Жанна дАрк из рода Валуа. Книга 2

– Я всё равно буду им писать! Напишу и Саффолку из Орлеана! Может быть, в день святой Пасхи ему будет послано вразумление!

Рыцари снова переглянулись. Почему-то, никому не пришло в голову снова говорить о неразумности. Пережившие не одно сражение, они вдруг вспомнили свои рыцарские клятвы и, забытую в этой бестолковой войне, древнюю мудрость о том, что лучший стратег тот, кто избежит боя…

– Чёрт побери, – говорили они между собой, – клянусь Богом, убеждённость в этой девушке такая, что невольно заражаешься!…

– Раньше думалось – простая пастушка, а теперь смотрю на неё и, разрази меня гром, если понимаю, что во мне происходит! Теперь и на других женщин смотрю по-иному…

– … перед ней стою, и, чувствую себя так, словно передо мной алтарь со святыми дарами! И сам Спаситель мне грехи отпускает…

За три дня, что Жанна пробыла в Блуа, она отдала несколько распоряжений и приказов по армии, которые, мало того, что не вызвали ропота возмущения, но были мгновенно исполнены, с готовностью исполнять их и впредь! Прежде всего, она велела удалить всех дурных женщин, следующих обычно за армией, затем, распорядилась исправно проводить богослужения, которые следовало посещать всем, служившим в её армии, увеличила штат исповедников и запретила любому, вставшему под её знамя, независимо от звания и сана, клясться и богохульничать.

Эти требования огласили на первом же совещании с командирами, которые собрались в Блуа, и, услышав их, Жиль де Ре весело рассмеялся.

– А что, мне нравится! Без шлюх, без ругани, без клятв! Хоть что-то новенькое! Я – за! Побуду немного праведником, может, это потом зачтётся… Но хочу тебя предупредить, Жанна, наш Ла Ир вряд ли выдержит. Без женщин ещё туда-сюда, но без брани и клятв, боюсь, он совсем зачахнет.

Все ждали, что Жанна сейчас же отчитает слишком фамильярного и весёлого де Ре за легкомыслие. Уже случалось, что, увидев что-то оскверняющее её слух или зрение, девушка пресекала это «что-то» с решимостью, которую трудно было ожидать от такого хрупкого создания. Но сейчас, она внимательно посмотрела на хмурого Ла Ира и согласно кивнула.

– Хорошо. Капитан может клясться своим жезлом и браниться, только без богохульства. Но больше никто!

Ла Ир с такой благодарностью грохнул себя рукой по нагруднику, что тот едва не погнулся.

– Клянусь, Жанна…

Он осёкся под насмешливыми взглядами, и тут же поправился:

– Клянусь своим жезлом, ты моей брани не услышишь! Но за твоей спиной, ей Богу.., – он снова осёкся. – Прости, но где-то, где тебя не будет, я бы, правда, не сдержался.

Жанна улыбнулась.

– Это и так всем ясно. Потому, чтобы грехов на вас было поменьше, вам и дано это разрешение…

Де Ре, внимательно наблюдавший за беседой, удовлетворённо хмыкнул:

– Как думаешь, мессир, – спросил он Ла Ира после совещания, – она сама по себе так умна, или наша герцогиня успела надавать ей наставлений?

Ла Ир пожал плечами.

– За то, что она разбудила, наконец, его сонное величество, я готов идти за ней, даже не задаваясь такими вопросами.

Де Ре расхохотался.

– И ты прав, чёр… Ах, нет, нельзя… Но ты всё равно прав! Главное – через пару дней выступим, и снова в бой! И теперь можем драться так, словно мы бессмертные!

27 апреля войско выступило к Орлеану.

Авангардный отряд, во главе с Жанной, состоящий из сотни солдат, продовольственного обоза, и священников, которые шли с гимнами, как на крестном ходе, двинулся по направлению к Жьену, что лежал по левому берегу Луары чуть выше Орлеана.

Пару ночей пришлось ночевать прямо в открытом поле, но это мало кого волновало. Всем не терпелось скорее дойти. И не было среди идущих никого, кто и в разуме, и в сердце, не нёс бы уверенность в своей победе.

