Зарево над Волгой

— Что ты делаешь? — закричал Байбаков, не слыша своего голоса от рева мотора. — Поднимайся! Немцы!..

— Нет! — Пилот обернулся, покачал головой. — Это наши!

Но Байбаков прекрасно видел в бинокль белые кресты на боковинах танкеток. Он выхватил наган и приставил его к затылку летчика.

— Ах, мать честная! — закричал Байбаков во весь голос. — Если сядешь — застрелю!

Пилот струсил и, набрав высоту, взял курс на Краснодар.

— Что же ты делал, сукин сын? — спросил летчика Байбаков, едва самолет приземлился на аэродроме.

— Моя жена и дочь в Армавире, — признался летчик.

Его хотели тут же расстрелять, но вмешался заместитель наркома Байбаков, и пилота отправили на фронт, в штрафной батальон.

Добавим, что на промыслах Кранодарского края специалисты-нефтяники разработали такую технологию ликвидации нефтяных скважин, которая полностью себя оправдала. Почти полгода немецкой оккупации Кубани гитлеровцы не смогли восстановить ни одной скважины! Когда заместитель Председателя СНК СССР Анастас Микоян сообщил об этом Сталину сразу после изгнания немецко-фашистских захватчиков с Северного Кавказа весной 1943 года, верховный усмехнулся.

— А кто инструктировал товарища Байбакова? — спросил он.

— Ты, Иосиф, — улыбнулся Микоян. — Правда, и я приложил руку к этому. Самую малость…

Немцы как ошалелые рвались к Сталинграду. 17 июля они атаковали передовые позиции войск 62-й и 64-й армий. Всю неделю шли ожесточенные бои на рубеже рек Чир и Цимла, но задержать продвижение вражеских войск не удалось. Теперь нашему командованию стал до мелочей ясен замысел врага. Для захвата Сталинграда вермахт создал две ударные группировки из состава 6-й армии генерала танковых войск Паулюса: Северную из 14-го танкового и 8-го армейского корпусов, чье наступление велось из района Головский вдоль правого берега Дона в направлении на Верхне-Бузиновку и Мало-Набатовский с целью взятия города Калач; Южную, в которую вошли 51-й армейский и 24-й танковый корпуса. Двигаясь из района Обливской и Верхне-Алексеевской, немцы наметили смять нашу оборону южнее Суровикина и через Старо-Максимовскую выйти к Калачу с юга. К наступлению на Сталинград немцы подготовили и третью группировку — две пехотные дивизии, одну танковую из 4-й танковой армии и четыре румынские пехотные дивизии. У них была задача форсировать Дон и, захватив небольшой плацдарм, ринуться на город с юга и запада вдоль железной дороги Котельниково — Сталинград…

Глядя на оперативную карту, заместителю командующего войсками 64-й армии генералу Чуйкову было о чем поразмыслить. Невольно он подумал, что если после временного затишья немцы вновь начнут атаку и нанесут удар по позициям двух армий — 62-й и 64-й, бойцам и командирам придется туго. Кольнула мысль: у врага втрое больше сил и наши войска вряд ли устоят.

«Надо бы переговорить с генералом Колпакчи, что он мозгует на этот счет», — решил Чуйков. Штаб 62-й армии находился на левом берегу Дона, в хуторе Камыши, и связь с ним была устойчивой. На другом конце провода Чуйкову ответил дивизионный комиссар Гуров.

— Кузьма Акимович, говорит замкомандарма 64-й. Где там твой шеф?

— Рядом, Василий Иванович, передаю ему трубку.

— Привет, сосед! — звонко отозвался Колпакчи. — Что тебя волнует?

— Ты, наверное, готов снова принять бой, а вот я колдую, — весело ответил Чуйков. — Понимаешь, оборону мы с тобой готовили второпях, и я боюсь, как бы мои ребята не подкачали. Что скажешь, коллега?

— А ты полагаешь, что я тут песни пою? — послышался задорный смех командарма в телефонной трубке. — Не знаю, за что хвататься. Только что вернулся с передовой. Бойцы и командиры настроены сражаться решительно и дерзко. Но ты же понимаешь, что этого для полного успеха недостаточно. У нас с тобой, Василий Иванович, крайне мало танков — вот в чем беда. На вражеский танк с автоматом или винтовкой не пойдешь. Толка никакого, разве что кровь свою выпустишь. А поразить фрица бутылкой с горючкой, чтобы факелом вспыхнул танк, не каждый боец сможет. А задача у нас с тобой, Чуйков, одна: не дать врагу форсировать реку, чтобы он кратчайшим путем не ворвался в Сталинград! Кстати, где твой командарм? Мне надо с ним кое-что обговорить.

