Тайна Магдалины

Питер».

…Прошло много лет, прежде чем у меня появилась возможность лично поблагодарить Клавдию Прокулу за тот риск, которому она подвергалась ради Исы. Трагедия Понтия Пилата и его решение выбрать Рим как своего господина не спасли его карьеру и, в конце концов, не пошли на пользу его амбициям. Ирод действительно отправился в Рим на следующий день после страстей Исы, но он не стал хорошо отзываться о Пилате перед императором. Как настоящий Ирод до мозга костей, он лелеял другой план, у него был двоюродный брат, которого он желал видеть на посту прокуратора. Он вливал яд в уши Тиберия, и Пилат был отозван в Рим, чтобы предстать перед судом за свои преступления, которые он совершил, пока был правителем Иудеи.

На этом суде против Пилата были использованы его собственные слова. Он послал письмо Тиберию, рассказывая ему о чудесах, которые творил Иса и о событиях Дня Мрака. Римляне использовали эти слова против него, не только чтобы лишить его титула и положения, но и чтобы изгнать его и конфисковать его земли. Если бы Пилат помиловал Ису и выступил против Ирода и священников, его бы ждала такая же судьба.

Клавдия Прокула оставалась верной своему мужу даже в самые мрачные времена. Она рассказала мне, что их маленький мальчик, Пило, умер несколько недель спустя после казни Исы. Этому не было никакого объяснения; он просто таял у них на глазах. Клавдия сказала, что сперва ей было очень сложно не обвинять мужа в смерти их сына, но она знала, что Иса не хотел бы этого. Ей стоило только закрыть глаза, и она видела лицо Исы в ту ночь, когда он исцелил ее сына — вот как Клавдия Прокула обрела Царствие Божие. Эта римлянка с императорской кровью обладала необычайным пониманием назарейского Пути. Она жила им безо всяких усилий.

Клавдия и Пилат перебрались в Галлию, где она жила в детстве. Она сказала, что Пилат провел остаток своих дней, пытаясь понять Ису — кто он был, чего он хотел, чему учил. За много лет она часто говорила ему, что Путь Исы — не то, к чему он может применить свою римскую логику. Надо было стать подобным детям малым, чтобы понять истину. Дети — чисты, открыты и честны. Они способны принять добро и веру, не задавая вопросов. Хотя Пилат не думал, что может принять Путь так, как это сделала Клавдия, она чувствовала, что он по-своему был обращен.

Клавдия поведала мне необыкновенную историю о том дне, перед тем как они с прокуратором навсегда покинули Иудею. Понтий Пилат отправился в Храм в поисках Ионафана Анны и Каиафы, требуя, чтобы они встретились с ним. Он просил у них обоих посмотреть ему прямо в глаза на самой священной земле их народа и сказать ему: распяли мы Сына Божьего или нет?

Я не знаю, что более необычно — желание Пилата задать этот вопрос или признание обоих священников в совершенной ужасной ошибке.

После вознесения Исы к Отцу Небесному некоторые люди стали говорить, что наши сторонники куда-то перенесли его тело. Этим людям заплатили в Храме, потому что теперь там боялись ужасного возмущения, если люди узнают правду. Анна и Каиафа признались в этом. Пилат сказал своей жене, что верит в искреннее раскаяние этих людей, что они будут страдать каждый день всю оставшуюся им земную жизнь, ибо живут с сознанием своих ужасных деяний.

Если бы только они пришли ко мне и рассказали мне об этом. Я бы передала им учения Пути и уверила их в прощении Исы. В тот день, когда Царствие Божие пробудилось в сердце вашем, вам больше нет нужды снова страдать.

Аркское Евангелие от Марии Магдалины,

Книга Учеников

Глава 21

Новый Орлеан

1 августа 2005 года

Морин вела взятую напрокат машину сквозь светлые сумерки южного лета. Когда она втиснулась на автостоянку у пригородного кладбища, угасающий свет осветил маленькую церковь за кладбищенскими воротами.

