Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 2

Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 2

( Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах - 2 ) Lit-Classic.Com

Вторая часть цикла о «Форсайтах». Заключительные три произведения из «Саги о Форсайтах»: два романа «В петле», «Сдается внаем» и рассказ «Интерлюдия: Пробуждение».

«В петле» — рубеж ХIХ и ХХ веков, англо-бурская война, конец викторианской эпохи, крушение казавшихся прежде незыблемыми порядков и традиций… Сомс Форсайт пытается наладить свои запутанные семейные отношения, высвободиться из петли, возникшей в результате разрыва с первой женой Ирэн, и создать новую семью…

«Сдается внаем» — 1920. Старая Англия умирает. Форсайты, прежние хозяева жизни, чувствуют себя неуютно. Их теперь даже жалко. Всех, кроме симпатичных автору «хороших» Форсайтов. Они показали себя во всей красе.

Джон Форсайт страдает хронической беспомощностью. Судя по всему, это уже неизлечимо. Но пока что парню 19 лет. В 19 лет каждый человек, даже самый беспомощный, за свою любовь стоит насмерть. Джон только мнётся, что-то мямлит и с облегчением сдаётся. Хороший мальчик, добрый, но посочувствовать ему не получается. Трудно представить, что ребята из этого же поколения, окончившие школу годом раньше, успели пройти через войну, самую страшную войну в истории Англии.

Молодой, а теперь уже совсем немолодой Джолион, в очередной раз предаёт своего ребёнка. Похоже, ему незнакомы родительские чувства. У Джолиона четверо детей от трёх жён. И от каждого ребёнка он отворачивается в тот самый момент, когда ему или ей особенно нужен. В результате у всех четверых испорчена жизнь (Холли, если разобраться, не исключение).

Первый родитель — ещё ладно. Он человек, в общем, симпатичный, только несколько ущербный. Второй родитель приводит в состояние тихого бешенства. Последние 40 лет Ирэн вела жизнь вампира — питалась чужим восхищением и чужими жизнями. Когда количество восхищённых мужчин заметно поубавилось, она решила поломать жизнь своему единственному сыну. Причём из одной только застарелой неприязни к человеку, который сделал ей гадостей гораздо меньше, чем она ему. Достойный итог достойно прожитой жизни.

И единственный герой романа, который вызывает симпатию, это Сомс, образец плохого Форсайта. Буржуазный до безобразия, занудный, расчётливый, эгоистичный. Только он один, как выясняется, и способен подняться над своим эгоизмом и своими амбициями.

Итак, в третьей книге мир Форсайтов переворачивается вверх тормашками. Не думаю, что автор старался добиться именно такого эффекта. Он просто писал правду. 

Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах Том 2

В ПЕТЛЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I У ТИМОТИ

Инстинкт собственности не есть нечто неподвижное. В годы процветания и вражды, в жару и в морозы он следовал законам эволюции даже в семье Форсайтов, которые считали его установившимся раз навсегда. Он так же неразрывно связан с окружающей средой, как сорт картофеля с почвой.

Историк, который займётся Англией восьмидесятых и девяностых годов, в своё время опишет этот быстрый переход от самодовольного и сдержанного провинциализма к ещё более самодовольному, но значительно менее сдержанному империализму, — развитие собственнического инстинкта у эволюционирующей нации. И тому же закону, по-видимому, подчинялось и семейство Форсайтов. Они эволюционировали не только внешне, но и внутренне.

Когда в 1895 году Сьюзен Хэймен, замужняя сестра Форсайтов, последовала за своим супругом в неслыханно раннем возрасте, всего семидесяти четырех лет, и была подвергнута кремации, это, как ни странно, произвело весьма слабое впечатление на шестерых оставшихся в живых старых Форсайтов. Равнодушие это объяснялось тремя причинами. Первая — чуть ли не тайные похороны старого Джолиона в Робин-Хилле в 1892 году, первого из Форсайтов, изменившего фамильному склепу в Хайгете. Эти похороны, последовавшие через год после вполне благопристойных похорон Суизина, вызвали немало толков на Форсайтской Бирже — в доме Тимоти Форсайта в Лондоне на Бэйсуотер-Род, являвшемся, как и прежде, средоточием и источником семейных сплетен. Мнения разделились между причитаниями тёти Джули и откровенным заявлением Фрэнси, что отлично сделали, положив конец этой теснотище в Хайгете. Впрочем, дядя Джолион в последние годы своей жизни, после странной и печальной истории с женихом своей внучки Джун, молодым Босини, и женой своего племянника Сомса — Ирэн, весьма явно нарушал семейные традиции; и эта его манера неизменно поступать по-своему начала казаться всем своего рода чудачеством. Философская жилка в нём всегда пробивалась сквозь толщу форсайтизма, и в силу этого истинные Форсайты были до некоторой степени подготовлены к его погребению на стороне. Но в общем во всей этой истории было что-то странное, и когда завещание старого Джолиона стало «ходячей монетой» на Форсайтской Бирже, все племя заволновалось. Из своего капитала, представлявшего сумму в 145 304 фунта минус налог на наследство в размере 35 фунтов 7 шиллингов 4 пенсов, он оставил 15 000 фунтов — «кому бы вы думали; дорогая? — Ирэн!» — сбежавшей жене своего племянника Селса, Ирэн, женщине, можно сказать, опозорившей семью и, что самое удивительное, не состоявшей с ним в кровном родстве! Не капитал, конечно, а только проценты, и в пожизненное пользование! Но всё-таки; и вот тогда-то права старого Джолиона на звание истинного Форсайта рухнули раз и навсегда. И это была первая причина, почему погребение Сьюзен Хэймен в Уокинге не произвело особенно сильного впечатления.

