Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930–1940-е годы

«Я лежал в больнице на 3-й Мещанской, потом она называлась МОКИ, – рассказывал Комбалов, – и там познакомился с Зиной Коллеровой. Потом стал ходить к ней домой. Жила она в квартире 6 дома 57 по 3-й Мещанской улице. На вид она была похожа на еврейку. Потом познакомился с Софьей Меркуловой, сестрой Андрея, а потом и с ним самим. С Соней решили пожениться, но денег на свадьбу не было. Тогда Андрей предложил ограбить мою знакомую еврейку. Я зашел к ней. Дома застал, кроме нее, девушку по имени Нина, приехавшую из провинции. Когда, уйдя из квартиры, рассказал об этом Меркулову, тот ответил: „Ничего страшного нет. Возьмем да зарежем обеих“. Я сказал, что боюсь идти на такое дело, но он меня старался успокоить. Говорил, что убивать будет он… Когда на следующий день шли к Зине, Меркулов по дороге вытащил из кармана финку и спросил: „Как, хороша будет для дела?“ Я ответил: „Ничего“. Пришли к Зине, но ее дома не было. Нина пригласила нас в комнату. Полчаса, наверное, разговаривали с ней. Потом Меркулов сказал мне, что пора переходить к делу. Я сказал, что пойду на кухню пить воду. Нина сказала, что принесет мне ее, но я пошел сам. Вдруг услышал: „Ой!“ Оглянулся и увидел, как Нина упала на колени, а потом и всем телом на пол. Меркулов вытащил у нее из спины финский нож и ударил еще раз. Нина стала биться головой и хрипеть. Меркулов сказал мне, чтобы я держал ее, а сам стал бить ее ножом в спину… На вырученные деньги справили свадьбу. Расписались 20 декабря 1946 года…»

Поистине кровавая свадьба… Получил Меркулов двадцать пять лет, а в декабре 1963 года Магаданский областной суд освободил его от дальнейшего отбывания наказания, сославшись на то, что он «твердо встал на путь исправления».

Может быть, потом, встав на путь исправления, он играл в каком-нибудь дворе в домино и даже ходил на митинги. А может быть, еще кого-нибудь зарезал. Последний вариант мне представляется наиболее вероятным. Преступник, совершавший страшные злодеяния, не в состоянии стать нормальным человеком. Ему ведь не дает покоя ненависть к людям, которые не разделяют с ним его подлости и низости. Да и как можно стать нормальным? Ведь каждого нормального человека до конца дней мучает совесть за любой пустяк, совершенный им еще в детстве.

Откуда взялось такое зверство у Князькова, братьев Филимоновых, Меркулова, не знаю. Войной это зверство, конечно, не объяснишь. Только сочетание их эмоциональной тупости со временем узаконенных убийств могло дать такие страшные результаты.

Им, этим выродкам, пришлось, конечно, много пережить. Сергей Филимонов и Андрей Меркулов находились во время войны на оккупированной территории. Деревню, где жил Сергей, немцы сожгли, а его дом почему-то не тронули. Меркулов в декабре 1942 года попал в плен. Таскали его из одного лагеря в другой. Сначала гоняли по всей Украине, потом перевели в Польшу, затем во Францию. Вернулся он на родину в 1946 году.

Лица, вернувшиеся из плена, попадали на проверку в лагерь, а потом отправлялись в принудительном порядке на какую-нибудь стройку или производство. Меркулов, например, прибыл на пароходе из Англии (его туда доставили союзники, освободив из лагеря во Франции). В России он прошел фильтрационный лагерь и был направлен в Баку на асфальтобетонный завод, откуда сбежал.

Вообще бандиты тех лет были нередко «людьми трудной судьбы», вернее, «мерзавцами трудной судьбы».

Бандит Лущенко, например, когда немцы заняли его деревню Красный Рог на Брянщине, сам пошел к ним служить полицейским. Дали ему немцы трехлинейную винтовку с пятью патронами, назначили паек, как у немецких солдат, да двадцать марок в придачу. Когда пришли наши, Лущенко арестовали и посадили в брянскую тюрьму. Потом его перевели в фильтрационный лагерь № 174 в Подольске, а из лагеря направили работать на Подольский молочный завод имени Калинина. Оттуда он сбежал, а в октябре 1946 года со своими дружками Давлетшиным, Дойниковым, Судаковым и Клепиковым убил и ограбил мужа и жену Николаевых в 10-й квартире дома 8 по Зоологической улице.

