А Кинг

Моэм Сомерсет

А Кинг

Я собирался отправиться из Сингапура в поездку по Борнео, Индокитаю и Сиаму, и мне был нужен слуга — мастер на все руки. Я начал расспрашивать знакомых, нет ли у кого на примете китайца, который подыскивает себе место; все заявили, что знают именно такого человека, какой мне подходит, но, к сожалению, он либо только что уже поступил в услужение, либо уехал отдохнуть в родной Кантон. Потом кто-то дал мне адрес бюро по найму прислуги. Я пошел по этому адресу и не без труда разыскал бюро — оно занимало маленькое аккуратное бунгало посреди небольшого сада; не знаю почему, но оно произвело на меня мрачное впечатление. Там мною занялся агент-евразиец, мужчина с блестящими глазами, плоским, землистого цвета лицом и ослепительной белизны зубами. Он был готов расши­биться в лепешку, без конца улыбался и, не успел я сказать и двух слов, уже в точности знал, что мне требуется. Я понял, что пытаться изложить ему мои пожелания — безнадежное дело. Он заверил, что подыскать нужного человека ему проще простого, и торжественно раскрыл внушительных размеров конторскую книгу с именами и адресами прислуги. К вящему моему огорче­нию, он обнаружил, что все подходящие кандидаты либо только что поступили в услужение, либо уехали отды­хать в Кантон. Наконец он со слезами на глазах принялся умолять меня прийти еще раз дня через три-че­тыре или через неделю, а может быть, через месяц, и тогда у него наверняка будет для меня замечательный слуга. Я объяснил, что отбываю из Сингапура на другой день и должен взять боя с собой. Агент поклялся, что добыть слугу невозможно, заломил в отчаянии руки, но затем сказал: если я готов подождать с полчаса, он по­пробует что-нибудь сделать. Я закурил сигарету и при­готовился ждать. Агент ушел.

Он вернулся через час и привел с собой молодого ки­тайца лет двадцати, с гладким лицом, застенчивым взгля­дом черных глаз, невысокого, в очень опрятном белом платье и сдержанного на вид. Его звали А Кинг, и он был готов сопровождать меня в поездке. Он говорил по-анг­лийски и представил рекомендации, написанные на сло­женных вдвое листках грязноватой бумаги. Рекомендации полностью меня удовлетворили. В них говорилось, что он чистоплотен, исполнителен, усерден и прекрасно справ­ляется со своими обязанностями. А Кинг мне понравил­ся, и я тут же его нанял.

Мы отбыли на другой день. Вскоре я выяснил, что хотя он сносно говорит по-английски, однако языка не понимает, поэтому наши разговоры носили односторон­ний характер. А Кинг прослужил у меня полгода. Он был великолепным слугой — готовил, содержал в порядке мой гардероб, укладывал вещи и прислуживал за столом. Де­лал он все это споро, толково и в полном молчании. Он отличался невозмутимостью. Его ничего не удивляло. Не было такой беды, какая могла бы привести его в смяте­ние, и такой неприятности, которая могла бы его взвол­новать. Никакой неожиданности не удавалось застать его врасплох. Усталости он не знал и улыбался с утра до вече­ра. Такого добродушного человека мне не доводилось встречать. Были у него и свои «пунктики». Он обожал принимать ванну, и, когда я обнаружил, что стоит мне отлучиться, как он сразу лезет в мою ванну, моется моим мылом и вытирается моим полотенцем, мне поначалу стало немного не по себе. Но я рассудил, что не стоит приди­раться по мелочам. По большому счету, у него был всего один недостаток. Он пропадал всякий раз, когда нужно было ехать к поезду или садиться на судно. Я посылал кого-нибудь на поиски, но А Кинг словно в воздухе ра­створялся, и никто не знал, где он может быть. В конце концов мне приходилось отправляться без него. Однако за минуту до отхода поезда или поднятия трапа он неизменно объявлялся — шел не спеша, словно прогуливался, и улыбался. Когда я, кипя от злости, спрашивал, какого черта он вот так исчезает, он отвечал со своей неизмен­ной улыбкой:

— Я не опоздать на поезд. Много время. Поезд всегда ждет.

Когда же я интересовался, где это его носило, он отвечал, глядя на меня с безмятежной невозмутимостью:

— Нигде. Просто гулять.

Я завершил поездку и возвратился в Сингапур, намереваясь отплыть оттуда в Европу. А Кингу я сообщил, что его услуги мне больше не понадобятся. Он попросил у меня рекомендации, которые я ему и вручил вместе с жалованьем и подарком.

— Прощай, А Кинг, — сказал я. — Надеюсь, ты скоро отыщешь себе новое место.

И тут я увидел, что он плачет. Я в изумлении уставился на него. Отличный слуга, он полгода служил мне верой и правдой, однако всегда казалось, что живет он своем, до странности обособленном, мире. Он одинаково равнодушно принимал от меня как похвалу, так и нагоняй. Мне и на миг не могло прийти в голову, что я для него нечто большее, нежели взбалмошный и довольно бестолковый хозяин, который платит ему жалованье и обеспечивает кров и стол. Я и не подозревал, что он способен испытывать ко мне какие-то чувства. Это при­вело меня в замешательство, мне даже стало как-то не­ловко. Я знал, что нередко выказывал ему свое раздра­жение, бывал привередлив и строг. Я ни разу не увидел в нем человека, а он плакал, потому что нам предстоя­ло расстаться. Ради его слез я и даю этому сборнику рассказов, которые написал за время нашей поездки, его имя. Насколько я знаю, все персонажи рассказов — плод моего воображения.

1933