Подари себе рай

— Спасибо, что заехал, Костя. Завтра буду в посольстве, расскажу подробно о реорганизации в Пентагоне, особенно в ведомстве Нокса.

Потом заторопился и Эрни. Пока он, уже надев плащ, толковал о чем-то с Элис, крошка Хани сунула в руку Сергея записку.

— Это мой номер. — Она игриво толкнула его своей грудью. — Найди минутку-другую, развлечемся на славу. Я такие штучки знаю! — Она завела глаза под верхние веки.

Элис быстро подошла к Сергею.

— Эрни, пора ей тоже уматывать. — Она одарила девицу улыбкой, от которой любая другая провалилась бы сквозь пол. Но крошка Хани была не из робкого десятка. «Да, точно не из робкого, — думал Сергей, наблюдая за этой дуэлью взглядов. — Обязательно спрошу Элис, почему она так невзлюбила эту искательницу постельных приключений. Конечно, завязать с ней легкую интрижку очень даже можно бы. Но для дела разумнее приударить за Сарой Уитни. Они с Элис старые подружки, и поэтому Сара не станет болтать лишнего. А мне она может рассказать многое. Вот Хью Макинтайер — с ним во сто крат сложнее. Но и его проверить не мешает. На идейной основе его, разумеется, не возьмешь, но есть другая — почем нынче майоры в офисе президента США?»

Официанты убрали посуду, на столе появились фрукты, яблочный пирог, сыры. При зажженных свечах Сара, поставив бокал с «хеннесси» на верхнюю крышку пианолы, вдруг запела под собственный аккомпанемент песенку из «Байки про лису» Игоря Стравинского, Хью блаженно прикрыл веки. Элис прошептала: «Поедем куда-нибудь на люди, проветримся, потанцуем». — «Куда конкретно?» — «Да хотя бы в «Харвей'з». — «Принимается». Сергей любил этот ресторан, но не за помпезность и подчеркнутую в каждой мелочи королевскую роскошь. И уж вовсе не за нахрапистую кичливость, с которой владельцы рекламировали свое заведение как «Ресторан Президентов с 1858 года». Как раз вопреки всему этому, менеджеры и вся обслуга — швейцары, гардеробщики, официанты, шеф-повар и его многочисленные помощники, — действуя слаженной командой, умудрялись создавать атмосферу ненавязчивой благожелательности, домашнего уюта, безыскусной комфортности.

— Вы прелесть! — Сара поцеловала Сергея в щеку. — Я так давно не была в «Харвей'з». Только там готовят кальмара по моему вкусу. Я есть конечно же не хочу, но пока мы туда доберемся, пока посидим в баре…

— Сара согласна, так что я вас, Хью, и не спрашиваю. — Сергей посмотрел на майора.

— Куда конь с копытом, туда и рак с клешней, — хохотнул тот. Эта пословица была произнесена на таком чистом русском, что Сергей оторопел.

— Вы знаете русский?

— И читаю, и пишу.

— Специально изучали?

— Моя мама — урожденная княжна Меншикова — в одна тысяча девятьсот первом году вышла замуж за военного атташе Америки в Санкт-Петербурге. Я родился уже здесь, но в нашем доме английский и русский были на равных правах. Так что, отвечая на ваш вопрос — специально ли я изучал русский язык? — говорю — нет, обоими языками я владею одинаково с детства.

— И давно вы в офисе президента?

— Полгода.

Элис, невольная свидетельница разговора, была удивлена. «Крошка Хани — карта в обычном пасьянсе ФБР, — размышляла она. — К Эрни какие могут быть претензии? Он, насколько мне известно, начал работать на Гувера еще в колледже. Попытаться подсунуть русскому провокаторшу — для Эрни часть его работы. Но Сара?! Ей зачем надо было тащить сюда майора-разведчика? Или это все скоординировано? Хороши же у меня друзья юности… Но чего я, собственно, возмущаюсь? Это для меня Сергей — дорогой, любимый, единственный. Для них — Эрни, Сары, Хью, Хани, любого среднего американца — он, в лучшем случае, подозрительный чужак, в худшем — враг, угрожающий основам общества».

