил Яан, надеясь подтолкнуть гостей к откровенности. — Выйдем, взглянем еще разок на лошадь да захватим с дровней сена для подстилки. А то поздно уже.

— Ерунда! — рассмеялся Юку. — Бутылки еще не допиты, да и ярмарка сейчас. Мне и спать не хочется, пока в голове не зашумит. Давай-ка лучше, братцы, повеселимся, поговорим разумно, по-мужски… Яан, дружище, нам надо тебе два слова сказать, два добрых слова…

Яан заметил, как Март толкнул Юку коленом, и тот сразу пошел на попятный.

— Ну, об этом можно поговорить и потом, дело не серьезное, совсем даже пустяковое, — заговорил он снова и протянул Яану бутылку с водкой. — Перво-наперво будь мужчиной! Ведь все мы друзья и славные эстонские ребята — ур-р-ра!

Яан пил, бутылка ходила вкруговую, беседа текла. Март все ближе придвигался к Яану, разговаривал с ним ласково, хвалил его, выслушивал с большим вниманием и со всем соглашался. Он часто трогал Яана за плечо, а под конец даже обнял его. Юку Кривая Шея старался, со своей стороны, поддерживать в компании веселое настроение. Он даже затянул хриплым голосом песню, но Март остановил его, сказав, что дети спят и хозяйка задремала.

Прошел еще час или полтора, а Яан все еще не мог разгадать, в чем дело. Мысли его смешались, он даже забыл о своей тревоге.

Теперь Март, по-видимому, решил, что удобный случай настал: он вдруг обнял Яана за шею и спросил с некоторой торжественностью:

— Скажи, Яан, друзья мы тебе или нет? Разве мы не братья эстонцы, готовые друг за друга жизнь отдать?

— Конечно, конечно, — сонно пробормотал Яан.

— Ну вот, братец, значит, мы знаем свой долг; а наш долг — помогать друг другу. Правильно или нет?

— Правильно, правильно!

— Значит, и ты должен мне немножко помочь! Послушай, что я тебе скажу, да смотри, не пойми неверно. Ты, Кривая Шея, попридержи язык… Видишь ли, брат, дело такого рода… — Он понизил голос до шепота и вплотную придвинулся к Яану — носом к носу.

— Говори, говори, — подбадривал его Яан, — ведь у тебя не бог весть какие тайны, что ты меня так уговариваешь. И я не такой человек, чтобы отказать в помощи, если дело доброе.