Русская корлева. Анна Ярославна

Вторую ночь охотники провели на лесной даче Рауля. Вечером долго сидели у камина, ели жареную оленину, пили вино и пересказывали события минувшего дня. Даже Анна забыла, что хотела умчать в Париж к детям, хотя ей пока похвалиться было нечем.

На другой день охота протекала с тем же азартом. Анне тоже повезло, и она подстрелила годовалого оленя. Сколько было радости не только у Анны, но и у короля, и у графа, когда они подскакали к добыче!

— Какой удачный выстрел, — заметил граф Рауль. — Ты, государыня, сразила животное в самое сердце.

— Но как ты хороша в седле! Как ты за ним мчалась! — выразил свой восторг Генрих. — Ты настоящая степная наездница.

— Это может быть правдой. Мне было пять лет, когда меня посадили на коня. Помню, я вцепилась ему в гриву и, кажется, поскакала.

К вечеру Анна вновь затосковала по детям и упросила Генриха возвращаться в Париж.

— Терпение мое источилось, мой государь, — сказала Анна.

— Я согласен с тобой, моя королева, — отозвался Генрих.

Король был рад оставить имение графа, потому как повышенное внимание Рауля к Анне выводило его из себя. В пути, когда покинули замок графа, Анна спросила Генриха:

— Мой государь, ты доволен охотой? И я не была тебе обузой?

— Нисколько, моя королева. Я теперь знаю, какая ты лихая наездница, и могу сказать, что подобной тебе во Франции нет. И я доволен охотой. У графа великолепные охотничьи угодья, да и егери хороши. Но больше всего я доволен тобой. — Генрих не стал пояснять, что вызвало удовлетворение в Анне, кроме ранее сказанного. Он лишь поцеловал ее и промолвил: — Несравненная моя россиянка.

Вскоре усталый Генрих, прислонившись к плечу Анны, задремал. Дорога была ровная, накатанная, колесница катилась мягко, и ничто не беспокоило короля. Он погрузился в сон.

К Анне сон не приходил. Она вспомнила детство, отрочество, степное приволье, могучий Днепр, который переплывала трижды. Перед ее взором чередой высветились лица отца, матушки, братьев, и Анна загрустила. Ей так захотелось побывать на родимой земле, помолиться могилам, где покоится прах близких ей людей. Она вспомнила Яна Вышату. Оказалось, что годы не выветрили из ее памяти образ богатыря, возлюбленного ее юности. Анна подумала, что Ян все-таки жив. Но и Анастасии она верила. На самом деле он пал от мечей греков под Варной, как и предсказала ясновидица.

Думы наплывали сумбурно. Вот уже Анна забеспокоилась оттого, что на Руси опять начались смуты. Великая держава после смерти Ярослава Мудрого начала терять свое былое могущество, благоденствие и дробилась на удельные княжества. Такую Русь Анна не хотела видеть, по-прежнему считала, что в бедности и в смуте все государства одинаковы. Примером для нее служила вчерашняя Франция.

Той порой в Париже короля и королеву ждали новые государственные заботы. Пока они охотились на оленей, в столицу примчал гонец из Бретани. Герцог Бретанский Серваль де Арно слезно умолял короля вмешаться и остановить насилие, какое чинил над ним герцог Нормандии Вильгельм Завоеватель. Едва Генрих переступил порог тронного зала, как к нему привели гонца из Бретани, барона Жана Фурестье.

Опустившись на одно колено, тот взмолился:

— Мой государь, Бретань в отчаянии, и герцог Серваль де Арно просит тебя остановить безумного Вильгельма Завоевателя.

— Что же свершил дерзкий? — спросил король.

— Он требует от Бретани пять тысяч войска, дабы захватить последние земли в Англии. Но с той поры, как ты, сир, и королева Анна призвали нас не враждовать с соседями, наш сюзерен не желает воевать. Он ищет мирной жизни.

— Герцог Серваль де Арно прав и не обязан давать войско Вильгельму, — заявил король. — Он может позвать только волонтеров.

Но Генрих знал, что Вильгельм может вторгнуться в Бретань, как он пытался это сделать, когда собирал войско для борьбы за провинцию Гиен, и силой погнать в свое войско всех, кто способен держать оружие. И тогда возникнет необходимость усмирять Вильгельма. Однако у Генриха не было желания скрещивать оружие с кем-либо из своих сеньоров. И уж тем более с сыном любезного ему в прежние годы герцога Роберта Дьявола. И Генрих был настолько озадачен, что не знал, как поступить. Он призвал на совет каноника-канцлера Стефана и коннетабля герцога Роберта. Однако их советы были противоречивыми. Брат короля Роберт предложил собрать войско и двинуть его в Нормандию.

