Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга вторая

Нежные, любящие, но все же чужие руки прикасались к беспомощному телу. Кормили его, мыли, переодевали, меняли простыни.

Это было невыносимо, но он не роптал. Знал, что конец близок и терпеливо ждал. Он не хотел умереть ночью, не желал, чтобы смерть забрала его, как тать, под покровом тьмы.

Умер он в три часа дня. Шел сильный дождь, и потоки воды неслись к морю по ступенькам узких яффских улиц. И Батя подумала, что это они унесли душу его…

КОРОЛЬ НА НАРАХ

Королевство Герцля Авитана — преступный мир. Никто не оспаривает его королевских прав. Четырнадцать лет заключения с короткими просветами двух дерзких побегов лишь подняли авторитет короля, ни в чем не умалив прерогатив его самодержавной власти. Авитан правил своим королевством из тюремной камеры в 12-м спецотделении тюрьмы Аялон в Рамле. Никого так не охраняли, как короля, что не помешало ему совершить побеги, потрясшие израильскую пенитенциарную систему.

Три убийства на его совести. Причастность к двум из них он отрицал, а третье считал следствием фатально сложившихся обстоятельств. «Я знаю цену человеческой жизни и не подниму руку на ближнего своего без крайней необходимости», — сказал как-то Авитан.

Его сила не в жестокости. И в тюрьме, и на воле достаточно людей, слепо ему преданных. Любой преступник знает, что рано или поздно он попадет в тюрьму и окажется во власти короля. Поэтому каждый приказ Авитана, переданный на волю, выполняется. Одного его слова достаточно, чтобы обнажились ножи и загремели выстрелы.

Когда иракские «Скады» обрушились на Израиль, авторитет Авитана прекратил мародерство. Авитан позвонил из тюрьмы в редакцию газеты и предупредил «крысятников», бросившихся грабить разрушенные «Спадами» дома, что осудил их на смерть. «Крысятники» тут же исчезли…

Это был эффектный жест, прибавивший королю популярности. Но ведь и «крысятники» принадлежат к миру, из которого вышел король. И требуется изрядное усилие воображения, чтобы сравнить Авитана с бабелевским королем, изворотливым и веселым хозяином декоративно-красочной Молдаванки. Беня Крик — опоэтизированная легенда, а Герцль Авитан со всем его бандитским шиком — всего лишь порождение мира, в котором любовь к ближнему выражена в формулировке: «Умри ты сегодня, а я завтра». Блатари всюду одинаковы, ибо их порождает мир, в котором действуют законы крысиного царства, а подлая жестокость причудливо сочетается с сопливой сентиментальностью.

И Авитан, как бы себя ни оправдывал, стрелял, не задумываясь, когда человеческая жизнь стояла между ним и добычей. Волк разбойничает, пока не настигают, не вгрызаются в бока. Не случайно королевский свой авторитет приобрел он после того, как применил гранаты при ограблении банка. Ну, а став королем, Герцль вынужден был создавать легенду о себе, следуя правилам игры, которую не мог прекратить. В преступном мире вместе с титулом получают и роль.

Осознав это, Герцль удивился: «Да кто же режиссер этого спектакля?»

Действительно, кто?

Квартал бедноты на окраине Тель-Авива. Чахлая зелень не может оживить серого однообразия бетонных коробок, сгрудившихся, как овцы на скудной земле. Неве-Шарет…

По здешним меркам, семья Авитанов — одна из преуспевающих. Отцу Шимону некогда заниматься глупостями. У него две жены, Алия и Марсель, и двенадцать детей.

Мать Авитана, Марсель, считала сына воплощением всяческих добродетелей и так и не поняла, почему государство сочло необходимым изолировать его от общества.

Шимон Авитан, владелец мясной лавки, насквозь пропитался сладковато-сырым запахом освежеванных туш. Его душа ни в чем не нуждалась для ощущения полноты жизни.

Герцль, ребенок послушный и любящий, почему-то возненавидел школу и с семи лет предпочел получать образование на улице. В драках терял контроль над собой и пускал в ход все, что попадалось под руку. Даже взрослые предпочитали с ним не связываться.

Красть начал с десяти лет. По мелочам, из азарта. До будущего королевства было, как до звезд.