Вторая причина была уже несколько более наступательного и решительного свойства. Сьюзен Хэймен, кроме дома на Кэмден-Хилл, владела ещё поместьем в соседнем графстве (доставшимся ей после смерти Хэймена), где мальчики Хэймены совершенствовались в искусстве верховой езды и стрельбы, что, конечно, было очень мило и вызывало всеобщее одобрение; и самый факт, что она являлась собственницей земельных угодий, до некоторой степени оправдывал то, что прах её был развеян по ветру, хотя каким образом ей взбрела мысль о кремации, этого они никак не могли себе представить. Традиционные приглашения, однако, были разосланы, и Сомс присутствовал на похоронах вместе с молодым Николасом, и завещание всеми было признано вполне удовлетворительным, поскольку это было возможно в данном случае, так как она была только пожизненной владелицей своего состояния и все оно в равных долях беспрепятственно переходило к детям.

Третья причина, почему похороны Сьюзен не произвели особенно сильного впечатления, отличалась безусловно наиболее наступательным характером, и её весьма смело резюмировала бледная, тощая Юфимия: «Я полагаю, что люди имеют право распоряжаться собственным телом даже и после смерти». Подобное заявление дочери Николаев, либерала старой школы и большого деспота, было крайне удивительно: оно явно показывало, сколько воды утекло со времени смерти тёти Энн в 86-м году, когда право собственности Сомса на тело его жены начало вызывать кое-какие сомнения, что и привело впоследствии к такой катастрофе. Конечно, Юфимия говорила как ребёнок, у неё не было никакого опыта, ибо, хотя ей перевалило далеко за тридцать, она всё ещё носила фамилию Форсайт. Но, даже принимая все это во внимание, её замечание несомненно свидетельствовало о расширении понятия свободы, о децентрализации и о стремлении применить основной принцип собственности прежде всего к самим себе. Когда Николас услышал от тёти Эстер о замечании своей дочери, он пришёл в негодование. «Ах, эти жены и дочери! Нет пределов их теперешней свободе!» Он, конечно, до сих пор не мог вполне примириться с законом о собственности замужних женщин, который ему доставил бы много неприятностей, не женись он, к счастью, до того, как этот закон вошёл в силу. Но поистине трудно было не замечать возмущения молодых Форсайтов тем, что ими кто-то распоряжается, и, подобно стремлению колоний к самоуправлению, этому парадоксальному предвестию империализма, возмущение это неуклонно прогрессировало. Все они теперь обзавелись семьями, за исключением Джорджа, неизменного приверженца ипподрома и «Айсиум-Клуба», Фрэнси, преуспевавшей на музыкальном поприще в студии на Кингс-Род в Челси и по-прежнему появлявшейся на балах со своими поклонниками, Юфимии, живущей с родными и вечно жалующейся на Николаев, и «двух Дромио» — Джайлса и Джесса Хэйменов. Третье поколение было не так уж многочисленно: у молодого Джолиона было трое, у Уинифрид Дарти четверо, у молодого Николаев как-никак шестеро, у молодого Роджера один, у Мэрией Туитимен один, у Сент-Джона Хэймена двое. Но остальные из шестнадцати сочетавшихся браком: Сомс, Рэчел, Сисили — дети Джемса; Юстас и Томас — Роджера; Эрнест, Арчибальд, Флоренс — дети Николаев; Огастос и Эннабел Спендер — дети Хэйменов — жили из года в год, не воспроизводя рода.