— Только силой можно остудить пыл Завоевателя, — жестко сказал он.

— Нет, сын мой, силой не остановишь дерзновенного, — заметил Стефан. — Вильгельм способен поднять руку и на короля Франции. А наш король отныне с сеньорами и вассалами не воюет. Да помните, что близится весна и земледельцам нужно готовиться сеять хлеб. Потому будем молить Бога, чтобы он отвел от нас междоусобную, разорительную брань.

Молодой каноник-канцлер Стефан все больше нравился королю. Он истинно радел за благополучие Франции и был разумен в своих суждениях. Генрих согласился с ним:

— Твой совет, святой отец, мне по душе. Но что я скажу посланцу герцога Серваля де Арно? — посетовал король. — Однако и с коннетаблем Робертом я не могу не согласиться. Если заставить Вильгельма отказаться от насилия над Бретанью, нужно идти на него большой силой. Но ни в Бретани, ни в моем домене сегодня такой силы нет. Потому нужно звать многих сеньоров и вассалов или хотя бы графа Рауля де Крепи с войском, чего я тоже не желаю.

И неведомо, нашли бы три мужа верное решение, если бы не королева Анна, коя присутствовала на совете, но пока молчала. Генрих посмотрел на нее и спросил:

— Моя королева, а что скажешь ты, ибо мы в затруднении? — Король не стеснялся показывать свое уважение к умению Анны мыслить по-государственному.

Анна была внимательна к разговору мужчин и думала о том, как остановить насилие Вильгельма. Но то, что пришло ей на ум, могло встретить противодействие. Она же хотела предложить самое простое и безболезненное решение и сказала о том:

— Ежели ты, мой государь, и вы, почтенные мужи, хотите знать мое мнение, то оно, я думаю, приходило и к вам. Надо кому-то ехать в Нормандию и спешно убедить герцога в том, чтобы он не допустил насилия над соседом. Но того мало, скажете вы. Верно, потому надо посоветовать герцогу нанять войско в Дании и Норвегии. И пусть позовет волонтеров во Франции. Сколько бы он ни заплатил воинам, все обернется прибытком.

— То так, потому как войны кому-то выгодны. Но кто поедет в Нормандию? — спросил Генрих.

— Нам с тобой надо ехать, мой государь. Еще примасу церкви и иным иерархам.

— И ты думаешь, моя королева, мы остановим дерзновения герцога? — засомневался король.

— Уповая на помощь Пресвятой Девы Марии, будем надеяться. У каждого христианина милосердие должно быть в крови. Не так ли я говорю, святой отец? — обратилась Анна к Стефану.

— Истинно так, государыня, — ответил Стефан, почему-то не добавив, как было принято Анри д’Итсоном, «дочь моя».

— Я рад, что ты, моя королева, умеешь гасить в наших сердцах воинственный пыл, — напомнил о себе Генрих. — Нам остается позвать гонца, дабы без промедления мчал к Вильгельму и уведомил его о нашем приезде.

— И теперь ты можешь, мой государь, известить о нашем решении герцога Серваля де Арно, — подсказала Анна.

Сборы в дальний путь были недолгими. Вместе с королем и королевой уходили в Нормандию примас католической церкви Геле Бертран, архиепископ Готье, коннетабль герцог Роберт и каноник-канцлер Стефан. Кортеж сопровождали две сотни воинов Анастаса и две сотни французов.

Герцога Вильгельма удалось найти, лишь идя по следу его войска. Он стоял с рыцарями и лучниками на рубеже Бретани и, потеряв терпение, ждал возвращения своего посла от герцога Серваля де Арно. А герцог тянул с ответом на призыв Вильгельма выставить войско против Англии, ждал возвращения барона Жана Фурестье из Парижа.

Было начало марта, погода стояла слякотная, мерзкая. С Ла-Манша дул холодный, пронизывающий ветер, часто принося дождь. Воины Вильгельма роптали и рвались в Бретань, в любой час готовые одолеть порубежную реку и ринуться в селения, силой собирая вилланов и простолюдинов Бретани под знамена герцога Вильгельма.