Царь Иоанн Грозный

Всё шло как нельзя лучше. Без особенных усилий и помех, без кровопролития Иоанн приобретал знаменитое царство, брался уже, так сказать, рукою за венец его. Но вдруг всё переменилось неожиданно.

Дорогою трое казанских вельмож (двое князей — Ислам и Кебяк и мурза Аликей) отпросились у воевод в Казань. Приехав в Казань, они затворили город и объявили жителям, что русские непременно истребят их всех, что об этом говорил сам Шиг-Алей. Когда бояре подъехали к Казани, они были встречены Иваном Черемисиновым, который объявил им: «До сих пор мы лиха никакого не видали; но теперь, как прибежали от вас князья и стали говорить лихие слова, то люди замешались». Бояре подъехали к Царёвым воротам — ворота затворены, а вооружённые люди бегут на стены. Тут приехали к воеводам казанские князья и стали бить челом, чтоб не кручинились: «Возмутили землю лихие люди, подождите, пока не утихнут». Бояре отправили в город двоих казацких вельмож сказать жителям: «Зачем вы изменили? Вчера и даже сегодня ещё присягали — и вдруг изменили! А мы клятву свою держим, ничего дурного вам не делаем». Посланные возвратились с таким ответом: «Люди боятся побою, а нас не слушают». Все переговоры не привели ни к чему, и бояре, видя, что ничего доброго не выйдет, велели перехватать казанских вельмож и казаков, которых вывел Шиг-Алей, а казанцы задержали у себя детей боярских, прибывших наперёд с воеводскими обозами. Простояв полтора дня под Казанью, воеводы пошли назад к Свияжску, приказав не трогать Казанского посада, чтобы с своей стороны не нарушать ни в чём крестного целования. А казанцы, послав к ногаям просить царя немедленно начать войну, стали приходить на горную сторону и отводить жителей её от Москвы. Но горные люди побили их отряд и взяли в плен двоих князей, которых привели к воеводам; по приказанию воевод пленники были казнены.

Весть об этих неожиданных и прискорбных событиях получена была царём Иоанном 24 марта, и он немедленно отправил на помощь к воеводам в Свияжск шурина своего, Данилу Романовича Захарьина-Юрьева. Шиг-Алею велено было отправиться из Свияжска в свой городок Касимов. В апреле царь созвал совет относительно решительного похода на Казань. На этом совете высказано было много разных мнений. Принимая во внимание, что война предстоит не с одними только казанцами, но также и с ногаями и с Крымом, предлагали послать под Казань воевод, а самому царю остаться в Москве. Но Иоанн объявил, что хочет отправиться в поход непременно сам, рассчитывая в таком случае на более верный успех. «Бог видит моё сердце, — говорил он, — хочу не земной славы, а покоя христиан. Возмогу ли некогда без робости сказать Всевышнему: се я и люди Тобою мне данные, если не спасу их от свирепости вечных врагов России, с которыми не может быть ни мира, ни отдохновения?» Молодой царь глубоко сознавал необходимость сразить главу Казани и потому, несмотря на все возражения бояр, решительно сказал, что пойдёт на своё дело — дело, которое он считал нравственно обязательным для себя. И так решено было отпустить водою войско, большой наряд (артиллерию), запасы для царя и всего войска, а самому государю идти полем (сухим путём), когда приспеет время.

Между тем из Свияжска пришли дурные вести, что горные люди волнуются и многие из них ссылаются с казанцами, да и во всех мало правды, большое непослушание. К довершению несчастья, в русском войске открылась ужасная болезнь — цинга, от которой умерло много детей боярских, стрельцов и казаков и которая всё ещё продолжала свирепствовать. Получив эти известия, Иоанн велел князьям Александру Борисовичу Горбатому и Петру Ивановичу Шуйскому немедленно двинуться в Свияжск. Вести, присланные ими Иоанну с места действия! были ещё менее утешительны. Горбатый и Шуйский сообщали следующее: горные люди изменили всё, пристали к Казани и сделали нападение около Свияжска на табуны воеводских стад. Воеводы посылали на них казаков, но казанцы казаков разбили, убили 70 человек и взяли пищали. Болезнь (цинга) не ослабевает: продолжает умирать много людей. От князя Михаила Глинского из Камы ехали казаки в судах на Свиягу за кормом. Казанцы всех их перебили, не дав пощады и взятым в плен 31 человеку, перебили также и всех детей боярских, приехавших наперёд в Казань с воеводскими обозами и захваченных там жителями. Наконец — сообщали Горбатый и Шуйский — казанцы уже получили от ногаев царя — астраханского царевича Едигера-Магмета: его подстерегали, но не могли схватить на пути в Казань.

