Незваные гости

В машине их было четверо: Патрис Граммон вез своего двоюродного брата Дэдэ, Альберто и Сержа в Вуазен-ле-Нобль, где у него был домик, недавно полученный в наследство от тетки Марты.

Иль-де-Франс начинал зеленеть. Воздух легкий, едва весомый, как папиросный дымок. Мелькали черепичные и шиферные крыши ферм – неприступных крепостей, стены которых защищали коров да домашнюю птицу. Земля напиталась влагой, набухла и больше уже не принимала воды. Двойные ряды тополей, одетых покамест только в белые шарики омелы, вместо того чтобы обрамлять узкие ручьи, очутились в середине огромного болота. Вода в лужах морщилась от щекотки веселых солнечных лучей. В проломе полуразрушенной стены показался замок, сложенный из розовых кирпичей… Из-за черепичных крыш, как из сборчатых юбок с множеством оборок телесного и оранжевого цвета, вылезла колокольня… А вот прочищенный граблями сад с массой желтых левкоев… И снова поля, мутно-зеленые от весенней воды.

Патрис Граммон уступил руль Альберто, который любил править. Машина мчалась.

– Ты не понимаешь своего счастья, – сказал Альберто. – ^Родиться и умереть в одном и том же месте.

– Во Втором районе Парижа? Это счастье?

– Там или еще где-нибудь. Но в одном и том же месте. Родиться и умереть в одном и том же месте. Берегись!

Альберто круто затормозил: перед ними в воздухе бешено вертелось колесо велосипеда, как колесо ярмарочной лотереи. Но велосипедист поднялся невредимый. После яростной перебранки Патрис Граммон сел за руль.

– Ты не изменился, – сказал он Альберто, – по-прежнему ведешь машину, как летчик и как испанец. Жизнь мне дорога. К тому же ты не знаешь дороги.

– Я его убью, этого Альберто, – раздался сзади спокойный голос Сержа, – уж который раз он пугает нас насмерть…

Дэдэ, молодой кузен Патриса, тоже Граммон, поносил велосипедиста. Дэдэ знал его, такого-сякого, ездит ночью без света, дождется, что когда-нибудь его задавят, к тому же сейчас он нарочно сунулся под автомобиль. Если бы Альберто не был таким прекрасным водителем, он бы его задавил… Дэдэ хорошо знал жителей этой местности: Вуазен-ле-Нобль был неподалеку.

Вуазен-ле-Нобль расположен на краю босской равнины. В этих плодородных местах не встретишь нищих, оттого что здесь никто никогда не тратился на милостыню. Вуазен-ле-Нобль кормится плодородной равниной Босы, но спиной он прислонился к прибосским рощам, и обитатели его еще не утратили приветливости и доброжелательности. Возможно, потому, что эти качества присущи семье Граммонов, а в Вуазен-ле-Нобле почти все жители носят фамилию Граммон – Граммон с двумя «м», – Граммоны – люди приятные и уживчивые. Вся большая семья Граммонов, как ни странно, производит на свет только мальчиков; о Граммонах можно было бы сказать, что они приносят только мальчиков и никогда – девочек, подобно тому как яблоня приносит яблоки и не может дать груш.

Машина с одним из Граммонов, Патрисом, за рулем, с его кузеном Граммоном – Дэдэ, с Альберто и Сержем проехала через деревню и остановилась у самого последнего домика на краю дороги. Дом – как из мультипликационной картины: белый треугольник между двумя скатами большой черепичной крыши, которые спускались так низко, что скрывались за садовой оградой. На фасаде как раз хватало места для двух окон со свежевыкрашенными в зеленый цвет закрытыми ставнями. «Приехали!» – сказал Патрис и пошел открывать старинные, деревянные, усеянные круглыми шляпками гвоздей ворота шириной почти что с дом. Альберто, Серж и Дэдэ последовали за Патрисом, хозяином дома.

На маленьком дворике как раз хватало места для одного-единственного вишневого дерева и колодца. Вишневое дерево, еще черное, было насквозь пронизано солнцем, стремившимся расположиться на камнях колодца… Дэдэ Граммон, кузен, направился прямо к окну, выходившему во двор.

– Послушай, Патрис, окно у тебя забухло, наверное, от краски.

Еще с того времени, когда Патрис приезжал сюда на каникулы, он знал, как обращаться с этим окном. У тетки Марты была привычка запирать дверь на ключ, а окно оставлять незапертым. И всегда казалось, что оно разбухло и не открывается, но Патрис знал, как к нему приступиться: окно поддалось. Патрис пролез в окно и открыл дверь изнутри. Альберто и Дэдэ вошли в дом; Серж остался во дворе, – замотав шею шарфом, засунув руки в карманы своей канадки, задрав голову к небу, он стоял перед вишней… улыбка бродила по его небритому лицу – весна!

– Серж! – позвал Патрис из двери, – не хочу командовать, но имей в виду: дрова под навесом.

Серж пошел за дровами, Дэдэ качал воду из колодца. Патрис и Альберто разворачивали продукты и накрывали на стол.

После обеда, нагромоздив грязную посуду в каменной раковине, они расположились перед огнем и закурили.

Патрис наблюдал за кофейником, который стоял на теплой плите, – кофе медленно протекало через фильтр, Патрис снял пиджак и остался в черном свитере: широкая грудь, короткие ноги, манера наклонять голову, – понятно, почему мать называла его «мой черный бычок». Ростом он был невелик! Стоя за спиной приятелей, Патрис следил за кофе. Он сказал:

– О чем ты начал тогда, Альберто?… Когда мы чуть не раздавили велосипедиста… Будто мне повезло, что я родился во Втором районе Парижа?

– И что ты там и умрешь. Я же родился в Толедо, а где умру – неизвестно. А ты можешь надеяться, что умрешь на улице Палестро, там, где и родился.

Альберто говорил с сильным испанским акцентом, хотя без ошибок и даже с некоторым изяществом. Он стремительно встал, длинный и узкий, подобный вынутой из ножен шпаге. Вдруг он горячо заговорил, распаляясь, как сухие сучья, которые только что бросили в камин.

– Я горю, я сгораю, – говорил он. – Что может быть бесполезнее генерала без армии, генерала, потерпевшего поражение? Я не гожусь для терпеливого выжидания и политики. Я не историк, который спокойно отмечает этапы: проигранная война, задушенная революция… этапы?… Сражения, проигранные на пути к победе?… Нет, я живу сегодняшним днем и расстояния считаю на километры, а не на световые годы.