Будущая подруга короля Орит Арбив жила в соседнем квартале с отцом-шофером, матерью — домашней хозяйкой и тремя братьями. Крикливая эта семья размещалась в двухкомнатной квартире.

Орит было три года, когда потребовалось удалить ей глаз, чтобы спасти жизнь. Вместо живого глаза вставили стеклянный. Разные глаза, горячий живой, и мертвый, с холодным изумрудным блеском, придавали дикое очарование ее лицу.

Как и ее будущий избранник, школу бросила. Полгода проработала кассиршей. Потом — надоело. С тех пор не работала ни дня.

Уличная шушера относилась к ней почтительно. Все знали, что стоит Орит вывести из себя, — и она превратится в дикую кошку. Зато ее преданность тем, кого любила, доходила до исступления.

Однажды ей позвонил младший брат:

— Орит, — сказал он, — меня только что побили. Какой-то маньяк и его красотка. Попросили закурить, а у меня не было… Сейчас они едут в Неве-Шарет.

Орит шваркнула трубку и, захватив железную палку, помчалась на конечную остановку. Какая-то парочка вышла из почти пустого автобуса.

— Вы били? — не дожидаясь ответа, шарахнула красотку палкой. Длинные ногти провели по лицу обидчицы четыре глубоких борозды. Парень попытался схватить Орит за руку, но палка обрушилась на его голову.

Мстительница напоминала Валькирию. Разметались черные волосы. Отрешенным блеском светился один глаз, зато во втором полыхала неутоленная ненависть.

Одна из роскошных вилл соседней Цахалы принадлежала доктору Александру Вольфу. Сын Ури был его единственной привязанностью и источником постоянных терзаний.

Ури Вольф отличался ангельским личиком, многих вводившим в заблуждение, и непостоянством характера. Воровал с детства ради спортивного интереса. Его сверстники учились, а он разъезжал в такси и сорил деньгами в злачных местах.

Герцль и Ури дружили с пятнадцати лет. Угоняли и продавали машины. Работали по мелочам и по мелочам на месяц-другой садились. После мобилизации в армию Ури ограбил армейский магазин. Отец, примчавшийся в военную тюрьму, дал сыну пощечину. Ури улыбнулся мертвой, равнодушной улыбкой. Его признали психом и демобилизовали.

Не прижился в армии и Герцль. Угнал и разбил военный грузовик. Списали и его.

Друзьям было по двадцать, когда они пошли на первое крупное дело. Ограбили киоск спортлото в Неве-Шарете.

Ури отсидел пять лет. Герцль — четыре года. На одном из допросов Герцля ждал сюрприз. Следователь сказал с нехорошей улыбкой:

— Ты вот своего дружка выгораживаешь, а он вызвался быть государственным свидетелем. Хотел тебя утопить, лишь бы не сесть самому. Но нам это не нужно. Оба сядете.

— Покажи протокол, — тихо попросил Герцль. Следователь пожал плечами и протянул папку. Сомнений быть не могло. Ури предал.

«Я никому об этом не рассказывал, — вспоминает Герцль. — Если бы в нашем мире узнали, что Ури хотел стать государственным свидетелем, его бы замочили. Все-таки он был моим лучшим товарищем. Я решил закрыть этот счет по-своему».

Ури познакомился с Орит, получив, благодаря отцовскому влиянию, короткий отпуск. Элегантный вор с легкостью покорил сердце пятнадцатилетней девочки. Потом Ури вернулся в свою камеру, а Орит ежедневно писала ему по три письма.

Когда Герцль освободился. Ури оставалось сидеть еще 10 месяцев. Вначале планы Герцля не шли дальше того, чтобы переспать с подругой товарища и тем самым отомстить ему. Орит он не видел лет пять и смутно помнил ее маленькой девочкой.

Герцлю понадобилось все его обаяние, чтобы занять место Ури в ее сердце. И в первую же их ночь Орит под диктовку Герцля написала Ури письмо о том, что произошло.

В холодном бешенстве Ури рвал в камере ее письма. Их к тому времени было уже около тысячи.

Освободившись, Ури прикатил в Неве-Шарет на подаренной отцом новенькой «Субару». Увидев Орит с подругой, остановил машину и пошел навстречу. Орит побледнела, но не свернула с дороги.