Страшные по своей жестокости преступления совершали, конечно, не только те, кто видел кровь на войне. В хороших московских квартирах подрастали подонки, которым не терпелось стать заправскими убийцами. Одним из них был Лева Климкин, сын работника Госконтроля. Отец не жалел на него денег. Когда сын закончил седьмой класс, нанял ему домашних учителей. Не жалела своих сил ради него и мать, Мария Георгиевна Торская, которая не работала, а только обслуживала мужа и сына. А сын учиться не хотел и старался проводить время на улице с друзьями. Все они жили на Большой Калужской улице в доме 16, и поблизости от него – Вовка Гридасов, Юзик Альшковский, Витька Гапонов, Валька Иванова…

С этой самой Вальки все и началось. А дело в том, что невзлюбила она свою соседку по квартире, тетю Полю Константинову, за то, что та на нее постоянно жаловалась матери и ей самой морали читала. Когда же ребятам захотелось попробовать себя в «деле», она им тут и предложила обворовать Константинову, сообщив, что ее муж – полковник в Германии, и у нее есть много хороших вещей. Валька рассказала также о том, что в первой половине дня их квартира обычно бывает пуста, так как ее мать на работе, младший брат в школе, а соседка уходит по делам. Недолго думая, решили соседку обворовать. Тут как раз Юзик спер у своей сестры, Аси Коган, пистолет «вальтер» и передал его Гридасову, ну а тот отдал его Левке, попросив взять для него у Константиновой хромовые сапоги. Он даже сказал, где они лежат, так как знал об этом от Вальки. Левка пообещал.

15 сентября 1945 года Левка с утра ходил в Госконтроль за арбузом, который прислал с оказией из Грозного отец, он находился там в командировке, а около двенадцати часов вместе с Гапоновым, как и договорился, подошел к дому 25 по Большой Калужской. Валька уже ждала их. «Идите скорее, – сказала она, – в квартире никого нет. Ключ в пожарном рукаве». Поднявшись по лестнице на третий этаж и взяв из пожарного рукава ключ от квартиры, юные бандиты открыли дверь и вошли в квартиру. В ней действительно никого не было. Взяв в комнате Ивановых молоток и большой столовый нож, Климкин стал взламывать дверь комнаты Константиновых. В это время воры услышали шаги на лестнице и спрятались за дверью. Они слышали, как кто-то вставил ключ в замок, открыл дверь и вошел. Оказалось, что это была Полина Павловна Константинова. Она, наверное, что-то забыла, а может быть, почувствовала и вернулась. Когда она закрыла дверь, Климкин ударил ее молотком по голове, но она не упала, а повернулась к нему лицом и закричала. Тогда Климкин крикнул Гапонову: «Стреляй!» и тот выстрелил. Константинова упала, роняя ключи. Климкин их подобрал и открыл дверь ее комнаты, но тут Гапонов, напуганный произошедшим, попросил его выйти на лестницу. Они вышли и несколько минут стояли молча у окна. У Гапонова тряслись руки и глаза стали круглые, как у филина. Ему не верилось, что минуту назад он убил женщину. Захотелось проверить, жива ли она. Они вернулись в квартиру и увидели, что женщина лежит на полу с широко открытыми глазами. Испугавшись, что в зрачках Полины Павловны запечатлеется его физиономия, Климкин выколол ей ножом глаза, потом взял труп за ноги и оттащил его в ванную комнату. Теперь им никто не мешал, и можно было поживиться добром, ради которого они сюда пришли. Там, где и говорил Гридасов, нашли сапоги, взяли ручные часы, их было четыре штуки, какой-то отрез, еще что-то, покидали все это в сумку и собрались уходить, но тут, подойдя к двери, поняли, что опять кто-то открывает ее. На сей раз этим «кто-то» оказался Валькин младший брат, ученик первого класса, Юрка. Открыв дверь и увидев в квартире незнакомых парней, Юрка очень испугался и побежал вниз по лестнице. За ним выбежали из квартиры и сами бандиты. Их из квартиры тоже гнал неописуемый страх, которым их заразил первоклассник.

Вернувшись домой, Климкин спрятал под шкаф часы и бумажник, украденные в квартире, пообедал, а потом, как всегда, пошел гулять. Юрка же прибежал на работу к матери, в столовую Академии наук СССР, где та работала кастеляншей, и, заикаясь от страха, сообщил, что в квартиру залезли воры. Елена Ивановна, так звали Юркину и Валькину мать, отпросившись с работы, побежала в домоуправление, где сообщила о случившемся, позвонила в 4-е отделение милиции, а потом пошла домой. Когда пришла Валька, Елена Ивановна стала допытываться у нее, почему она не оставила свой ключ в пожарном рукаве, как всегда, а забрала его с собой. Валька сначала сказала, что ключ потеряла, но потом призналась, что передала ключ Климкину. В тот же вечер Климкина арестовали. Через некоторое время милиционеры вернулись в его квартиру и полезли под шкаф, куда он спрятал краденые часы и бумажник, но их там, к его удивлению, не оказалось. Не было их там потому, что Мария Георгиевна, поняв, что сын совершил что-то страшное, оставшись в квартире после его ареста одна, обшарила все углы и нашла под шкафом часы и бумажник. Трясущимися руками она изрезала бумажник на мелкие кусочки, а часы разбила молотком и бросила в ведро с водой, стоящее в коридоре. На допросе в прокуратуре Мария Георгиевна во всем призналась и выдала представителям власти все, что осталось от похищенного. Пришлось и Гридасову отдать похищенные сапоги. На том дело и кончилось. Полину Павловну похоронили, Александра Климкина уволили из Госконтроля, сына его расстреляли, а Гапонову, как несовершеннолетнему, дали десять лет.