Метрдотель Джордж Флаэрти, высокий, стройный, с редкими серебряными нитями в густой черной шевелюре, расцеловав дам и пожав руки мужчинам (Сергею: «Рад познакомиться, много лестного слышал о вас!»), усадил всех в своеобразной гостиной в просторные кожаные кресла и, стоя, торжественно-интимно исполнил оду лучшим блюдам и винам дня. Сюда же были доставлены аперитивы и испытанные «возбудители аппетита»: орешки всех известных в мире видов, пропитанные сыром сухарики, россыпь мелко нарезанных ломтиками маринованных помидоров, огурчиков, цветной капусты, редиса, сельдерея — все на одном блюде с оранжевым кисло-острым соусом в широком судке в центре, крошечные канапе с рыбой, ветчиной, оливками и маслинами. В соседнем зале зазвучали негромкие, ритмичные, приятно-будоражащие слух аккорды — саксофон, контрабас, ударник, рояль. Хью увлек Сару в круг танцующих. Искоса наблюдая за ними и отпивая мелкими глотками терпкое шерри, Элис поделилась с Сергеем мыслями о тандеме крошка Хани — Хью Макинтайер. Внешне он воспринял ее слова спокойно, даже с легкой ироничной улыбкой — жалко, что ли, пусть наблюдают. Мысли же были тревожные: «Как только сунулся в Белый дом, сразу переполошились. Хотя странно, если бы было иначе. Но теперь надо вырабатывать новую тактику поведения, объекты работы и источники информации определять безошибочно. В этом гигантском муравейнике, Нью-Йорке, легко затеряться, уйти от слежки. В Вашингтоне же все как на ладони. Значит, надо переносить встречи в многолюдные помещения, парки, злачные места, кинотеатры. Боюсь, придется и Элис что-то намекнуть. Она, конечно, и сама о многом догадывается. Впрочем, торопиться не следует. Пока лишь намеки. Опасные — но намеки. Надо понять, что им известно. Откуда-то этот ветерок подул-повеял. Все, Сергей, анализируй, думай. Прикинь, посоветуйся с Асланом. «Думай, Ананий, думай!» — в каком это фильме герой говорит эти слова? «Антон Иванович сердится»? «Сердца четырех»? Не важно. Важно шурупить. Трезво. Спокойно. Взвешенно».

Подошли улыбающиеся Хью и Сара. Тут же Флаэрти пригласил всех за столик. Они шли мимо жующих, пьющих, хохочущих. Сара поглядывала на Сергея, смотрела как-то несмело, просяще. «Сара, Сара, — думал он, — лучше источника не найти. Но… Насколько это безопасно? Какие у нее отношения с этим майором? Не работает ли она сама на какую-нибудь секретную службу?»

После основного блюда — суфле из языков куропатки — Сара отставила недопитый бокал коллекционного бургундского, наклонилась к Элис, едва слышно выдохнула: «Он твой все время, а я хочу быть с ним хотя бы в танце!» — и, взяв Сергея за руку, направилась к танцующим. Элис усмехнулась: «Танцуй, не жалко!» Ее тут же пригласил, вскочив со своего кресла, Хью, но она скорчила такую мину, что тот, конфузливо ухмыляясь — мол, не очень-то и хотелось! — вновь занял свое место. Элис наполнила бургундским свой бокал и, делая долгие, жадные глотки, наблюдала за Сергеем и Сарой. По просьбе кого-то из посетителей исполнялся редкий в американской джазовой практике вальс, и Сергей совсем закружил Сару.

«Боже, какое блаженство! — думала она, замирая, свечи, стоявшие на столиках в изящных стеклянных сосудах, сливались в сплошную золотую цепь, над которой нескончаемой вереницей мелькали мужские и женские лица. — Какие у него сильные и нежные руки. Так хорошо, так несказанно хорошо мне было только в детстве, когда мама купала меня в ванночке и я беспечно плескалась ее руках. Точно так теперь, здесь. Я же танцевала сотни раз, с самыми разными мужчинами, но только сейчас, с ним я ощущаю счастье. Вот оно какое!»

Другие пары — их было немного — прекратили вальсировать, отошли в стороны, наблюдая за вдохновенными па Сергея и Сары. Глядя на них, Хью восторженно покачивал в такт музыке головой, Элис же по-прежнему хмуро улыбалась. Кончился танец, раздались аплодисменты, Флаэрти кивнул старшему официанту, и тот через мгновение водрузил на столик поразившую всех четверых трехлитровую бутыль шампанского.

— О-ля-ля! — воскликнул Макинтайер. — Обязательно запишусь в школу танцев.

В Бетезду возвратились около трех часов утра. И Сергей сразу же обнаружил, что, пока они отсутствовали, в доме побывали непрошеные гости. Перед уходом он незаметно прикрепил ко внутренней части входных дверей и к нижнему ящичку письменного стола волос: старый как мир прием сработал безотказно. В Нью-Йорке подобных вещей не было. То ли работали более опытные агенты, то ли здешние решили сразу нагнать на него страху — авось начнет ошибаться. Пути контрразведки непредсказуемы. Сергей не знал о разговоре, который произошел накануне в кабинете «железного Эдгара»: