Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

бросив быстрый взгляд на того, кто его приветствовал, узнал в нем тотчас таинственного незнакомца, с которым ночевал на постоялом дворе.

– Ну вот, не отгадал ли я! – продолжал незнакомец. – Бог привел нам опять увидеться.

– Так это ты! – вскричал Алексей. – Я было и на площади признал тебя, да боялся вклепаться. Ну, Козьма Минич, дай бог тебе здоровья! красно ты говоришь!

– Как! – сказал Юрий. – Ты тот знаменитый гражданин?..

– И, боярин! я просто гражданин нижегородский и ничем других не лучше. Разве ты не видел, как все граждане, наперерыв друг перед другом, отдавали свои имущества? На мне хоть это платье осталось, а другой последнюю одежонку притащил на площадь: так мне ли хвастаться, боярин!

– Но разве не ты первый?..

– Ну да… я первый заговорил – так что ж?.. Велико дело!.. Нельзя ж всем разом говорить. Не я, так заговорил бы другой, не другой, так третий… А скажи-ка, боярин, уж не хочешь ли и ты пристать к нам? Ты целовал крест королевичу Владиславу, а душа-то в тебе все-таки русская.

– К несчастью, ты говоришь правду! – сказал со вздохом Юрий.

– А почему ж к несчастию? Скажи мне, легко ль тебе было присягать польскому королевичу?

– Ах!.. видит бог, нет!

– А для чего ж ты это сделал?

– Для того, что был уверен и теперь еще… да, и теперь еще надеюсь, что этой жертвою мы спасем от гибели наше отечество.

– Вот видишь ли: все-таки у тебя отечество на уме. Послушай, я скажу тебе побасенку, боярин. Один мужичок, переплывая через реку, стал тонуть. У него было три сына: меньшой, думая, что он один не спасет его, принялся кричать, рвать на себе волосы и призывать на помощь всех проходящих; между тем мужик выбился из сил, и когда старший сын бросился спасать его, то насилу вытащил из воды и чуть было сам не утонул с ним вместе. На берегу стоял третий сын, или, лучше сказать, пасынок; он не просил помощи, да и сам не думал спасать утопающего отца, а рассчитывал, стоя на одном месте, какая придется ему часть из отцовского наследия. Как ты думаешь, боярин? хоть меньшему сыну и не за что сказать спасибо; а по мне все-таки честнее быть им, чем пасынком.

Юрий молча пожал руку Минина, который продолжал:

– Чему дивиться, что ты связал себя клятвенным обещанием, когда вся Москва сделала то же самое. Да вот хоть, например, князь Димитрий Мамстрюкович Черкасский изволил мне сказывать, что сегодня у него в дому сберутся здешние бояре и старшины, чтоб выслушать гонца, который прислан к нам с предложением от пана Гонсевского. И как ты думаешь, кто этот доверенный человек злейшего врага нашего?.. Сын бывшего воеводы нижегородского, боярина Милославского.

– Да это господин мой! – вскричал Алексей.

– Как! так это ты, Юрий Дмитрич? – сказал Минин, сняв почтительно свою шапку и устремив на Милославского взор, исполненный душевного сострадания. – Ну, жаль мне тебя! Кому другому, а тебе куда должно быть тяжело, боярин!

– Я исполню долг свой, Козьма Минич, – отвечал Юрий. – Я не могу поднять оружия на того, кому клялся в