Черная беда

Во Ивлин

Черная беда

Глава 1

"Мы, Сет, император Азании, верховный вождь племени сакуйю, повелитель племени ванда и гроза морей, бакалавр искусств Оксфордского университета, взошедший на двадцать четвертом году жизни мудростью Всемогущего Господа и единой волей народа нашего на наследный престол, имеем заявить следующее..." Сет перестал диктовать и посмотрел на гавань, откуда, воспользовавшись свежим утренним ветерком, в открытое море уходил последний парусник.

- Крысы! - вырвалось у Сета.- Гнусные псы! Все бегут, все!

Его секретарь, индиец в пенсне, сидел с почтительным видом, держа блокнот в одной руке и авторучку - в другой.

- Новостей из горных районов по-прежнему никаких?

- Только непроверенные слухи, ваше величество.

- Я же распорядился, чтобы починили радиоприемник. Где Маркс? Устранить неполадки было поручено ему.

- Вчера поздно вечером Маркс бежал из города.

- Бежал из города?!

- Да, в моторной лодке вашего величества. Туда набилась целая компания: начальник станции, шеф полиции, армянский архиепископ, редактор "Курьера Азании", американский вице-консул. Все самые высокопоставленные люди.

- Удивительно, что к ним не присоединился и ты, Али.

- Мне не хватило места. И потом, когда на борту столько крупных персон, лодка может перевернуться.

- Твоя преданность будет вознаграждена. Итак, где я остановился?

- Последние шесть слов, сказанные вашим величеством в порицание беглецов, не считаются?

- Ну, конечно, нет.

- В таком случае я их вычеркиваю. Последние слова вашего величества были: "Имеем заявить следующее".

- "...имеем заявить следующее: если те из наших подданных, которые в недавнем прошлом изменили короне, в течение ближайших восьми дней вернутся к выполнению своего долга, они будут помилованы и прощены. Более того..."

Они находились в Матоди, в башне старого форта. Здесь триста лет назад португальский гарнизон в течение восьми месяцев отбивалcя от осaждaвших крeпocть apабoв. Из этoгo же окна осажденные с надеждой смотрели на море в ожидании посланного им на помощь флота, который приплыл с опозданием на десять дней.

Над входной дверью еще можно было разглядеть следы от сорванного арабами португальского герба - суеверные завоеватели не переносили идолопоклонства.

На протяжении двух столетий арабы были полновластными хозяевами на пoбepeжьe, a в гоpах, вмecтe со cвoими cтaдами, тощими, низкорослыми быками и коровами с искусно выжженным на коже клеймом и шаткой походкой, селились коренные жители - чернокожие голые людоеды из племени сакуйю. Еще дальше от побережья, за горами, находилась территория другого местного племени, ванда-галла, переселенцев с материка, которые задолго до прихода арабов поселились на севере острова и сообща обрабатывали землю. С этими двумя племенами арабы не желали иметь ничего общего, часто до побережья доносился угрожающий барабанный бой, а иногда склоны гор заволакивались дымом - это горели туземные деревни. А на берегу между тем вырос богатый город с громадными домами арабских купцов с зарешеченными окнами замысловатой формы и обитыми медью дверьми; дворами, засаженными манговыми деревьями; улицами с пряным запахом гвоздики и ананасов, такими узкими, что всякий раз, когда навстречу друг другу шли два мула, между погонщиками начиналась перебранка; базаром, где на корточках возле весов сидели менялы, тщательно взвешивая австрийские талеры, маратхские грубой чеканки золотые, испанские и португальские гинеи. Из Матоди парусные суда плыли на материк, в Тангу, Дар-эс-Салам, Малинди и Кисмайо, а им навстречу через пустыню шли с великих озер караванъг груженные слоновой костью. Знатные арабы в роскошных одеждах неспешно прогуливались под руку по набережной или сплетничали в кофейнях. Ранней весной, когда с северо-востока дули муссоны, из Персидского залива в Матоди приплывали торговать люди с более светлой кожей; они говорили на чистом арабском языке, мало понятном островитянам, ведь по прошествии стольких лет в языке местных арабов появилось множество заимствований: из банту, с материка; из языков сакуйю и ванда, живших по соседству. Их семитская кровь, смешавшись с кровью рабов, стала богаче и темнее, а инстинкты болот и лесов смешались с традиционным аскетизмом пустыни.

Вместе с этими торговцами и приплыл в Матоди дед Сета, Амурат. Сын раба, негр на три четверти, крепкий, кривоногий, он мало походил на своих спутников. Воспитывался Амурат возле Барсы у несторианских монахов. Прибыв в Матоди, он продал парусник и поступил на службу к султану.

