Мясной Бор

Шашков вздохнул, раскрыл папку и принялся знакомиться с материалами. Документов было немного. Собственно говоря, у недавно сформированного Особого отдела фронта, которому он подчинялся, их вообще не было. Эти сведения передали им ленинградские особисты, они уже с осени прошлого года общались со службой адмирала Канариса. «Что ж, начнем с того, что добыли коллеги, — подумал Шашков, — а потом примемся работать сами».

Так, отметил чекист, в группе армий «Север» отделом 1Ц, войсковой разведкой, руководит подполковник Лизонг, а в 18-й армии — майор Вакербард. Что о них известно? Почти ничего, кроме того, что резиденция майора находится в деревне Лампово, это недалеко от станции Сиверский, где расположен штаб фон Кюхлера, командующего 18-й армией.

Начальник Особого отдела посмотрел на карту. Сиверский расположен в направлении главного удара Волховского фронта. Значит, деревня Лампово… Там расположились армейские разведчики гитлеровцев. Но главная опасность будет исходить не от них. Гораздо больших пакостей надо ждать от абверкоманд и абвергрупп, приданных войскам. В них квалифицированные специалисты, умеющие моментально использовать любую допущенную нами слабинку. Сначала посмотрим, решил Шашков, кто там во главе абверкоманд при группе армий «Север». Шиммель… Подполковник Ганс Шиммель. Возраст — за пятьдесят. Худой, вид болезненный. Шпионский стаж солидный — начал действовать на территории России еще в первую мировую войну. До нападения на Советский Союз руководил разведшколой неподалеку от Кенигсберга. Сейчас возглавляет абверкоманду 104. Это разведка…

С Шиммелем более или менее ясно. А диверсионной работой в зоне группы армий «Север» руководит начальник абверкоманды 204 полковник фон Эшвингер. Фон Эшвингер… Хлопот нам доставит немало этот фон. Находится его контора в Пскове.

Теперь посмотрим, что у них по третьему отделу. Контрразведка. Абверкоманда 304, майор Клямрот, заместитель у него Мюллер. Мюллер… Хорошая фамилия для контрразведчика, незаметная. Известно, что подчиненная Клямроту абвергруппа 312 находится в Гатчине. Одним из ее сотрудников является обер-лейтенант Розе. Сведения добыты из протокола допроса разоблаченного агента, которого вербовал этот самый Розе. Впрочем, это ничего не значит. Обер-лейтенант во время вербовки мог выдумать себе псевдоним. Хотя в общем-то подобное не в практике официальных контрразведчиков, им нет нужды скрывать подлинное имя. Это сведения по абверу. А что им обещает гехаймфельдполицай — тайная полевая полиция, это фронтовое гестапо?

Но полностью познакомиться с непосредственными противниками начальнику отдела не дали. В дверь резко постучали, она отворилась, и в комнате появился генерал-лейтенант Соколов.

— Не помешал? — спросил он Александра Георгиевича. — Да ты сиди, сиди. Чего вскочил? Я уже больше не командарм, нечего передо мной тянуться.

— Старший по званию, — улыбнулся Шашков. — И должности.

— Не говори… Были когда-то и мы рысаками. Вот проститься с тобой пришел, Александр Георгиевич. Завтра улетаю. Отзывают в Москву. Вы, значит, в наступление, немцев-супостатов бить, а меня по одному месту мешалкой. Справедливо разве?

Начальник Особого отдела пожал плечами. Что он мог ответить бывшему командарму, с которым прослужил во 2-й ударной, тогда она еще была 26-й резервной армией, около двух месяцев? Посочувствовать разве…

— И чего он на меня взъелся? — спросил Соколов. — Чем я хуже других? В гражданскую воевал — ценили, контрреволюцию в мирное время классовых обострений ликвидировал — был на хорошем счету. А теперь?.. Направить в распоряжение Ставки! Нет, он просто-напросто не любит нашего брата, этот Мерецков, зуб у него на НКВД. Как твое мнение, Шашков?

— Видите ли, товарищ генерал-лейтенант…

— Да ты меня не величай! Давай по-простому, я ведь к тебе как чекист к чекисту пришел.