* * *

Луара, разбухшая от весеннего паводка, вся была покрыта мелкой рябью, как будто сама замёрзла так же, как и несколько всадников, ёжившихся на её берегу под порывами холодного ветра.

Деву решили встретить здесь, подальше от опасных мест, контролировавшихся англичанами. Но Бастард всё равно волновался и уже не первый час, до слёз в глазах всматривался в дорогу, сбегавшую с холма, по которой ожидалось прибытие Жанны.

Утром он удивил всех тем, что надел парадный доспех с гербом, пожалованным ему дофином при посвящении в рыцари. Было это после битвы при Боже, и с тех пор гербовый нагрудник надевался Бастардом только в особенных случаях – на проведённую герцогиней Анжуйской, показную коронацию Шарля и на Рождество, когда ожидались послы от Саффолка с традиционными рождественскими дарами 25. Потон де Ксентрай тогда ещё спросил: «Не слишком ли торжественен наряд?», на что Бастард надменно ответил: «Это у нас семейное» 26.

Но сегодня повод был – не чета всем предыдущим!

Один из высших командиров, мессир Сен-Север, недавно прибывший из Блуа даже отъехал подальше, потому что командующий совершенно измучил его расспросами: «Какова она? Глупа? Упёрта?.. Или на самом деле, как говорят, настолько необычна, что хочется встать на колени, а потом идти за ней, забыв о смерти?.. А нет ли у неё изъянов? Падучей не страдает? Не блаженная?..». Несчастный капитан, который сначала отвечал восторженно и охотно, постепенно сник, устал и предпочитал теперь держаться в отдалении, потому что Бастард явно волновался, занятый какими-то своими мыслями, ответы слушал в полуха, снова переспрашивал и снова слушал с таким же усердием, с каким решето удерживает воду. Того, что собеседник отъехал в сторонку, он даже не заметил. И озадаченный Сен-Север кутаясь в свой плащ, недоумевал, в чём причина такого повышенного, почти болезненного интереса.

А Бастард даже не запахивался. Озноб, который он ощущал, теплая накидка всё равно бы не прекратила…

С месяц назад от герцога Алансонского было получено письмо. Прочитанное и перечитанное несколько раз, это письмо отправилось в камин только после того, как его содержание перестало выталкиваться отчаянным «Не может быть!» и улеглось, наконец, в голове Бастарда, ощутившего, вдруг, как где-то глубоко внутри, проснулся в нём прежний мальчик, убеждённый в своём одиночестве.

Сестра!

Этому не верилось даже теперь, в нескольких мгновениях от встречи. Но и не верить оснований не было. Алансон писал очень убедительно, обо всём, что узнал от герцогини Анжуйской, а Бастард достаточно долго гостил в Анжере, чтобы понимать – мадам Иоланда на такое вполне способна… Да и другие, которые видели эту Жанну, все, как один, говорили: «Нет, она не проста. Для крестьянки слишком непроста. Что-то есть в ней такое, что заставило даже Танги дю Шастеля снять шляпу в её присутствии…»…

Что-то…

Вряд ли мессир дю Шастель стал снимать шляпу только из тех соображений, что на крестьянку снизошло Божье озарение. Просто он тоже знал! И, возможно, знал давно – с тех самых пор, когда, перейдя на службу к герцогу Анжуйскому, приехал вместе с нелюбимым королевским сыном в Анжер, чтобы готовить стране наследника…

Бастард вытер лоб, на котором выступила испарина. Он понятия не имел, как себя с этой Жанной вести и решил – пусть будет так, как само сложится. Но ожидание затягивалось и еле сдерживаемое волнение постепенно перерастало во всем заметное беспокойство…

– Слышите, сударь, кажется, вот они! – внезапно подал голос командир арбалетчиков мессир де Гравиль.

Действительно, сквозь шум гуляющего по берегу ветра, послышалось нестройное пение, и над холмом показалось знамя с ликом страдающего Христа

– К ним! – коротко приказал Бастард, первым срываясь с места.

Жанна ехала впереди отряда, вроде бы спокойная, но брови её были сурово сведены к переносице.