Таковы были печальные известия, полученные из Свияжска. Однако Иоанн не пришёл от них в уныние и не поколебался в своей решимости. Прежде всего он счёл нужным поднять дух в свияжском войске религиозными средствами, тем более что к болезни физической там присоединилась болезнь нравственная — сильный разврат. Из Благовещенского собора перенесены были в Успенский собор мощи святых отцов, с них освящена была вода и отправлена в Свияжск с архангельским протопопом Тимофеем, «мужем изрядным, наученным богодухновенному писанию». Вместе с освящённою водою Тимофей повёз также поучение к войску от митрополита Макария [43]. Приехавший в это время из Касимова бывший царь казанский Шиг-Алей начал советовать Иоанну не выступать в поход до зимы — во-первых, потому, что летом следует ожидать прихода других недругов, и во-вторых, потому, что казанская земля сильно укреплена природою — лесами, озёрами, болотами; зимою её легче воевать: зима будет мостом. Иоанн отвечал ему, что воеводы уже отпущены со многими ратными людьми на судах с большим нарядом и со всеми запасами; а что у казанцев леса и воды представляют великие крепости, то Бог и непроходимые места делает проходимыми и острые пути превращает в гладкие.

Приближался последний, роковой час для Казани. Иоанн непоколебимо решился уничтожить это гнездо недругов, причинявших русским так много зла. Но если Иоанн укреплялся в своём решении религиозным одушевлением и сознанием необходимости избавить свой народ от жесточайшего его врага, то и казанцы решились защищаться отчаянно: они также сознавали, что начинающаяся война должна иметь для них роковое значение, что вопрос идёт теперь для них о том, быть им или не быть. Христианский царь шёл на мусульманское царство: спасать от него Казань — вот что сделалось общим убеждением всех мусульман, вот призывный клич, раздавшийся на берегах Волги, Салгира и Яика! Отовсюду — из Астрахани, из Крыма, из Сибири, от ногайцев стекались в Казань татарские удальцы. Астраханский царевич Едигер стал уже царём казанским. Султан турецкий Салим, главный представитель мусульман, писал к ногаям, советовал им жить в мире с Астраханью и Крымом и усердно защищать Казань от гордого русского царя, сожалея в то же время, что отдалённость мешает ему оказать ей помощь войском и оружием. Не даром современники говорили, что на защиту Казани устремлены были все силы ада.

Шестнадцатое июня было днём выступления Иоанна в поход. Он простился со своею супругою, которая в это время была беременна. Анастасия Романовна с плачем упала в объятия супруга, оставлявшего её, быть может, надолго. Стараясь быть твёрдым, Иоанн утешал её, говоря, что исполняет долг царя и не боится смерти за отечество, и поручил её материнскому попечению всех бедных и несчастных: «Милуй и благотвори без меня, даю тебе волю царскую: отворяй темницы, снимай опалу с самых виновных, по твоему усмотрению, и Всевышний наградит меня за мужество, а тебя за благость». Став на колени, юная царица вслух молилась о здравии и благоденствии супруга. Затем Иоанн отправился в Успенский собор и долго молился здесь, просил митрополита и весь священный собор быть ревностными ходатаями за Россию перед Богом, утешителями Анастасии и добрыми советниками брата его Юрия, который был оставлен начальником Москвы вместе с князем Михаилом Булгаковым (незадолго до этого времени возвратившимся из неволи литовской) и митрополитом. Вышедши из церкви, царь-воин сел на коня и с своею царскою дружиною поехал на Коломну, обедал в селе Коломенском и намеревался ночевать в любимом своём селе Остове, но на дороге встретил гонца, станичника из Путивля, с вестью, что многие люди крымские идут к Украине и перешли уже Северский Донец; не было только известно, кто ведёт их — сам ли царь (Девлет-Гирей, внук Мангли-Гирея) или царевич. Иоанн нисколько не был смущён и обеспокоен этой вестью и одобрял бывших с ним, говоря: «Мы не трогали хана, но если он вздумал поглотить христианство, то станем за отечество: у нас есть Бог!» 19-го числа Иоанн прибыл в Коломну, где его ожидали новые вести: идут многие люди крымские, ждут их к Рязани и к Коломне. По этим известиям государь принял меры предосторожности: послал полки на берег, приказав большому полку [44] стать под Колычевым, передовому полку — под Ростиславлем, левой руке — под Голутвиным монастырём. Посоветовавшись с Шиг-Алеем, Иоанн отправил его в Касимов; затем вместе со своим двоюродным братом, князем Владимиром Андреевичем, осмотрел своё войско на берегах Оки. Как некогда при Дмитрии Иоанновиче Донском; во время похода против Мамая, и теперь, спустя почти два века, на лугах Коломенских собралось до 150 000 русского войска, шедшего против тех же татар, только на этот раз уже не оборонительно, а наступательно: постыдное иго татарское давно уже было свергнуто.