Генерал-лейтенант Соколов был раньше заместителем наркома внутренних дел, и Шашков знал его до войны. Человеком тот был энергичным, чекистское дело знал, идеи и предложения сыпались из него как из рога изобилия, но что касается военного дела, то здесь генерал остался на уровне командира эскадрона, которым он командовал в гражданскую войну. Соколов не понимал, не в состоянии был постичь современные методы ведения войны; оперативные задачи, стоящие перед армией, были для него тайной за семью печатями. Но твердо верил, что в решительную минуту возникнет перед войском на белом коне и поведет армию в атаку. Суворов и Чапаев — с них брал пример генерал Соколов и считал, что достаточно подражать этим полководцам, и дело пойдет.

Однажды Соколов отдал приказ по армии, превративший его автора в сомнительную знаменитость. Приказ гласил:

«1. Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный шаг — аршин, им и ходить. Ускоренный — полтора, так и нажимать.

2. С едой неладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На войне порядок такой: завтрак — затемно, перед рассветом, а обед — затемно, вечером. Днем удастся хлеба или сухарь с чаем пожевать — хорошо, а нет — и на этом спасибо, благо день не особенно длинен.

3. Запомнить всем — и начальникам, и рядовым, и старым, и молодым, что колоннами больше роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода — ночь, вот тогда и маршируй.

4. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцами и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом!»

Однажды Шашков застал сотрудников, когда они переписывали этот приказ себе на память и коллегам из соседней армии на потеху. Что он мог теперь сказать человеку, который никак не хотел понять, что жизнь умчалась вперед, оставив его на захолустном полустанке?..

— Григорий Григорьевич, — начал Шашков, — дело впереди серьезное и ответственность у Мерецкова огромная. Идем выручать ленинградцев. А подготовились плохо. Это вы лучше меня знаете. Главное же — немцам известно о наших намерениях.

— А ты куда смотрел, особист? Допустил, значит, утечку?

— Нашей вины здесь нет, товарищ генерал. Они узнали о Волховском фронте уже спустя десять дней после решения Ставки. И сейчас спешно готовятся отразить наши атаки. Только наступать мы все равно будем!

— Без меня, — угрюмо проговорил Соколов. — А ты не виляй, Шашков. Прямо скажи: правильно меня сняли?

— Вам бы трудно пришлось, товарищ генерал. Все эти годы, после гражданской, вы были на другой работе.

— А Клыков? — спросил бывший командарм. — Он что, лучше?

— Генерал-лейтенант Клыков командовал Пятьдесят второй армией. Она уже несколько месяцев воюет на волховском направлении.

— Понял тебя, Шашков, — сказал Соколов. — Поддерживаешь, значит, Мерецкова. Ну-ну… А я все-таки считаю, что комфронта меня съел потому, как я из НКВД. И поставил успех выполнения приказа Ставки под угрозу. Где это видано, чтобы за два-три дня до наступательной операции меняли командарма? На тебя не обижаюсь, ты при своем деле, опять же остаешься в армии. Будешь с Клыковым служить. Но в Москве расскажу. Пусть прикинут, почему командующий фронтом нашего брата не любит.

— Но этот вопрос согласован с самим Верховным, — осторожно напомнил Шашков. Ему хотелось сдержать энергию Соколова, которую тот мог направить в нежелательную сторону.

— Ну и что? — запальчиво сказал генерал-лейтенант. — И на солнце бывают пятна…

Тут бывший командарм осекся и испуганно посмотрел на Шашкова, словно спрашивая начальника Особого отдела: что же такое я сейчас брякнул? Александр Георгиевич усмехнулся. Соколов растерянно посмотрел на него.

— Ты… это самое, — вдруг заговорил, запинаясь, бывший командарм. — Я вовсе другое хотел сказать… Ну, значит, доложили Верховному не так. Или там еще что… Понимаешь? — Генерал Соколов заторопился и стал суетливо совать Шашкову руку: — Значит, до свиданья, дорогой Александр Георгиевич. Авось и послужим еще вместе где-нибудь. Поговорили по душам — и ладно. И это самое… Не распространяйся, значит, про мои обиды. Все решено правильно. Отозвали меня, — значит, в другом месте нужен.