Остров переживал нелегкие времена. Возвращались белые. Выйдя из Бомбея, они закрепились в Адене. Были они и на Занзибаре, и в Судане. От мыса Доброй Надежды белые двигались на север, от Суэцкого канала - на юг. Их военные корабли бороздили воды Красного моря и Индийского океана, перехватывая невольничьи суда. Караванам из Таборы становилось с каждым годом все сложнее добираться до побережья. Торговля в Матоди почти замерла, и купцы, которые и прежде особенно себя не утруждали, теперь погрузились в полную апатию целыми днями они сидели в городе, с мрачным видом жуя кхат [1]. Содержать свои роскошные виллы на побережье им стало не по карману; сады постепенно зарастали, крыши домов начинали течь. В удаленных от города арабских поместьях стали появляться травяные хижины племени сакуйю. Однажды туземцы явились в город и с наглым видом прошлись по базару, а спустя некоторое время, всего в миле от городских стен, напали из засады на возвращавшихся в город арабов и перебили всех до одного. Поговаривали даже, что туземцы собираются устроить в городе резню. Европейцы же тем временем терпеливо ждади своего часа, готовясь ввести на острове протекторат.

Этим смутным временем и воспользовался дед Сета, который за какие-нибудь десять лет проделал путь от главнокомандующего войсками султана до императора Амурата Великого. Вооружив и возглавив племя ванда, он пошел войной на сакуйю, оттесняя их в отдаленные уголки острова, угоняя скот и сжигая деревни. Когда же сакуйю были наголову разбиты, Амурат повернул свою победоносную армию против бывших союзников, арабов, и через три года провозгласил остров независимым государством, я себя - его единоличным правителем. Остров, называвшийся на картах "Сакуйю", был переименован в Азанийскую империю, а в Дебра-Дове, в двухстах милях от побережья, на границе земель сакуйю и ванда, была заложена новая столица. Дебра-Дова была маленькой, наполовину сожженной деревушкой, в которой Амурат стоял со своим штабом перед последним сражением и которая соединялась с морским берегом лишь узкой, заросшей кустами извилистой тропкой, где мог пройти разве что опытный разведчик. Этой деревушке и предстояло стать столицей империи.

Из Матоди в Дебра-Дову решено было провести железную дорогу. За строительство одна за другой брались три европейские компании - и все безуспешно; вдоль путей были похоронены два скончавшихся от лихорадки французских инженера и сотни индийских кули. Туземцы из племени сакуйю выдирали из земли стальные рельсы, из которых получались отличные наконечники для копий; рвали - женам на украшения - телеграфные провода. По ночам на строительные площадки забредали и уносили рабочих львы; строителей жалили москиты, змеи, мухи цеце, клещи; приходилось строить мосты через быстрые горные реки, которые - это продолжалось несколько дней в году - бешеным потоком устремлялись с гор, унося с собой бревна, валуны, а иногда и людей; приходилось перекидывать железнодорожное полотно через потоки лавы, долбить камень, вести рельсы через горное плато, достигавшее порой пяти миль в ширину. В летнее время от раскаленного металла руки рабочих покрывались волдырями, а в сезон дождей оползни и лавины за несколько часов сводили на нет труд многих месяцев. И все же варварство медленно, пядь за пядью, но отступало, семена прогресса постепенно прорастали и наконец, спустя несколько лет, дали желанные всходы: Матоди и Дебра-Дову соединила узкоколейка с громким названием "Grand Chemin de Fer Imperial d'Azanie" [2]. На шестнадцатом году своего правления Амурат, в сопровождении представителей Франции, Великобритании, Италии и Соединенных Штатов, а также своей дочери, наследницы престола, и ее мужа, сел в первый поезд, следовавший по маршруту Матоди - Дебра-Дова. Император и сопровождавшие его лица путешествовали в первом вагоне, во второй, товарный, набилось человек двадцать его незаконнорожденных детей, в третьем разместились иерархи различных церквей Азании, а в четвертом сидели арабские шейхи с побережья, верховный вождь племени ванда и представлявший племя сакуйю высохший от старости одноглазый негр. Поезд был увешан флажками, перьями и цветами; всю дорогу, от моря до столицы, паровоз оглашал окрестности пронзительным свистом; вдоль путей выстроились солдаты нерегулярной армии; анархист из Берлина, еврей, бросил в поезд бомбу, которая не взорвалась; от паровозных искр то и дело вспыхивал кустарник, что привело к нескольким большим лесным пожарам; по приезде в Дебра-Дову Амурат принял поздравления, поступившие из многих цивилизованных стран, и даровал французскому подрядчику титул пэра Азанийской империи.