Кровь боярина Кучки

Род про себя отметил, что, провожая в Новгород, Букал от оружия его не заговаривал, только от беды. Теперь же будто на поле брани отправлял. И впервые холодно в груди стало, как у Аники-воина перед битвой с полчищами врагов.

Уже у самого подберезья Род обернулся. Хотя в голове держал мысль о скором возврате, сердце толкнуло бросить прощальный взгляд на Букалово новцо… Оно было пустым. Конечно, старик после заговора по своему обыкновению удалился мыть руки.

ДВОЕПУПИЕ.

1

О близости Красных сел свидетельствовало количество судов на реке. Оно резко возросло, когда лес на левом берегу исчез и остался лишь по правую руку, а слева потянулись бесконечные пойменные луга. Роду приходилось творить чудеса изворотливости, чтобы его скорлупочный каюк не попал под высокие борта парусной лойвы или спускавшихся вниз по течению длинных дощаников, гружёных насадов, коломенок, стругов.

А вот и справа вместо леса курные избы спрятались за глухими тынами, поднялись терема с высокими закоморами [36], по дощатому настилу мужики катят берегом смоляные бочки, ведут в поводу ломовых коней с тяжкими возами, а вон и обрисованный Букалом Боровицкий холм обрывами спускается к реке. Острый конец вдаётся в неё многолюдным лабазным подолом и дубовым причалом. Над тесовыми и соломенными хребтами изб вознёс руку к небу бревенчатый христианский храм. А на Боровицком холме виднеется колокольня повыше. В Господине Великом Новгороде у волховского причала судов поболе, храмины повеличественнее. Однако и здешняя суета, как в потревоженном муравейнике, тоже полонит очи.

Род причалил к берегу, не доходя пристани. Нашёл местечко посвободней и потише и мёртвым узлом привязал свой каюк к прибрежной свае.

Выйдя на бережной настил, огляделся: куда направить стопы? В Сущёве травницу Офимку искать не след: по сведениям Букал а, она бежала оттуда после убийства семьи Гюряты да и не одно место переменила с тех пор.

И ещё важного не придумал Род: на кого оставить каюк? Не днём, так ночью уведут. Тут нужна надёжная сторожа. К кому обратиться? Сколько возьмут? А у него зашита в платье всего гривна кун [37]. Хотя по новгородским ценам жеребца купить можно, а по здешним-то много ли?

- Впервой в наших палестинах? - прозвучал за спиной приятный мужской голос.

Род, оборотясь, увидел ничем особым не примечательного мужичка средних лет, одетого прилично, но просто. Скорее всего, торговец, не хозяин, а приказчик.

- Откуда же ты, такой симпатичный вьюнош?

- Издалека, - уклончиво сказал Род.

- Ну, видно, в твоём далёке подобного многолюдья не водится. А здесь чем не Вавилон? Вот тебя и ошеломило. И то сказать: гостей со всех волостей! Хвалынским морем везут товары персияне, аравийцы, даже индусы, Чермным морем - гречники [38]. Что с Волги попадает в нашу реку Мосткву…

- На Рязанщине её по-старому - Смородиной называют, - вставил Род.

- А у нас по-новому - Мостква! Гляди, мостков сколько! Малых и больших, постоянных и временных, - широко повёл рукой словоохотливый незнакомец. - Так вот от нас посуху, реками да Варяжским морем доходит товар до острова Готланда, до города Висби, там у наших свой храм и своя торговля.

- У наших, то есть у новгородцев? - прищурился Род.

Любитель прихвастнуть понимающе подмигнул.

- А ты, видать, бывалец!

- В Новгороде бывал, - сказал Род.

- Ну и здесь побывай, - гостеприимно распахнул руки незнакомец, будто все окрестности принадлежали ему.

Роду эта мешкотная болтовня стала в тягость. Он уж подумывал, как бы откланяться да идти своею дорогой, хотя дороги-то своей ещё и не знал. Не попытать ли всезнающего красносельца о здешних травницах да былицах-кудесницах? Решая, довериться ему или нет, он бросил взгляд на реку, и кровь прилила к груди.

- Каюк! - отчаянно возопил Род.

- Кому каюк? - спросил незнакомец.

- Мой каюк увели! Вон уже на середине реки… Это же мой каюк!