На это раз она не обошла ворота. Дочь Эдуарда Паскаля прошла через них с высоко поднятой головой. Никто из тех, чьи близкие похоронены здесь, посещая место их последнего упокоения, не окажется на неухоженном и заросшем кладбище. Ворота были перенесены, чтобы включить прежде заброшенные участки в территорию кладбища, благодаря влиянию и дотации некоего итальянского кардинала.

Белый мрамор новой надгробной плиты на могиле ее отца, казалось, сиял изнутри, когда Морин приблизилась к нему. У мраморного надгробия лежал великолепный венок из роз и лилий, сразу под высеченной на плите большой позолоченной лилией и надписью, которая гласила:

ЭДУАРД ПОЛЬ ПАСКАЛЬ

ЛЮБИМЫЙ ОТЕЦ МОРИН

Она опустилась на колени перед могилой и приступила к давно отложенному разговору с отцом.

Чувство внутреннего умиротворения, которое испытала Морин, было для нее совершенно новым и очень приятным. Она нервничала при мысли о том, что должно случиться завтра, но в целом она чувствовала скорее волнение, чем страх. Завтра в Новом Орлеане, за ланчем, она встретится с членами клана Паскалей — тетями и кузенами, которых никогда не знала. После этого она совершит перелет в аэропорт Шэннон в Ирландии, поедет на запад в маленький городок Голуэй и остановится на семейной ферме Хили. Там ее встретит Питер. Это будет их первая встреча с тех пор, как ее кузен покинул замок Синих Яблок. Они несколько раз разговаривали по телефону, но не виделись друг с другом. Питер попросил, чтобы они встретились в Ирландии, вдали от толпы и любопытных глаз. Там они смогут вдоволь поговорить, и у него будет время и возможность рассказать ей об официальном статусе Аркского Евангелия.

Морин думала обо всем этом, прогуливаясь по Французскому кварталу, который уже начинал просыпаться к жизни в чудесный вечер пятницы. Когда она гуляла, южный ветерок принес отдаленный звук музыки, которую играл саксофон. Привлеченная музыкой, Морин завернула за угол и впервые увидела музыканта. У него были длинные темные волосы, которые подчеркивали его отрешенный и одухотворенный вид. Когда она подошла к нему ближе, он посмотрел на нее, и на миг их глаза встретились.

Джеймс Сент-Клер, уличный музыкант из Нового Орлеана, подмигнул Морин. Она улыбнулась ему, проходя мимо, и мелодия гимна «Изумительное благоволение» поплыла вслед за ней по воздуху Французского квартала.

Глава 22

Графство Голуэй, Ирландия

октябрь 2005 года

Есть особое спокойствие, которое существует в сердце ирландской провинции, тишина, которая охватывает землю с заходом солнца. Как будто сама ночь требует молчания, беспристрастно поглощая любого нарушителя спокойствия.

Для Морин этот покой был необходимой передышкой после хаоса предыдущих месяцев. Здесь она чувствовала себя в безопасности в своем уединении — в одиночестве, которого требовали ее сердце и разум. Она не позволяла себе рассматривать недавние события с личной точки зрения; это произойдет позже. Или, возможно, не произойдет вовсе. Это слишком ошеломляло, влекло за собой слишком серьезные последствия… и было слишком абсурдным. Она исполнила свою роль Долгожданной, для которой ее избрала причудливая игра судьбы или рока или даже божественное провидение.

Ее работа была окончена. Долгожданная была призрачным созданием, связанным со временем и пространством в дебрях Лангедока — и, к счастью, осталась позади во Франции. Но Морин Паскаль была женщиной из плоти и крови, и при этом очень усталой женщиной. Вдыхая сладостный неподвижный воздух обители своего детства, Морин удалилась в свою спальню, чтобы, наконец, отдохнуть.

Ее сон не останется без сновидений.

Она и прежде была свидетельницей подобной сцены — фигура в тени склонилась над древним столом, стило скрипело, когда слова выходили из-под пера автора. Когда Морин наблюдала из-за плеча писателя, ей казалось, что от страниц исходило голубое сияние. Сосредоточившись на свечении, которое излучало сочинение, Морин сперва не заметила, что автор пошевелился. Когда фигура повернулась и шагнула вперед на свет лампы, Морин затаила дыхание.