— Генерал Гордов по вызову Ставки улетел в Москву, а когда вернется, не знаю, Владимир Яковлевич. Потому-то и собрался съездить к вам на переговоры. Мы же соседи, наши боевые позиции рядом.

— Приезжай, Василий Иванович, — радостно отозвалась трубка.

Чуйков, однако, убыть в штаб 62-й армии не успел — из Москвы вернулся генерал Гордов. Он торопко вошел в штаб, бросил на край стола свою фуражку, налил из бачка кружку холодной воды и залпом выпил. Отдышался легко и весело, вскинул глаза на Чуйкова:

— Можешь меня поздравить, Василий Иванович! — Широкоскулое лицо Гордова расплылось в улыбке. — Ставка назначила меня командующим Сталинградским фронтом, — натужно выдохнул он и тяжело оперся на спинку стула. — Понимаешь, волнуюсь я… Теперь под моим началом будет не одна армия, а несколько. Может, и голова кругом пойти.

— А можно и потерять голову, — поддакнул Чуйков. — Тут палка о двух концах. До вас фронтом лишь две недели командовал маршал Тимошенко — вот и получается, что голову потерял, за что, видно, Ставка его освободила.

Гордов усмехнулся.

— Мне неведомо, почему Семена Константиновича заменили мною, — промолвил комфронт. — Я об этом не спрашивал. А вот о том, что все свои силы отдам фронту, товарища Сталина я заверил, когда он со мной беседовал. Тут уж, сам понимаешь, не ударить бы в грязь лицом! Ты-то мне, Василий Иванович, будешь помогать? У тебя опыта боевого дай бог, тебя фронтовая жизнь не сломает… — Гордов какое-то время помолчал, словно о чем-то размышлял. — А если говорить о маршале Тимошенко, то, видимо, верховный не простил ему поражение под Харьковом…

Уезжал в штаб фронта Гордов утром, когда над степью сияло темно-голубое небо без единой тучки, а солнце уже припекало живительными лучами. Перед тем как сесть в «газик», он простился с работниками штаба армии. Сдав дела Чуйкову, тепло пожал ему руку.

— Хочу видеть тебя героем на фронте! — весело произнес Гордов, закуривая. — Наши пути-дороги, Василий Иванович, еще не раз пересекутся!

— Дай-то бог, — холодно отозвался Чуйков. — Скажите, а кто теперь возглавит 64-ю армию?

— Я не в курсе, Василий Иванович, это решат в Генштабе. — Гордов загасил папиросу. — Наверное, тебя и назначат. Ты хорошо знаешь войска, и люди тебя понимают. Так что не переживайте, коллега, ваша кандидатура вполне приемлема! — уже официально закончил он.

— А что мне переживать? — В груди у Чуйкова потяжелело, он посуровел лицом. — У меня, как вы, должно быть, убедились, нет карьеристских замашек. В своих помыслах я прям, как та береза…

— Скромность — это хорошо, — парировал Гордов. — Но росту крыльев она помеха… Мне всегда хочется иметь больше, чем то, что дают.

— Мне легче дышится, когда я обхожусь тем, что имею, — не смолчал Чуйков.

Генерал Гордов, приняв дела фронта, с головой окунулся в работу. Еще некоторое время назад он и не предполагал, что немцы начнут широкомасштабное наступление, дерзко и большими силами атакуют нашу оборону, и теперь мучительно размышлял над оперативной картой, где и какие позиции надо укрепить. Наконец он резко вскинулся и посмотрел на сидевшего рядом начальника штаба генерала Никишева.

— Скажу тебе, коллега, меня настораживает замысел немцев, — обронил он угрюмо и, как показалось начальнику штаба, с опаской. — Они хотят отвлекающими ударами по флангам наших войск в большой излучине Дона окружить их, выйти в район Калача и с ходу прорваться в Сталинград. Вот, взгляни на карту.

— Хитер замысел, ничего не скажешь, — выпрямился генерал Никишев, шаря по карте своим острым взглядом. — За кого они нас принимают?

— За слабаков, разумеется, — горько вздохнул Гордов. — Ты же слышал, что говорил пленный немецкий офицер, когда я допрашивал его? «У нас, — сказал он, — приказ фюрера взять город, а если вы станете сопротивляться, сотрем с лица земли!» Потому и прут напролом, не считаясь с большими потерями. Понимаешь, душа у меня не на месте: как бы они не сломали нашу оборону.