- Ах, паскуды! - искренне возмутился незнакомец. - Добро твоё там осталось?

Мужественный Род чуть не плакал от презрения к себе за нечаянное ротозейство.

- Да разве бы добро я оставил?

- А где же твоё добро?

- Что порт - все на мне, что кун - все в калите, - простосердечно признался Род.

- Ну тогда не беда, - успокоил знаток реки Мостквы, - Купишь новый каюк, отдашь гривну кун.

- У меня всего гривна кун, - опять-таки чистосердечно признался Род.

- В таком разе дозволь угостить тебя, - предложил незнакомец, - Вот сейчас поднимемся по улице Великой на площадь, там в харчевом ряду харчевни вдверяд стоят.

- Как звать-то тебя? - с отчаянья доверился ему Род.

- Я Дружинка Ильин, прозвищем Кисляк. А ты?

- Я Родислав Гюрятич, - Род впервые назвал своё непривычное истинное отчество с гордостью. Возможно, он был бы поосторожнее, ведь историю гибели Гюряты Роговича здесь многие могли знать. Да все мысли Рода занимала сейчас река, по которой зверобородый дневной тать угонял его каюк незнамо куда.

- О, Родислав Гюрятич! - восхищался между тем Дружинка Кисляк, - Весьма знатное имя! Полтора десятка лет тому, как правил у нас половиною Красных сел боярин Гюрята Рогович. Уж не родич ли твой?

- Отец! - не раздумывая, похвалился Род, все ещё скорбя об угнанном судне. Исчезновение каюка представлялось ему утерей единственной нити, связующей с Букаловым новцом. Людской мир - не лесной: гляди в оба! Однако, неприятности неприятностями, а следующие слова Дружинки заставили насторожиться.

- Вся семья Гюряты подверглась избою, - вслух размышлял Кисляк. - Стало быть, не вся? Каким же чудом ты спасся?

- Мал был. Не ведаю, - неохотно отозвался Род, все ещё переживая неудачу в свой первый день в Красных сёлах.

Они поднимались пыльной немощёной улицей. Её назвали Великой, видимо, не за длину, а за ширину. Площадь слышалась уже близко. За распахнутыми воротами во дворе мужики чинили телегу. Молодайки несли на коромыслах глиняные кувшины с водой и деревянные ведра.

Как-то странно Дружинка смотрел на Рода. Принял за самозванца? А, его дело. Много ли он знает о Гюряте Роговиче?

- Похож! - снова восхитился Кисляк. - Вот и усомнись, что сын!.. Нет, похож!

- Значит, ты лицезрел моего батюшку? - не поверил Род.

- Как тебя сейчас, - осклабился Дружинка.

- Кто его убил? Ночные тати? Крадёжники? - стал напрямую допрашивать Род. Этот с неба свалившийся первый встречный полюбился ему: ведь он знал отца!

- Тати? - усмехнулся Дружинка. - Разговоры были, что тати. Да разве шайка крадёжников взяла бы такой оплот, как боярская усадьба в Сущёве? Тут целый отряд нагрянул. Поговаривают: не княжеских ли кметей рук дело? Как не поверить? Меж князем Гюргием и боярином Гюрятой было немирье.

- А что ты ещё знаешь? - затаил дыхание Род.

На площади дымились костры, скворчали жаровни, котлы источали пар, желтели дубовыми боками в плетёных обручах куфы [39], откуда длинными резными черпаками извлекалась тягучая патока.

- Патока с имбирём! Кружку просим, семь берём!..

Рядом продавец блинов поливал горячий круг маслом из глиняной бутыли и тонким слоем распределял по нему опару.

- Лей, кубышка! Поливай, кубышка! Не жалей хозяйского добришка!..

Дружинку прежде всего потянуло к квасному ряду. Он жадно опорожнил полжбана и сладостно перевёл дух.

- Любишь квасок! - отметил Род.

- Ох, люблю! И житный, и медвяный, и яблочный, и яшный. Пил бы, да живота мало. И сладкий, и чёрствый… - Дружинка махнул рукой и кинул ещё две векши на мокрый прилавок. - Не зря Кисляком прозвали, - признался он, снова выпив и решительно отойдя. - Как стал я квасом почаще рот полоскать и ежесубботне грудь попаривать - поверишь ли? - дышу гораздо свободнее.